сильными ладонями, не позволяя упасть. Его язык и губы выписывают символы бесконечности на моей трепещущей плоти, и становится трудно дышать. Я почти задыхаюсь, бессвязно шепчу, чувствуя, как слезы катятся по щекам, — их не смогла удержать черная повязка. Несколько капель срываются вниз, и мой искуситель останавливается.
— Милана, — его тембр — рык изголодавшегося зверя. Он выпрямляется, проводит по моей скуле теплыми пальцами, снимая слезы. В моем имени уже немой вопрос, но за меня отвечает тело — я подаюсь навстречу, не желая терять его близости. Какой ответ еще нужен?
Его губы снимают соленые капли моей капитуляции, и я теряю голову. Просто лечу. Уже не понимаю — подхватывает ли Кир меня на руки, или это результат моего измененного состояния. Одна его близость — наркотик. Настолько мощный, что уже знакомые спирали затягивают меня в портал эйфории.
Наверное, мне нужна самая малость — хватка его рук на своих запястьях. Одержимый поцелуй, причиняющий легкую боль. То, чего так долго не хватало. Накрывает сразу, распыляя на атомы, подхватывая водами неведомой реки…
Звуки тают. В этой вселенной они лишние. Стук сердца и ритм сорвавшегося дыхания здесь воплощены в ярких красках, во вспышках тепла по телу. Я даже не осознаю, что во внешнем мире что-то происходит. Что Берг продолжает одержимо целовать, накрывает своим горячим обнаженным телом, заковывая в клетку своей воли и порочного желания.
Когда я возвращаюсь, в глаза бьет яркий свет. Свет, которого, на самом деле, недостаточно — рассеянный, приглушенный, но я сразу жмурюсь, инстинктивно закрывая глаза ладонью. Не сразу понимаю, что повязки больше нет.
— Тише, — его губы касаются моего виска. — Хозяин рядом.
Мне холодно. Закрываю глаза, обхватываю его обнаженные плечи, прячу лицо на груди. Я не знаю, что это было — то, что со мной произошло. Как долго я летала на запредельной высоте, растворяясь в чем-то таким знакомом и до одури желанном.
— Я пообещал себе, — шепчет Кирилл в мои губы, — пообещал, что унесу тебя к звездам. Ради этого стоило выжить.
— Звучит как прием пикаперов, — выдыхаю я.
— Может быть. Но тогда, когда смерть смотрела мне в глаза — и это не метафора — я запретил ей приближаться. Я сказал, что не имею права уходить сейчас, не увидев тебя снова и не дав тебе возможности посмотреть мне в глаза.
— Что с тобой случилось? — я понимаю, что он не врет, и от тревоги по спине проходит холодок.
— Сначала тебе нужен сахар и теплые объятия.
Он возвращается спустя десять минут с чашкой горячего шоколада и конфетами.
— Тебе не следует оставаться наедине с собой ближайшее время. У этого состояния бывает и обратный эффект. Моя задача его не допустить. Я не хочу тебя больше расстраивать, никогда.
— Ты останешься со мной?
— Я могу позволить себе выходной. Сейчас, когда обрел то, что едва не потерял.
Шоколад обжигает губы, но я пью жадно, восстанавливая утраченные силы. У меня много вопросов. А Кирилл как будто читает мои мысли. Хотя, после того, что между нами произошло, наверное, так и есть. Мы стали одним целым.
— Я всегда рисковал, не задумываясь о последствиях. С самого рождения. Только в этот раз фортуна решила испытать нас всех на прочность. Именно тогда, когда я мчался к тебе, чтобы расставить все точки по местам. Чтобы развязать тебе глаза, сказать о том, что я к тебе чувствую и услышать твой ответ. Я сейчас понимаю, что мог отложить этот полет, поручить миссию кому-то из заместителей — просто внутри всегда была установка, что никто лучше меня этого не сделает. Она едва не стоила мне жизни. Это было сущим безумием — лететь при красном сигнале опасности сквозь снежную бурю. Это безумие стоило жизни пилоту. Оно должно было стать и для меня роковым.
— Подожди, — некстати вспоминаю, что на отдыхе в Барселоне Лариса показывала мне публикацию в одном из интернет-изданий. — О черт. Это был ты… крушение вертолета, но я думала, вас спасли…
— Так и было, но для пилота было слишком поздно. Он спас мне жизнь, когда посадил геликоптер. Ты знаешь, что волки умеют читать мысли?
— Волки?
Испуганно охаю, проливая шоколад.
— Все обошлось. Я сейчас сам не могу поверить в то, что это было на самом деле. Что они отступили. Когда я просто сказал, что не могу уйти сейчас, не увидев тебя перед смертью… Когда едва не замерз, но меня как будто согревал твой взгляд, даже на расстоянии. Ты чувствовала?
Мне хочется соврать во благо. Закусываю губу. Только слез не хватало сейчас.
— Прости, но нет. В тот момент, наверное, у меня были совсем другие чувства. Когда я подумала, что ты вернулся. Бежала сообщить тебе, что хочу остаться и принять все твои правила, потому что у меня тоже появились чувства. И когда сорвала повязку и увидела там ее.
Вот, я это сказала. Вернулась туда, куда не следовало бы. Самодовольная улыбка Шанталь кажется такой реалистичной, что я близка к безумию. Например, выплеснуть остатки шоколада в лицо Кирилла.
Полет завершился, клеммы разомкнулись. Внутри пустота и злость. Я нырнула в омут страсти, забыв обо всем. Это капитуляция? После того удара?
— Наши отношения с Шанталь закончились задолго до того, как я решил, что хочу быть с тобой.
— Почему я знала, что ты скажешь именно это?
— Потому что так и есть.
— Знаешь, она была более убедительна. И кстати, неплохая баба. Хоть и стерва, но тебе с ней будет хорошо. Вы с одной орбиты. Я же только для того появилась, чтобы унять твой голод? Дать то, что не могла дать она?
Сабдроп тоже имеет разные лики. Интернет просветил меня на предмет всех этих ощущений. Погружаться в теорию я не стала — было больно вспоминать то, что, как я полагала, навсегда теперь утратила. Но ярость сейчас была вполне обоснованной. Утоленная страсть выпустила ее на свободу.
— Все не так, Милана. Я никогда не врал тебе и не хочу.
— Интересное заявление — особенно в разрезе того, как состоялось наше первое знакомство. Завязанные глаза, никаких имен и вопросов.
Я говорю и не могу остановиться… но мне не хочется сейчас этого. Я хочу просто насладиться счастьем, что все встало на свои места, и счастье уже рядом, стучится в мои двери. Почему я с остервенением закрываю их на все замки?
— Это шок. — Кирилл прижимает меня к себе, ломая сопротивление. — Слишком мало времени. Все очень сумбурно. Я докажу тебе, что не соврал. Что все правда, до