на лавочке сидеть будешь.
– Мне некуда идти, – повторила я, – разве только в хостел. Но я не знаю, хватит ли теперь денег.
– Сегодня у меня переночуешь. А завтра подумаем.
– Нет. К Вам мне точно нельзя. Если Роман вдруг увидит…
Я сама не знала, чего боюсь больше. Того, что Роман может увидеть меня или того, что будет, если вдруг я увижу его.
– Я живу не в вашем доме, а в хрущёвке во дворах, так что вставай, и пойдём. Тем, кто помогает, тоже иногда требуется помощь.
Сил спорить больше не было, и в автобус мы сели вместе. Пошелестев потрёпанным кошельком, женщина достала пенсионное удостоверение и мелочь. Покраснев, я сунула ей полтинник, но она вернула его обратно.
Проехав лишнюю остановку, мы обошли Проспект Декабристов с другой стороны комплекса. Однокомнатная квартира Клавдии Ивановны, как позже выяснилось её имя, располагалась на втором этаже серого кирпичного здания, и первые несколько секунд я мялась у порога, боясь пройти дальше. Воображение рисовало жуткие картины грязи, запустения и нищеты. Я ожидала увидеть в кухне мышей и тараканов, а в комнате тонну мусора и вещей с помойки. Однако не случилось ни первого, ни второго, ни третьего. Квартира Клавдии Ивановны отличалась удивительной чистотой. И хотя мебель и обои в ней были старыми, потрёпанными и выцветшими, отвращения к обстановке я не почувствовала.
– Чай будешь?
В животе заурчало, и я накрыла его ладонью. Хотелось не чая, а чего-нибудь посытнее. Мяса или картошки, а лучше того и другого вместе. В последний раз я ела в воскресенье, а сегодня уже заканчивался вторник. Однако притрагиваться к еде в этом доме я, честно говоря, брезговала.
– У меня есть пряники. – Клавдия Ивановна улыбнулась, приглашая меня за стол. –Не бойся. Я их купила. Правда-правда, купила. Вчера. В киоске. По хорошей скидке. Я люблю пряники. Многие меня осуждают, но что сделаешь… У меня пенсия двенадцать тысяч и сто шестьдесят восемь рублей. Из них четыре с половиной плачу за коммуналку. Таблетки от давления, мазь для суставов. Вот и остаётся в лучшем случае семь, а на них при наших ценах в магазинах не очень-то разгуляешься. Родственников у меня нет, помочь некому, вот и приходится выкручиваться.
– А этот охранник из больницы, он Вам кто?
– Гриша что ли? – Клавдия Ивановна поставила на газ чайник и высыпала в вазочку пряники. – Я с его матерью тридцать лет дружила. Его от пневмонии спасла. Вовремя хрипы услышала. У него за городом дача, так он мне иногда овощи с огорода привозит. Сегодня вот редис и зелень дал. Помогает немного… Я теперь ни от какой помощи не отказываюсь.
Положив руки на стол, я посильнее закуталась в кардиган. Почему-то, несмотря на тёплую погоду за окном, в квартире было прохладно.
– Ладно, ты ешь, а я пойду, постелю тебе на диване. Выспишься и что-нибудь придумаешь.
К моему облегчению, Клавдия Ивановна, налив чай, через минуту и правда вышла. Разузнать, что случилось, она не пыталась, и это мне в ней понравилось. Начни она лезть в душу, и я бы, наверное, ушла тотчас, а так спокойно пила горячую коричневую жидкость и ела пряники. Жаль только, мыслей в голове не прибавилось. Я уже два дня думала о том, что делать, но не находила ответа. Сегодня мои однокурсники сдавали экзамен по матанализу, а я на него не явилась. Справку мне никто не напишет, а значит, со стипендией снова придётся попрощаться… А ещё нужно как-то дойти до квартиры Николая Андреевича, забрать вещи и выслушать тираду от бабушки...
– Ну, надо же. – Клавдия Ивановна выглянула из комнаты и с удивлением посмотрела на дверь. Я поняла, что в неё постучали только тогда, когда она заковыляла к порогу. – Неужели газ проверять пришли?
Пожав плечами, я продолжила жевать пряники. Они действительно были мягкими, хотя и казались чересчур приторными.
– Светлану можно?
– А Вы кто?
Услышав своё имя, я вскочила с табуретки и тоже вышла в коридор. В дверях стоял плечистый мужчина с рыжей бородой и крысиными глазами. Память услужливо вытащила из своих недр его имя. Антон. Антон Демидов.
– Вас Рома прислал? – ощетинившись, я вышла вперёд.
– Нет, Николай Андреевич.
От аргументов Антона уши складывались в трубочку. Чтобы не беспокоить Клавдию Ивановну, я спустилась с ним вниз и села на лавочку возле детской площадки. Малышня весело резвилась на качелях и лазила по специального вида лестнице, а Антон всё рассказывал и рассказывал…
– Значит, Николай Андреевич стал призраком и никак не хочет уходить в свет? – Сарказм в моём голосе чувствовался за километр, и я даже не пыталась его хоть как-то завуалировать.
– Да.
– И он сейчас с нами?
От ещё одного беспрекословного «да» мне захотелось ударить Антона чем-то тяжёлым. Зря. Нет, правда зря я согласилась его выслушать. Надо было, как советовал когда-то Роман, вызывать полицию и бежать отсюда без оглядки. Впрочем, как знать? Может, это Роман и подослал его сегодня ко мне? После слов про кольцо и реинкарнацию я бы уже ничему не удивилась.
– Чего Вы хотите? Чтобы я поверила в переселение душ? И как Вы вообще меня нашли?
Он вытащил из нагрудного кармана большой синий платок в клеточку и с шумом высморкался. Платок был как две капли воды похож на тот, что дал мне когда-то Роман. Только теперь я совершенно не помнила, куда его задевала. Может, потеряла, может, на автомате отдала обратно. Тот день выдался тяжёлым. Сначала я потеряла продукты для бездомных, потом поссорилась с Романом из-за Наташиной косынки, а на следующее утро слёг Николай Андреевич… Не мудрено, что про платок я просто забыла.
– Подчас люди умирают слишком рано, согласна?
– Если Вы заговорите о Наташе, то…
– Нет-нет. – Антон миролюбиво выставил передо мной открытые ладони. – Я о другом. Полторы недели назад ты ходила на могилу к Николаю Андреевичу.
– И что с того?
– Ты заблудилась и вышла к другому памятнику. К кресту мальчика. Его звали Савелий. Правильно? Сколько ему было? Тринадцать? Или меньше?
Я прищурилась. По спине побежал холодок, и мне стало резко не по себе. Я никому не рассказывала о том, что заблудилась. Ни Роману, ни бабушке, ни Вере. Имя того парня в памяти не сохранилось, но я хорошо
