Но это не важно. Мария, будьте добры, попросите больше не варить такой кофе, тошнит от горечи.
— Полли!
— Да Энрико? — ее улыбка полна яда и сарказма и его это злит, потому что ему казалось вчера, они пришли к обоюдному согласию.
— Вчера я плохо объяснил наверно…
— Нет, ты прекрасно донес до меня, что если не соглашусь быть твоей, ты убьешь всех кто мне дорог!
— Что?!? — Мария была ошарашена таким поворотом событий, и Энрико аж побагровел от злости.
— Шутка! — голос Полли не выдавал веселья, а глаза метали молнии в него. — Энрико прав. Я просто волнуюсь и начинаю нести ерунду. Примерка в десять?
Она кивнула и Полли улыбнувшись, вышла из-за стола, говоря, что не голодна. Она стояла у окна, смотря во двор, понимая, что решилась на отчаянную игру, в которой могут пострадать все. Но она знала, что он не станет забирать слово, данное ей вчера.
— Хочешь разозлить меня посильнее? — его голос раздается у нее над ухом, но она даже не дергается, понимая, что вчера ночью выплакала все слезы и страх.
— Знаешь, когда у тебя никого не остается, страх исчезает сам по себе. Надеюсь, ты человек слова и не станешь убивать тех, кого пообещал вчера отпустить.
— Значит, парнишку тебе не жаль? — он отчего-то улыбается, и она улыбается в ответ.
— Что предначертано судьбой не избежать.
— Хорошо, что ты смирилась с этим. Так будет лучше.
— Для кого?
— Для тебя в первую очередь.
Она промолчала, отвернувшись к окну, и он покинул гостиную. Спустя полчаса, двери распахнулись и в гостиную вошли несколько девушек, толкая перед собой вешалки с платьями. Она не принимала в примерке никакого участия, поэтому, когда Мария спрашивала, какое платье ей нравится, она говорила, любое. Поняв, что так ничего не добиться, она зовет Энрико и он, отобрав пару платьев, заставляет ее надеть их.
Одно пышное, второе приталенное. Ей нравится второе, но она не подает вида, желая, чтобы все это поскорее закончилось. Но Энрико будто чувствует это и оставляет второй вариант. Она смотрит на себя в зеркало и проводит руками по ткани. Открытые плечи спереди, уходят клином к низу на спине, завершая его несколькими пуговками. Рукава три четверти прилегают плотно, кружево облегает ее худенькую фигурку и спускается прямым кроем к щиколоткам.
— Нужны туфли! — командует он и, поставив ее у зеркала, прикладывает фату.
— Зачем? — спрашивает она и он говорит, что это символ невинности. — Не нужно. Я потеряла невинность в тринадцать, вряд ли кусок белой материи вернет ее.
— Полли! — он едва не рычит, но она отталкивает его и отходит.
— Мне нравится это платье. Фаты не надо.
— Хорошо, сделаем прическу и цветы.
— Хорошо, — улыбнулась она и ушла в комнату, чтобы переодеться.
— Сынок, что значит, она лишилась невинности в тринадцать? Ее что, изнасиловали?
— Нет мам. Она имеет в виду, смерть родителей, — его злит, что она пытается ненароком выплеснуть правду на мать, и ему приходится оправдываться. — Я помогу ей.
Он уходит, а она растеряно вздыхает, понимая, что девочке нелегко было в таком юном возрасте потерять родителей. Наверняка она, поэтому и ведет себя так, нервничает и боится довериться.
Он входит в комнату, но Полли стоит у зеркала в платье и рассматривает его, трогая пальцами ткань. Ей определенно нравится.
— Полли?
Она оборачивается к нему и поднимает брови в немом вопросе, а он забывает, что хотел сказать, видя, какая она красивая.
— Чего тебе?
— Зачем ты снова провоцируешь меня? Хочешь заставить меня убить всех, кого ты любишь?
— Ну, один раз у тебя это уже получилось, — улыбается она.
— Они были наркоманы и, не раздумывая, подписали бумаги.
— Потому что это ты их подсадил на наркоту! — кричит она, тыча в него пальцем и больше не прикрываясь спокойствием.
— Открою тебе маленький секрет. Когда я появился в вашей семье, твой отец уже был наркоманом, просто хорошо скрывался. Это он утащил за собой твою мать, а она даже не сопротивлялась.
— Я тебе не верю! — крикнула она, отталкивая его и пряча слезы. — Ты хочешь просто прикрыться маской добродетели, но, видишь ли, когда на тебе истинная маска зла, больше никакая не налезет!
— А ты видимо белая и пушистая? Разве ты не убивала моих людей, чтобы насолить?
— Убивала и убила бы вновь, если бы помогло! Только сейчас до меня дошло, что я убивала не тех! Они просто пешки в нашей с тобой войне.
— У меня с тобой нет войны. Я тебя люблю! Влюбился, когда тебе было тринадцать лет, просто ждал, когда ты разглядишь во мне человека.
— Ты не человек, ты дьявол!
— Тогда кто он?
Подойдя к ней, он сунул ей под нос телефон, и она увидела избитого Мэтью, привязанного к стулу.
— Мой любимый человек!
— Он видел нашу примерку, злился и буянил, пришлось его угомонить, — улыбался Энрико. — Как думаешь, я оправдал свое прозвище в твоих глазах?
— Более чем. Где Франко и Мина?
— Они уже дома, если не веришь, можешь набрать ему и спросить. У тебя двадцать минут, а после можешь спуститься в кабинет и посмотреть, как я казню твоего любимого.
Она молча уставилась на телефон в своих руках, а потом перевела взгляд на него.
— В тебе осталось хоть капля человечности?
— Нет. Ее во мне никогда не было.
Он вышел за дверь, а она, присев на пуфик, быстро набрала номер, который помнила наизусть.
— Франко?
— Привет малышка. С тобой все хорошо?
— Да. А с вами? Как Мина?
— Хорошо. Детка, у нас с Мэтью есть план…
— Он здесь. Энрико хочет его убить.
— Когда?
— Через двадцать минут, — она всхлипывает и он успокаивает ее, говоря, что так и задумано.
Но она боится, что он просто хочет ее заговорить.
— Франко, у меня есть свой план. Ты только не злись, ладно?
— Полли, детка, не делай. Я отправил своих людей, они прибудут с минуты на минуту. С Мэтью ничего не случится, верь мне!
— Верю, но я должна подстраховаться!
— Полли! — кричит он, но она сбрасывает звонок.
Решив еще внизу, что не станет снимать платье, она спускается в кабинет и запирает двери изнутри, подпирая их стулом, а окна завешивая портьерами. А затем подходит к столу, выдвигая нижние ящики друг за другом, пока не находит револьвер.
Она присаживается на стул, и ноутбук загорается, показывая ей подвал, в котором она видит Мэтью, Марио и Энрико.
— Охренеть! Сбежавшая невеста вернулась! — улыбается Мэтью, и она кивает, не в силах вымолвить ни слова.
— Привет дурачок.
— Пришел в себя, видимо чувствует, что это
