class="p1">— Немного проползёшь по пластунски.
— Не вопрос.
Мы пошли вдоль ограждения. Оно заросло высокой травой, здесь её не выкашивали с момента нашего ухода. Мне пришлось прокладывать путь, топча кроссовками буйные заросли. Через несколько минут мы добрались до нужного места. Майя шустро протиснулась в дырку под сеткой, мне пришлось попыхтеть.
— Витька запросто тут пролазил. Ягоду в лесу собирал, подружек прогуливал.
Со смехом комментировала Майя, пока я, поднимая тяжёлую сетку, протискивался в порядком заросший лаз. Наконец, я вылез, отряхнулся.
— Куда сначала пойдём? — глаза Майи горели от предвкушения. Схлынули неприятные воспоминания, солнце ярко светило на открытом пространстве.
— Я хочу к яме.
Кто бы сомневался? Пчёлка не шла, почти бежала впереди меня. Пусть встреча с её местом силы произойдёт без меня, Майя побудет наедине со своей ямой.
— Беги, я догоню.
Она скрылась из виду, я, не торопясь шёл следом, останавливаясь и оглядывая территорию. Крик заставил меня рвануть между корпусов к окраине лагеря. Пчёлка стояла по колено в цветах на поляне, где раньше была яма. Расставив руки в стороны, Майя кружилась, смеялась, вскрикивала от радости.
Я не рассказывал ей, что первым заданием для новых сотрудников, было натаскать земли из леса и засыпать слой глины, оголённый при засыпке ямы. Но я не знал, что здесь разрастётся цветочное поле.
Осторожно ступая по разноцветному ковру, я подошёл к жене. От переполнявшей сердце нежности, хотелось подхватить пчёлку на руки и закружиться вместе с ней.
— Она мне снилась, — прошептала Майя, глядя мне в глаза, — эта поляна. Я её помню.
— Умеешь плести венок?
— Умею, но сорванные цветы быстро завянут, даже до вертушки не доживут, — она огладила рукой цветочное море. — Пусть растут.
— Пчёлка…
В эту минуту я любил её так сильно, как никогда. В голове возникло видение — обнажённое тело среди цветочного великолепия.
— Спасибо, что привёз меня сюда, — на губах Майи цвела блаженная улыбка.
Шагнув ближе, я обнял её, закутал в свои руки, прижался лицом к светлой макушке. Сердце затопила бесконечная благодарность этой земле, Душе этой земли за Майю — мою солнечную Пчёлку. Я не знал, каким способом выразить её.
— Пасечник, — тихий голос огненной волной прошёлся по позвоночнику.
Мысли пропали, осталось лишь жгучее желание соединиться здесь и сейчас. Мы очутились лежащими на траве, переплетясь руками и ногами. Майя выгибалась от прикосновения моих нетерпеливых поцелуев, пальцы вцепились в мои волосы, ноги она закинула на бёдра. Прелюдия оказалась короткой. Она была готова. Я осторожно качнул бёдрами, её рваный вдох и неразборчивый шепот.
— Ещё.
Наши бёдра оказались плотно соединены. Внутри разгорался вулкан, с каждым толчком приближая нас к краю. И всё же я контролировал себя, размеренно и осторожно, понемногу наращивая темп. Она выгнулась навстречу.
— Посмотри на меня.
Поймал взгляд посветлевших глаз, приник к её губам, сплетая языки. Пчёлка должна улететь первая.
— О, да-а…
Стон удовольствия толкнул меня следом за ней.
Мы провели на поляне почти час, расслабленные, утомлённые и счастливые.
— Всё измяли.
Майя села и с грустью посмотрела вокруг.
— Не переживай, цветы поднимутся. Нам надо возвращаться.
— Ты же не успел ничего проверить?
— Визуально, всё в порядке. Ворота заблокированы. Отчёт напишу, в следующем году пусть сами приезжают.
Майя внимательно посмотрела на меня. Слишком легкомысленно прозвучали мои слова. Бывший начальник колонии по её мнению не должен вести себя так безответственно.
— Поверь, здесь всё так же, как мы оставили. Местные бояться сюда ходить, и правильно делают. Это место ещё долго будет отпугивать людей.
Мы оделись и быстро перекусили. От ворот послышался сигнал автомобиля.
— Ой! — Майя подскочила.
— Кажется, за нами приехали. Бегом к дороге.
В том же порядке, как пришли, мы двинулись обратно. На дороге стояло авто Иваныча, который кинулся обниматься с Майей.
— Майечка, девочка моя! Жива, здорова. Красавица стала. Так ты с Петром что ли? Вот уж никогда бы не подумал!
— А почему бы не подумали? — спросила Майя.
Повисла неловкая пауза. Иваныч смутился.
— Да я так брякнул, к слову. Ты ж молодая, а он тёртый калач. Но Пётр Григорьевич человек честный. Не обидит.
Майя как-то растеряно улыбнулась. Иваныч понял, что разговор свернул не туда, и засуетился.
— Так вы садитесь. Вертушка ждёт. Я как узнал, что Пётр здесь, вот и поехал встретить.
Настроение Майи испортилось, слова Иваныча словно разбередили её старую рану. У Майи случались неожиданные откаты, их невозможно было предугадать — травма души до конца не исцелилась. Она посмотрела на ворота, на строения, виднеющиеся поверх ограждения, перевела взгляд на меня. Неприятное гнетущее чувство подсказало, что всё плохо.
До возвращения домой Майя почти не разговаривала со мной, старалась не смотреть в мою сторону, сдержанно и кратко отвечала на вопросы. Я надеялся, что выспавшись и отдохнув, Майя успокоится и расскажет, что её так расстроило, и первое, что я услышал, было то, чего я и опасался.
— Ты знаешь мой цикл?
— Да.
— Ты специально повёз меня туда в… правильное время?
— Майя, послушай…
Её затрясло, и она сорвалась с тормозов. Это была полноценная истерика. Майя не контролировала себя, сначала заговорила срывающимся голосом, потом стала кричать.
— Ты обманул. Не сказал. Не спросил! Сам всё решил! Мне противно, мерзко глядеть на тебя. Где твой сраный отчёт? Лицемер! Изворотливый лжец! Улыбался, врал мне! В каждом слове врал! Ты — демон! Ставишь надо мной демонический эксперимент и гордишься собой!
В её глазах кипели злые слёзы. Её убийственные слова разожгли ответный гнев. Ещё минута, и она начнёт швырять вещи мне в лицо, и неизвестно до чего ещё договорится. Это было невыносимо. В цокольный этаж я спустился на автомате. Там на стеллаже, в дальнем углу кладовки лежал небольшой пакет. Прерывисто дыша, я достал его, вытащил спрятанную вещь и уткнулся в неё лицом. Так лучше.
Минуты через две ко мне ворвалась злобная фурия.
— Я не хочу с тобой…
Майя двинулась вперёд, увидела, что я держу, и остановилась как вкопанная.
— Что ты…
У меня в руках была её красная ветровка, пробитая пулями, в пятнах засохшей крови. Я сохранил её, чтобы помнить, что когда-то натворил. Ветровка являлась свидетельством того, что перенесла моя маленькая Пчёлка. После всего, что произошло, её срыв самое малое, что я могу понять и принять.
— Ты… ты… Зачем?
Она осела на пол возле меня, по лицу градом покатились слёзы. Я притянул её к себе, прижал, обнял. Майя рыдала, всхлипывала, не в состоянии произнести хоть слово. Светлые растрепавшиеся волосы, щекотали нос, когда я целовал её макушку. На моей памяти такой срыв
