скалилась толстуха.
— Ну и какой?
— А то вы не знаете какой?
— Скажи, кто мне штаны изуродовал, а то убью, — начал свирепеть Карло.
— Да что вы придуриваетесь, сами всё знаете.
— Дура! — заорал Карло. — Или ты мне скажешь, или я отобью тебе твой толстый зад и твою глупую морду хлеще, чем твой папаша отбивает отбивные.
— Что вы свирепствуете, я вам ваши штаны не драла, — перепугалась девка, — это же трактирщик так с вами.
— Как? — продолжал злиться Карло. — Как он это сделал?
— Известно как — собакой.
— Какой ещё собакой?
— Да вот такой, — девка развела руки, показывая, какая большая была собака и чёрная, как дьявол.
— И с чего бы это он?
— Да известно с чего. Вы рома требовали или водки, а он вас из трактира взашей, а вы стекло ему дрыном побили в окне.
— Так этот подлец за какое-то дурацкое стекло так над моими штанами надругался? — негодованию Карло не было предела.
— Да нет, он не за стекло, за стекло он полицейского позвал.
— А что полицейский?
— А полицейский вас признал и сказал, чтобы разбирались сами и ушёл.
— А я что?
— А вы известно что, давай себе снова рому требовать. А трактирщица вышла и говорит: «Синьор Карло, вы нам и так много денег должны, и всё за ром, чтобы вы им подавились. Побойтесь Бога и идите домой».
— А я что ей сказал?
— А вы ей ничего не сказали, вы ей кулаком в морду, да так, что она упала и юбка у неё выше головы, весь срам на улице. Ну вот, вы ей в морду, а сами давай орать: «Давай сюда рому, а то всех запалю». Вот смеху-то было.
— А со штанами-то что случилось? Причём здесь собака? — недоумевал Карло, сам он ничего этого вспомнить не смог.
— Да, при том, всем-то смешно, что трактирщица весь срам заголила. Вот трактирщик и осерчал. Как заорёт: «А-а-а», — и бегом за дом, а оттудова уже с собакой, и давай её на вас науськивать.
— А я чего?
— А вы тикать на забор, да куда там, пёс-то вас за порты и хвать! И ну вас драть, как тряпку. А вы орать: «Пусти, пусти, трактирщик, убери собаку, а то долг не верну». Все со смеху попадали, а народу было много.
— Говоришь, попадали? — зло спросил Карло. — Меня собаки драли, а они смеялись! Разве же это люди? Это собаки злые!
— Ну а пёс ваши штаны так распустил по швам.
— Люди — свиньи, — философски произнёс Карло. Ему было грустно, так как это были его единственные штаны. К тому же похмелье ещё не отступило. Карло чувствовал необходимость в выпивке. Поэтому синьор Джеппетто всё-таки напялил эти штаны как мог и, ощущая необыкновенную свежесть в районе седалища, сделал несколько шагов, стуча деревяшкой по полу.
Девка залилась громким смехом.
— Э-эх, дура, — Карло сплюнул в сердцах, — ты бы лучше мне какую-нибудь верёвку нашла, а не скалилась.
— И что вам верёвка, ваш волосатый зад и так вчерась все видели, — не унималась толстуха, просто закатываясь от смеха.
Не выдержав этого издевательства, Карло попытался влепить этой корове оплеуху, но стоял на ногах он нетвёрдо, а девка оказалась достаточно проворной, несмотря на свои габариты. Как и следовало ожидать, синьор Джеппетто по девке не попал, а попал рукой в каминный камень.
— У-ух, зараза, у-ух, как мне больно, — он зажал руку промеж ног и несколько секунд ждал, пока стихнет боль, а потом поднёс её к глазам. На костяшках руки красовались ссадины, причём несвежие. — Дьявол вас всех зажарь. А это у меня откуда? Наверное, об трактирщицу сбил.
— Да не-е, не об трактирщицу, — заверила его девка, — это вы об моего папашу.
— Об папашу?
— Ну да, он меня с вами пускать не хотел, говорил, что я не шлюха идти с вами всего за пять сольдо.
— А я что?
— Вы-то? Вы, как обычно, папашу по мордасам, а мне пять сольдо пообещали.
— Какие ещё пять сольдо? — насторожился Карло.
— Что такое? — взвизгнула девка. — Вы мне тут театр не разыгрывайте, сначала обещали, а теперь отпираются!
— Что я тебе обещал? Какие еще пять сольдо?
— Ах, и глаза ваши бесстыжие. Может, я и толстомясая, а вы-то меня всю ночь слюнявили и всё задарма, что ли? Вот поглядите, — девица показала пару синяков на плече, — а вот ещё, — она подняла ногу и ткнула пальцем в синяк, находящийся в весьма пикантном месте, — всю ночь меня грыз, как заяц вишню. И всё за красивые глазки, что ли? Обещали пять сольдо, а иначе я с вами в один сортир не пошла бы. У меня и помоложе есть.
— Ты чего мелешь? Ничего я тебе не обещал, — вяло отбивался Карло.
— Обещал, обещал, — завизжала девка, да так, что ложка в стакане звякнула, — у меня и свидетели есть, лживая вы корова.
— Ой, не ори, не ори, оглашенная, у меня и так сил нет, — поморщился Карло.
— Как же не орать, — продолжала девка, — когда вы обещали, а теперь отбрыкиваетесь.
— Да я, может, спьяну что и ляпнул, а ты поверила, а я-то шутил, наверное, — Карло пытался сгладить ситуацию, но пока не знал как.
— Ах, вы… ах, вы… А ещё парик носите, как порядочный, и на шарманке выучились играть, а сами подлец подлецом, — продолжала визжать девка. — Шутит он, видите ли, шутник плешивый. Обещали деньги и не отдаёте, отдайте мне мои пять сольдо!
— Вот ты прицепилась со своими пятью сольдо. Да зачем они тебе, дурёхе?
— Затем! Мармеладу куплю и петушка, и ленту.
— Какого ещё петушка? — Карло чувствовал, что теряет последние силы в этом бессмысленном споре. К тому же эта девица начинала действовать ему на нервы своим визгом.
— Такого петушка, на палочке, — пояснила девица.
— Зачем тебе петушок на палочке? — устало спросил синьор Джеппетто.
— Как зачем? Чтобы лизать.
— Тебе, дуре, давно пора лизать сама знаешь что, а не петушков на палочке. Ты, в
