Альманах Российский колокол - Российский колокол, 2015. Спецвыпуск «Клуб публицистов премии им. Владимира Гиляровского»

Стадо троллейбусов на остановке конечной
Дремлет, рога опустив. Мостовая пустынна.
Ночь поглотила шумы, но звучит пианино,
Сумрак тревожа мелодией странной и млечной.

В сдержанно-страстной игре ощущается мастер,
Что растревожен любовью, вином иль луною.
Всепроникающей и вдохновенной волною
Звуки плывут из окна, отворенного настежь.

Плещет волна, омывая скамью, где, как птицы,
Двое влюбленных сидят, щебеча неустанно.
Два силуэта, влекомые силою тайной,
Робко сближаются, чтобы в один превратиться.

Кто за окном порождает щемящие звуки?
С чертом в четыре руки упражняется ангел?
Черный маэстро неистовей – гасит, как факел,
Белого и замирает в притворном испуге
Прежде, чем плотскими звуками сумрак усилить,
Чтоб повести за собою скамью, словно яхту.

Пьеса, где действуют двое, к последнему акту
Бурно подходит, пронзая влюбленных навылет.

Стадо троллейбусов на остановке конечной
Дремлет, рога опустив. Мостовая пустынна.
Плотно впечатавшись, словно куски пластилина,
Замерли двое в ночи быстротечной и вечной.

В истоках – деревня, где высился дуб-истукан,
И Божие слово, что истине всякой – утроба.
Я помню: парным молоком наполнялся стакан,
И мало-помалу белели гранёные рёбра…
Пущай несмышленая – хлебом единым жила,
Катая клубки на ладонях из хлебного тела,
Но знала, что выше голов за рекой купола…
И таинством сущего небо в реке стекленело…
Господствовал храм над грехом – не вело ко греху
И ладан на углях сгорал, пробуждая кадило…
Блаженное что-то тогда прилегло на духу:
«Не лги…
возлюби…
не суди… да не будешь судима…»
Сплетались крестом на груди три послушных перста,
И я утешалась крестом… по-библейски: всецело…
Навзрыд непорочно прожить обещалась спроста…
Треть века спустя признаюсь: не смогла…
не сумела…
Но то, что во мне расцвело, не истлело в труху!
Пробьётся врожденным ростком у иного истока.
Блаженное что-то приляжет на прочем духу…
И прочий, быть может, сумеет прожить без порока?..

Всевышняя духовность полнит плоть?
И не попустим грех, что пал намедни?
Над нами, с нами и за нас Господь?
Уже не вера, но ещё не сплетни…

Изводит мысль о том, как краток век,
Изводит здравый дух хмельное зелье
И зов сердечный: «Добрый Человек»,
Уже не честь, ещё не оскорбленье…

Сторонники красивых небылиц,
Мы как угодно помним о бывалом,
Друг к другу через занавес границ
Уже не с пулей, но ещё с оскалом!..

Не прижилось адамово ребро!
Не от того ль смирение стращает?!
Искусы: похоть, власть и серебро
Уже вершат, ещё не насыщают…

Всевышняя духовность полнит плоть?
Не повторится грех, что пал намедни?
Над нами, с нами и за нас Господь?
Уже не вера, но ещё не сплетни…

Воплощением истинно чистого,
Богоданного бытия,
Совершенно… Священно… Неистово
Любит матерь своё дитя!

Плодом чрева навеки спасённая,
Добродетельна и кротка,
Слово мудрое, вера калёная…
…Материнство плетёт века!

Пуповина – мирская отметина,
Дабы кровность не забывать!
Непорочна… смиренна… радетельна…
Мать честная… Земная мать!..

А чего не имеет для веры людская ватага?
И земля без прикрас, и небесное тело наго…
Было истиной дадено слово… живому во благо,
Во спасение духа – совет не от мира сего…

На веку позволительно всё, но не всяко полезно…
Отделять от плевелы пшеницу не каждый горазд.
Увлекают греховные страсти и губят телесно,
А душа во плоти ощутима как чуждый балласт.

Не внимая призыву: серпы переплавлены в стрелы!
Я свидетель! Немое свидетельство плавится страх.
И боюсь, что пророк, покидая мой дом запустелый,
Отрясёт за порогом смурно́го неверия прах…

Я скора на обеты… язык мой не липнет к гортани!
Притворяюсь устами, заведомо чуя исход.
И хочу налегке, но слова – преткновения камни,
Кои мало-помалу бросаю в чужой огород.

А Всевышний терпел… И об этом терпела бумага…
Меж Землёю и Царствием – веры непрочная нить…
…Было истиной дадено слово живому во благо,
Но живому потребно не букве, а духу служить!..

А напоследок… просят не о многом:
Лишь памяти… прощения… молитв…
А напоследок крестятся пред Богом…
…Тепло креста спасение сулит.

И не постыдна слабость перед ближним,
Несобрана ладонь, несобран взгляд,
И вторить о любви не будет лишним:
Во всем поймут, ни в чем не обвинят.

И честь судьбы останется залогом
Тому, кто непременно будет жив!
…А напоследок просят не о многом:
Лишь памяти… прощения… молитв…

Мне в утробе положено выносить жизнь,
А затем – посвятить в современность…
Изобилием тешу врожденное инь
И лелею как высшую ценность!
Абсолютное благо постигнет душа:
Смертный вечен в любви и… потомках!
Будут истину вторить уста малыша,
Если истины корни в истоках…
Мироздание примет земной красотой,
Кровной памятью вселит единство,
Эту жизнь непременно признаю святой,
Воссияет венец материнства!
Причащённой воспряну пред ликом эпох,
Словно точка отсчета – намедни…
Эта жизнь не делила со мной первый вздох,
Но, даст Боже, облегчит последний…
Созидает любовь добрый путь бытия,
Воля духа всё ближе к Господней.
Благолепие будням подарит дитя,
Воплотясь во мне вечностью горней.
…А пока изобилием радую инь,
Что поистине высшая ценность!
Даром свыше – в утробе вынашивать жизнь,
А затем посвятить в современность!

Ветер гуляет… единственный в поле воин!
Клонит упругие травы к честно́й земле!
Духу раздолье!.. Чтоб дух на Руси да неволен?
Грудь нараспашку, а сердце стучит в тепле!

Ветер негордый… попросит в мольбах вернуться,
Будет в твой сон, ностальгируя, завывать…
Там… на чужбине… слезами ветра прольются,
Бескорневая… совсем искорёжится стать!..

Краю святому рождением пригодилась…
Чувства навзрыд! И пробилась молитва вслух…
Родиной – Русь!.. Безгранична Господня милость!
…Ветер салютом крошит тополиный пух!

Ветер гуляет… единственный в поле воин…
Русскими травами проповедь чертит мне:
«Кто благодати пожизненно удостоен,
Счастлив посмертно, предавшись родной земле!»

Я старела не раз. И как будто не раз умирала.
Эту жизнь проживу – поле новых времён перейду.
Но не вечной и тленной, мне поля окажется мало,
И последней надеждой – бессмертие в райском саду.

Ощутимо утратив живительной младости удаль,
Помянув ностальгией ушедшую резвость и прыть,
Буду чаще в метро забулдыге протягивать рубль…
…Жаль, что щедрости правой от левой руки не сокрыть…

И всё реже от слов будет кожа пятниться румянцем,
Отвернусь от ветров и подбавлю пожарче огня.
И, до шеи негладкой коснувшись морщинистым пальцем,
Я обижусь на что-то, что явно сильнее меня.

И захочется верить! Ах, как будет нужно поверить!
Что любима как прежде, что стала не хуже с лица,
Что в моём тихоомутье юная белая лебедь
Выплывает на берег кормиться с ладоней Творца…

Объяснюсь, что годам неподвластны ни память, ни чувства.
Гордецы усмехнутся, восторженно ахнет дурак,
Лишь неглупый бывалый простит мне сие самодурство…
И заменит крыла́, за спиной поражения флаг.

Наглотаюсь наук, оставляя невежество в главном:
Что там дальше? Всевышность? А может, другая среда?
Сыновьям не солгу, что становится тайное явным…
Только немо добавлю: «Не всё, и отнюдь не всегда…»

Сотни раз усомнюсь, опасаясь неверно поклясться,
Не желая цеплять новый груз над греховной судьбой.
Станет приторной мудрость… Захочется просто смеяться!
И всё реже над кем-то, всё чаще самой над собой.

И заноют упреком нечастые встречи с родными,
Недостроенный дом, что вдали от петли кольцевой.
Ни к чему, ни про что мои волосы станут седыми…
Будто не было мыслей, что времени хватит с лихвой.

Сколько зим, сколько лет? По итогу окажется мало…
Уповаю на вечность, ссылаясь на ветхий завет.
Я как будто старела… как будто не раз умирала.
Не дивит, не страшит повседневность преклонности лет.