— Естественно, — согласился я, — ну вот хотя бы… да ты знаешь, мы же с тобой вместе учились… до восьмого класса я, как и ты, увлекался физикой и математикой. И вот однажды, в январе, в сорокоградусный мороз, на перемене я открыл окно в классе — не из желания напакостить, а просто так, не подумав…
— Помню, — кивнул Валентин, — за перемену все выстыло, холодища была — ужас! Вера Сергеевна стала допытываться, кто это сделал, и ты признался.
— Вот-вот, она разозлилась, выгнала меня из школы и целый месяц на свои уроки не пускала. Я слонялся в вестибюле, а там у нас висели репродукции разных картин: Васнецов, Айвазовский, Левитан, Шишкин… Я каждый день на них смотрел, и они все больше мне нравились. Ну и всерьез увлекся живописью, а к точным наукам совсем охладел. А до этого, помнишь, на олимпиадах призовые места занимал…
— Достаточно, — поднял руку Валька, — сейчас на этом примере я тебе все и поясню. Так вот, грубо говоря, реальность — это сгусток энергии, который складывается из суммы энергий каждого из живущих на Земле людей. Имеется в виду энергия, затрачиваемая людьми на совершение каких-либо конкретных действий. Это прочная, основательная реальность. Но помимо нее есть и неосуществленные реальности, которые поддерживаются энергией не поступков, а мыслей. Допустим, ты обдумывал какой-то вариант, а осуществлять его не стал. Но ведь энергию на это затратил и, значит, создал еще одну реальность. Конечно, она не такая устойчивая, как основная, но все-таки существует. Короче говоря, есть и такая реальность, где ты не открыл окно, тебя не выгнали из класса, ты не увлекся живописью, мы поступили с тобой в один институт и так далее.
— Ну, ты загнул! — расхохотался я. — На Земле пять миллиардов человек, ежедневно каждый из них сталкивается не с одной дилеммой, а с несколькими. Это ж сколько реальностей, по-твоему, существует? Конечно, Вселенная бесконечна и безгранична, и все реальности в ней могут уместиться, но… А вот такой случай: сегодня, перед тем как поехать к тебе, я хотел выпить кружку пива, но потом передумал. Так что, есть такая реальность, где я ее выпил?
— Есть, — сказал Валентин. — Точнее, была. На ее создание ты затратил ничтожное количество энергии — так, вскользь подумал, — и сейчас она, конечно, распалась. Но существуют более устойчивые альтернативные реальности, и в одной из них я решил побывать. А тебе предлагаю отправиться со мной.
— Знаешь, — осторожно сказал я, — ты мне сначала объясни механизм перемещения, а там уж я подумаю…
— Идет, — согласился он. — Значит, так: все эти реальности — и основные, и альтернативные — тесно переплетены между собой во времени. Чтобы отделить их друг от друга, нужен этот аппарат, который я назвал РНВ: Реализатор Неосуществленных Вариантов. В эту емкость при помощи компрессора я закачиваю под большим давлением определенный отрезок времени, затем нагреваю. Основная реальность устойчива и влиянию температуры не поддается; альтернативная же превращается в пар, проходит по трубке, охлаждается в кондиционере и выходит наружу в своем обычном состоянии. Потом постепенно заполняет комнату, обволакивает присутствующих и таким образом становится для них основной.
— И как далеко она распространяется? — спросил я. — Мы твоих соседей за собой не утащим?
— Исключено, — твердо заявил мой друг, — видишь, как я тщательно замазал все окна и двери. Герметичность абсолютная: за пределы этой комнаты альтернативная реальность не проникнет.
— Вон оно что, — сказал я. — Только я никакого смысла в этом перемещении не вижу: раз мы не можем выйти за пределы комнаты, так какая нам разница, в какой реальности мы находимся?
— Да нет же, — терпеливо объяснял Валентин, — как только мы перенесемся в другую реальность, можно открывать двери, идти, куда хочешь: она ведь там повсюду точно такая же.
— Хорошо, последний вопрос: как мы вернемся обратно?
— А это вообще просто, — махнул он рукой. — По моим расчетам, поле даже самой стабильной из неустойчивых реальностей может существовать два, максимум, два с половиной часа. Затем оно распадается, и мы автоматически возвращаемся назад. Ну, ты со мной?
— Нет, Валька, это ты со мной. Я как раз припомнил одну классную альтернативную реальность. Месяца три назад я был в командировке во Владимире, жил в гостинице, а там в соседней комнате были такие девчонки! Они меня пригласили в гости, я пошел в магазин — ну там, вина, конфет — и встретил Петьку Егорова. Тот затащил меня к себе, я у него и заночевал, а когда утром пришел в гостиницу, они уже уезжали. Так что давай мотанем туда, ни в какой магазин не пойдем, а сразу…
— Не получится, — покачал головой Валентин. — Слишком слабая реальность. Не хватит мощности нагревателя. Чтобы выпарить такую реальность, нужно киловатта четыре, а у меня здесь всего киловатт.
— Ничего себе — слабая! — не согласился я. — Знаешь, как я потом об этом случае жалел! Энергии затратил — любая атомная электростанция позавидует!
— Говорю тебе — не получится. Кроме того, когда выпариваешь такую слабую реальность, вместе с ней выпаривается еще три-четыре равноценных. Значит, нужен еще селектор, чтобы отделить их друг от друга. Нет, на первый раз нужна очень мощная альтернативная реальность, такая, чтобы была создана не одним человеком, а миллионами.
— И где же ты ее возьмешь?
Валентин перестал расхаживать по комнате, уселся в кресло, закурил, пустил дым к потолку и спросил:
— Что ты помнишь про 1980 год?
— Про восьмидесятый? — переспросил я. — Ну, Высоцкий умер… Леннона убили… еще Олимпиада в Москве была…
— Вот! А помнишь, как в народе по поводу этой Олимпиады шутили? Забыл? Говорили так: назначенный на восьмидесятый год коммунизм в последний момент был заменен Олимпийскими играми. Цитирую слова Хрущева, сказанные им на XXII съезде КПСС, — он поднял с пола тоненькую брошюрку, полистал и стал читать вслух: «Пройдут годы, минуют столетия, но никогда благодарное человечество не забудет октябрь 1961 года, съезд нашей партии, на котором в обстановке величайшего единодушия принята Программа КПСС — Программа строительства коммунизма». И еще: «…К 1980 году в нашей стране будет в основном построено коммунистическое общество… Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» Вот это уж реальность, так реальность! Представляешь, сколько миллионов людей искренне верили в эту идею на протяжении многих лет! Значит, сумма энергии здесь просто колоссальна. В общем, если я при таком раскладе не смогу этот самый коммунизм выпарить — грош мне цена!
Честно говоря, Валькина идея меня не вдохновила. По этому поводу у меня были определенные опасения, которые я не преминул ему высказать:
— Слушай, а если там что-то вроде военного коммунизма — был же такой в двадцатые годы. Ну, там, талоны всякие, карточки, а у нас ничего этого нет.
— Нет, ты все-таки редкая балда! — раскипятился Валька. — Пойми, на самом деле коммунизм никто не строил, он существовал лишь в мечтах, а в мечтах может быть построено только идеальное общество. Ну откуда в идеальном обществе карточки? Короче, предлагаю так: сейчас по-быстренькому выпиваем за твой приезд — и вперед! Беги в магазин.
Но я по-прежнему не решался: появляться в коммунизме пьяным не хотелось. Я отрицательно помотал головой, но Валентин понял это по-своему:
— Вот это правильно! Действительно, чего зря деньги тратить? Прибываем на место и там берем все задаром!
Ну как устоять перед таким напором? Я согласился, обрадованный Валька бросился к аппарату РНВ и стал быстро что-то набирать на клавиатуре, напевая «Марш коммунистических бригад»:
— Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути!
Затем он снова уселся в кресло и сказал:
— Придется подождать, все-таки нагреватель маломощный, надо было посильнее поставить.
— Валька, — выразил я свое очередное опасение, — а что если сразу по прибытии нас там в КГБ?…
— Ерунда, — отмахнулся он, — ну, в худшем случае посидим пару часиков в подвале. Расстрелять нас за это время не расстреляют — не тридцатые годы, — ну, если вот только допросят с пристрастием…
— Вот спасибо! — возмутился я. — Я что, для этого к тебе в гости приехал?
— Да не переживай ты! Я же сказал: это в худшем случае. Может быть, все еще и обойдется.
— Твое «может быть» вселяет определенный оптимизм, — со вздохом заметил я. — Ладно, чего уж теперь. Может, хоть записочку на всякий случай оставим: «Если не вернемся, просим считать нас коммунистами»?
— Хорошая мысль! — сказал Валька и тут же принялся писать.
Пока мы с ним так болтали, в комнате определенно что-то менялось. Визуально, правда, ничего заметить было нельзя, и вроде бы состав воздуха оставался тем же, а вот внутри (или в душе?) нарастала какая-то незнакомая волна. Полный нехороших предчувствий, я ожидал, чем все это закончится. Наконец Валентин взглянул на приборы и, одобрительно хмыкнув, торжественно провозгласил:
