туалета. Навсегда. Напрочь.
– Голосования не будет, товарищи! – зашёл на совещание и Бунчук, осунувшийся, похудевший после ранения при теракте, с до сих пор забинтованной ногой – вон как штанина натянута, но по-прежнему подвижный и решительный. – Народный совет Республики собрался, вынужден забрать у вас на заседание товарища генерала. Там всё и решим с учётом… всех обстоятельств.
После их ухода Венич зачитал список представленных к очередным званиям – Дмитрий получил майорские звёзды, – после чего хитро улыбнулся и сказал:
– И это ещё не всё. Ни война пока не закончена, ни жизнь не останавливается. Впереди переход к мирному строительству, товарищи, будут ещё назначения, перестановки – не обязательно внутри наркомата, будут награды. Сейчас на заседании нарсовета обсуждается и этот вопрос.
Разин вспомнил рассказ Алихана.
Да, всё как у взрослых. Но внутри всё равно была пустота, от потери боевых товарищей, от какой-то непраздничной лёгкости, с которой одержана победа. Даже не так, с большой буквы надо – Победа, как тогда, в сорок пятом. Без России бы никак, сейчас лежал бы он с совсем уж последними бойцами батальона где-нибудь за баррикадой возле здания наркомата и изводил последние патроны по врагам, оставив себе один.
Утро стёрло грустные мысли.
Город ликовал. И так красивое, солнечное, заросшее парками и скверами, клумбами с многочисленными розами, Кавино преобразилось. Люди обнимались на улицах, поздравляя друг друга. Может, неправильное сравнение, но и на Пасху такое бывало редко, если только в храмах, а здесь – везде. Машины гудели, водители не могли сдержать счастья и давили на кнопки клаксонов по поводу и без.
Бригады рабочих устанавливали на столбах перетяжки с броской надписью «Мы победили!», где используя привычные, оставшиеся с майского праздника, украшенные перевитыми георгиевской лентой букетами гвоздик, а где и новые – всю ночь рисовали, но получилось броско. Очертания Кавинской и Зареченской областей, с еле заметной синей границей между, и по яркой звезде на месте каждой из столиц. А сверху и справа – алая территория России, словно пылающий негасимый огонь.
– Домой? – спросил Алихан. Он, да ещё Дрон на заднем сидении – вот и весь отряд сейчас. Да и те больше по привычке – кого опасаться в родном городе, в день великой Победы? Но положено, личная охрана.
– Давай в «Универсальный» заедем. В канцтоварах кое-что дочке надо купить.
Чеченец кивнул и тут же прогудел клаксоном нечто вроде спартаковской кричалки встречной колонне грузовиков. Те нестройно откликнулись: кто длинным гудком, а кто и тоже наигрывая что-то простенькое.
Так, тетрадей не надо, в избытке, карандаши – вот этот набор «Кох-и-нор», почти как у него самого был в детстве, турецкие разноцветные фломастеры, и ещё альбом. Нет, два альбома – один в школу, а второй пригодится и дома.
Одна надежда, что в нём больше не будет чёрного леса и мамы в камуфляже. Детская память пластична, всё сотрётся со временем, всё смоется новыми добрыми впечатлениями.
Отцу надо бы стёкла купить, но никаких сил уже нет ждать, оттягивать момент встречи с любимой семьёй. После обеда тогда, не велика забота. Своя машина давно у дома, ребята в таком деле и не понадобятся. Сам съездит.
– А вот теперь – домой, – кинув пакет с покупками на заднее сидение, к Дрону, сказал Дмитрий. – Пора уже. Соскучился.
Алихан развернулся на парковке у магазина, выехал на дорогу, но тут же притормозил у киоска. Дмитрий подумал вдруг, что в России за последние годы не видел ничего подобного: всё давно убрали, перенеся торговлю в более цивилизованные места, а в Песмарице, да и у них – пожалуйста. От жевательных резинок до каких-то сомнительных джинсов, пошитых, похоже, в самом ларьке, от водки до пучков кинзы – всё в одном флаконе.
А ведь можно же без этого цыганского базара, точно можно. Без «куплю валюту – продам валюту», «мы торгуем за евро» и пёстрых витрин в самодельных ларьках.
Телефон? Да, точно.
Он вытащил из кармана трубку, неловко перегнувшись набок: баба Люся, та самая соседка, часто остававшаяся со Светочкой, пока жена была на работе. Надо бы старушке сверх невеликих денег, которые они с Мариной платят, что-нибудь подарить.
– Слушаю, Людмила Валерьевна!
– Димочка, утро доброе… Я вот волнуюсь что-то. Сейчас спускалась к твоим, да дверь никто не открывает. Ключ-то есть, Мариночка дала, но я его опять сунула куда-то. Опять же, дома они должны быть, мне как раз сидеть с вашей дочкой, а я вот, старая…
Это могло продолжаться бесконечно: уж что-что, а поболтать баба Люся была горазда. Не из вредности, просто человек такой, одинокий. Скучно, вот и лились слова водопадом.
– Погодите, так, может, вышли куда? – прервал её Дмитрий. – Хотя рано, девять только с минутами. Марина сегодня на работу же не идёт?
– Не идёт, Димочка, не идёт. Но она на рынок собиралась, да и в парикмахерскую надо, там у неё целый план был, вчерась рассказывала, опять же вы должны приехать, она обед хотела поинтереснее сготовить, ну и…
Дмитрий высунулся в окно, не отключая телефон, махнул Алихану: давай побыстрее. Тот кивнул, не торопясь, но глянул в лицо командира и заспешил, не глядя кидая какие-то бутылки, банки и упаковки в пакет.
– Да вы не волнуйтесь так, Людмила Валерьевна! Я сейчас буду. Минут десять. Ну, пятнадцать. Приеду, разберёмся.
– Волнуюсь я, волнуюсь. Ухо к двери приложила – ровно ходит там кто внутри, а не открывают. Как бы с Мариночкой что не случилось, молодая, а не сердце жаловалась давеча, да и до этого…
Он так и видел, как старушка-соседка морщится, говоря это, как теребит свободной от телефон рукой уголок платка, который не снимала, кажется, никогда, как поджимает узкие сухие губы.
Несмотря на праздничное, вольное настроение, пробежала по краю сознания какая-то тучка, как бывает иногда. И причин нет, а портит что-то жизнь, хмурится в стороне, мешая дышать полной грудью. И небо такое же яркое, и клумба вдоль дороги полна цветов, переливающихся от красного к оранжевому роз, а что-то давит.
– Алихан, давай-ка шустрее! Дома что-то не так.
Водитель подбежал к машине, сунул Дрону на колени пакет с покупками и прыгнул за руль. Ватник напряжённо смотрел вперёд. Марину он набрал тут же, но… Длинные гудки, пока робот не отключил вызов. У Светочки по малолетству телефона не было, как раз для школы собирались купить самый простой кнопочный, но руки не дошли. Набрал редко используемый последнее время домашний номер, который он и сохранял только
