Но для того, чтобы создать «карлика», надо знать гены короткостебельности. И вот, обладая огромной коллекцией ВИРа — коллекцией уникальной, самой богатой в мире, — я имел возможность искать эти гены в разных гибридах, выявляя хромосомную наследственность. И после длительных поисков нашел ее.
— Но теперь уже вы забегаете вперед, — заметил я Кобылянскому. — Давайте все по порядку...
— По порядку так по порядку, — безоговорочно согласился селекционер. Он раздвинул стебли и вошел в самую гущу ржаного клина. Растения едва достигали его пояса. — То, что вы видите перед собой, — ЕМ-1 (естественный мутант) — и есть результат многократных скрещиваний.
За один сезон я пропустил через свои руки около 20 тысяч растений. Я их изучал от корня до колоса. И вот однажды был счастлив обнаружить в одном гибриде между высоким и средневысоким сортом единственное растение, которое оказалось невероятно коротким: оно имело длину 70 сантиметров. Я высадил его семена здесь, на опытном поле: растения хорошо взошли и закустились. Но выглядели при этом как пигмеи в царстве великанов... 8 это время на делянку пожаловал ученый совет нашего института. Я показал своих «малышей», рассказал их предысторию, но мне единодушно заявили, что это, конечно же, аномалия: дескать, бывают случаи, когда у рослых и здоровых родителей появляются куцые, больные дети. Но меня не смутили эти слова, меня больше всего поразило то, что сами растения были приземистыми, куцыми, а колос у них — длинным и наполненным. Это-то как раз и не соответствовало общепринятым нормам. Большинство генетиков и селекционеров считало, что если растение короткое, то и колос у него должен быть коротким.
— Как вы объясняете это открытие: случайность или научное предвидение?
— Думаю все же, это был случай, — откровенно признался Владимир Дмитриевич. — Или, точнее говоря, запрограммированный случай, который рано или поздно, у меня или у другого, должен был как-то проявиться. Он выпал мне, и я его не упустил... Но если вы думаете, что это и есть ЕМ-1, то глубоко ошибаетесь. До мутанта еще была далеко!
На следующий год я снова высеял семена короткостебельной ржи, скрестив их с нашей «Вяткой» и шведским сортом, и увидел, что среди всходов половина длинных, половина коротких. Раз это свойство проявилось в первом поколении — значит, признак короткостебельности «работает». Я изучил генетику этого признака путем скрещивания короткостебельных растений с длинностебельными и обнаружил один доминантный ген. Затем путем специальных опытов установил четкую закономерность: он, этот ген, способен укоротить соломину почти на 40 процентов...
Но одновременно у меня возникли сомнения: Не может быть, чтобы за все века существования ржи это явление могло проявиться лишь однажды. Стал ворошить «вировскую» коллекцию и нашел аналогичный ген у местной болгарской ржи, но только в другой комбинации. К слову сказать, у этой «болгарки» была незавидная судьба. Ее использовали в своих опытах едва ли не все селекционеры мира и, убедившись в ее слабой зимостойкости, отвергали как непригодную. Но — вот беда! — не знали мои коллеги признаков наследования этой ржи. А надо было ее один раз вырастить, взять от нее этот ген и насытить своим материалом...
В общем, — подвел черту Владимир Дмитриевич, — если отмести частности и годы работы, так получился ЕМ-1. Принципиально новый тип растения, исключающий всякое полегание. Для меня это была та самая печка, от которой «танцуют». Повивальная бабка короткостебельности! На базе ЕМ-1 можно создавать уже районированные сорта ржи...
Полдень наливался зноем. Ветер доносил с поля густые и пряные запахи злаков, волновал многоколенные стебли, лиловые шапки колосьев, и, казалось, это волнение передавалось Кобылянскому. Он расстегнул ворот рубашки, вытер платком лоснящийся лоб.
— По-видимому, гены короткостебельности, которые заложены в мутанте ЕМ-1, — сказал я, — еще недостаточная гарантия, чтобы получать высокие и устойчивые урожаи?
— Конечно же, нет! — горячо откликнулся ученый. — Дело в том, что короткостебельность повлекла за собой проблему иммунитета, то есть устойчивости растений к болезням. Мы получили новый тип растения, но не научили его по-новому жить. Иначе говоря, у него изменились отношения с окружающей средой — с почвой, температурой и влажностью воздуха. И оказалось, что короткостебельные посевы больше подвержены заболеваниям, нежели высокая рожь.
Одну из этих болезней вы уже видели — бурая ржавчина. Другая — пожалуй, не менее опасная — мучнистая роса: она уносит 30-40 процентов урожая. Понемногу дело привело к тому, что производительность колоса у коротких сортов стала падать.
Я понял, что проблема короткостебельности не может быть решена отдельно от проблемы иммунитета. Устойчивых сортов в мире не существует. Следовательно, надо искать признаки устойчивости и гены, несущие эти признаки, в дикорастущих предках.
— Выходит, за долгие тысячелетия природа не очень-то расщедрилась на милости, если за ними приходится возвращаться в Турцию и Закавказье, на родину ржи.
— Ничего не поделаешь, — развел руками Кобылянский. — Возвращение к истокам, к точке отсчета никогда не повредит ученому. К тому же там этих дикарей никто не защищает, и они вынуждены защищаться сами. То есть выживают те растения, которые способны противостоять болезням... Но это было бы слишком просто, — Владимир Дмитриевич улыбнулся, — искать гены устойчивости только в турецких и закавказских сортах, чтобы взять от них дикую живительную силу. Мне пришлось собрать все виды ржи, имеющиеся в мире, и высеять их здесь, в Пушкине. И вот, изучая эту коллекцию, я попутно пришел к неожиданному результату: вместо известных науке 14 видов ржи существует только четыре. Причем это было видно не только внешне, но и Подтверждалось генетически и цитологически, то есть при изучении клеток и хромосом растений. Любопытно, что многие из этих видов почти повторяли ранее открытые. Исследуя эти виды (листья, корневую систему, пыльцу, момент завязывания семян, дифференциацию колоса на полоски и т. д.), определяя их скрещиваемость между собой, а также скрещиваемость культурной ржи с дикой азиаткой, я нашел ген устойчивости против мучнистой росы. Этот ген я перенес в короткостебельную рожь.
— Значит, теперь все проблемы решены! — воскликнул я.
Кобылянский рассмеялся:
— Если они будут решены — тут же возникнут новые, и так до бесконечности. Пути природы неисповедимы... Однако сегодня, — он посерьезнел, как перед докладом, — можно с уверенностью сказать, что универсальный сорт озимой короткостебельной ржи, пригодный для Нечерноземья, в принципе создан. Он называется «Россиянка».
Владимир Дмитриевич развернул скатанный в рулон лист бумаги, на которой латынью были расписаны все сортовые признаки ржи, прошедшие испытание на опытном поле. Он держал этот плакат на вытянутых руках и размышлял вслух:
— Итак, сорт «Россиянка». Допустим, мы планируем ее урожай в 80 центнеров с гектара...
— Не много ли для начала? — усомнился я в названной цифре.
— Совсем немного, — твердо заверил селекционер. — Чтобы сформировать такой урожай, «Россиянка» должна взять максимум полезных признаков. Эти признаки — своего рода запасные части, при сборке которых можно получить высокоурожайный сорт. — Хозяйским оком он оглядел укрытые под холстом посевы, чтобы при случае наглядно продемонстрировать нового крестника ЕМ-1.
— На одном квадратном метре должно расти не менее 400-450 колосьев. Кто нам даст такой показатель? Старые, испытанные сорта «Вятка-2» и «Харьковская-60» — у них плотный, густой стеблестой... Высота растения, способная удержать соломину от полегания. Оптимальный вариант — 80-120 сантиметров. Донорами этой высоты могут быть ЕМ-1 или «Малыш-72», у которых короткий и прочный стебель, способный удержать около килограмма веса, и литой, тяжелый колос... Идем дальше. Какими должны быть листья у растения? Ведь от их формы и положения зависит фотосинтез. А вот какими: лист должен быть средних размеров под острым углом к стеблю и перпендикулярно к солнцу, чтобы хорошо усваивал свет. Эти признаки мы возьмем от шведского сорта «Кунгс» и западногерманского сорта «Кустро»... Теперь самое главное: колос. Колос нам нужен непоникающий и слегка наклоненный. Почему? Чтобы в него не попадала дождевая влага и не выпадали зерна. Этими гарантами обладают наш ЕМ-1 и «Кунгс»... Не менее важная проблема: сколько зерен должно быть в колосе? Около 70-80, потому что каждое дает прибавку в 80-100 килограммов с гектара... Помножив все эти показатели и приведя их к общему знаменателю, мы получим 80 центнеров с гектара. Что и требовалось доказать!..
Выбраться к Кобылянскому еще раз удалось только в октябре, когда от горячей страды уборки урожая остались лишь воспоминания да обрывки пожухлой соломы, которую гонял ветер.
