жалобно всхлипываю. — Откуда здесь дыра?
— Мы же тебе про нее говорили, — Тимур аккуратно скользит ладонями икре к застрявшей в досках лодыжке. — Перелома, вроде, нет.
Рома подает руку, и я медленно встаю, осторожно вытягивая ногу из дыры. Тимур страхует и внимательно ощупывает щиколотку. Тянет. С медленным вдохом опираюсь на ногу, что меня подвела, и с шипением ее приподнимаю. Больно.
Тимур сидит передо мной на корточках и под мое болезненное мычание ступню ведет по кругу, а Рома прижимает к себе.
— Не вывих, — Тимур встает, — потянула.
— Вот что с тобой делать? — Рома с легкостью подхватывает меня на руки. — Все куда-то бежишь.
— От вас и бегу, — шепчу я.
Плакать хочу от отчаяния, но мои слезы точно порадуют двух распущенных негодяев. Они, наверное, не одну девушку довели до истерик и рыданий.
— Я за льдом, — Тимур широким и энергичным шагом покидает летник.
Рома усаживает меня пыльный стул в углу террасы и садится передо мной на корточки. Резко свожу колени вместе. Вряд ли он увидит что-то в полумраке, но у него вполне хватит наглости залезть мне в трусики.
— Анюта, — поглаживает ноющую лодыжку и поднимает взгляд. Даже в полумраке вижу в его глазах желание, — сама вселенная теперь не позволит тебе от нас сбежать.
Его руки поднимаются от лодыжек по икрам к коленям и вновь опускаются. От его поглаживаний по бедрам к промежности бежит теплая волна и уходит внутрь живота. Я сглатываю, облизываю пересохшие губы и подумываю пнуть Рому, но ноги под его ладонями будто из желе.
— Почему у тебя еще не было мужчины? — проникновенно шепчет он.
Вопрос меня застает врасплох. Вот же наглец. Хочет утолить праздное любопытство?
— Я… — едва слышно отзываюсь дрожащим голосом, — я должна отвечать на этот нескромный вопрос?
— Нет, — Рома снимает туфли и проходит сухими ладонями по своду ступней, — но я бы хотел услышать ответ.
— Вероятно, — я взволнованно убираю волосы за и вздыхаю, — со школы ничего не изменилось. Высокомерие, которое я в себе не замечаю, отпугивало мужчин.
— Возможно, — он улыбается, — а еще, возможно, ты ждала нас?
— Не ждала, — честно отвечаю я, — Ром, вы меня в школе раздражали.
— Да мы в курсе. Ты нам об этом прямо говорила.
— Разве?
— Да, — он бархатно и низко смеется, — развернешься и шипишь: отвлекаете, бесите, замолчите, чем вы там шуршите?
— А чем вы шуршали? — я хмурюсь.
— Фантиками, — массирует пальцы. — Я всякими пустыми упаковками.
— Зачем?
— Чтобы ты обернулась. Просто однажды Тимур в классе шестом конфету развернул, а ты как оглянулась в поисках шума, — проминает мизинчики. — Ты бы видела себя. Две косы, брови вместе, губы поджаты. С того момента искали самые шуршащие конфеты.
В летник возвращается Тимур с пакетом льда и обходит дыру, в которую я угодила пять минут назад.
— Соскучилась?
— Нет.
— Твоя честность очаровательна, — подает пакет со льдом Роме, и тот прикладывает его к травмированной лодыжке.
Холод обжигает кожу, и закусываю губы.
— Знаешь, это забавно, — Тимур прячет руки в карманы и перекатывается с пяток на носки, глядя на меня сверху вниз, — ты даже в дыру провалилась грациозно и изысканно.
— Грации и изысканности вы искали в эскортницах? — перевожу на него сердитый взор.
— А еще вот этого взгляда, — обнажает зубы в улыбке. — Его не повторить и ведь уже маленькой девочкой так зыркала.
Лодыжка и ступня немеет подо льдом, и я не могу даже разозлиться, потому что меня отвлекает холод, который проникает уже в суставы и кости.
— Я вызываю такси, — Тимур утыкается в смартфон, и я на несколько секунд заворожено смотрю на его хищное лицо, которое стало еще резче в свете экрана. — Ко мне, Ром, или к тебе?
И тут я возмущенно охаю. Я-то по наивности думала, что они меня отправят домой.
— Давай к тебе, — Рома прижимает лед с другой стороны, — у тебя кровать больше.
Рома на переднем сидении рядом с водителем, а Тимур — у меня под боком. Поглаживает колено. Большая кровать, значит. Тимур еще меня заверил, что матрас ортопедический и ничего нигде не скрипит. Замечательно.
Через полчаса мы стоим в лифте и поднимаемся на девяностый этаж. Да, мы в одной из башен Москвы-сити. Той, что повыше остальных. Прикидываю в уме сколько я буду лететь, если выпрыгну в окно. Долго. Вероятно, я умру от разрыва сердца, а не от встречи с асфальтом.
— А почему мы молчим? — спрашивает Тимур по левую сторону, придерживая меня за локоть.
— Предвкушаем, — тихо усмехается Рома. — Я лично запоминаю каждый момент в мельчайших подробностях.
А я вот абстрагируюсь, чтобы потом все забыть, однако отвлечься на левые мысли не могу.
— Анечка, — Тимур всматривается в лицо. — Ты очень мило краснеешь.
Медленно моргаю и не вступаю в диалог, потому что сейчас слова лишние. Ситуация аховая, и я бы предпочла в молчании принять свою участь, а не с комплиментами, от которых сердце яростно бьется о ребра.
Выходим из лифта в просторный, белый коридор с высокими потолками. Шагаем к одной из дверей по правую сторону. Я опираюсь о руку Тимура, немного прихрамывая. Лодыжку тянет, а сердце коротко и часто стучит. Я в панике.
— Тебе у меня понравится, — Тимур проводит черной пластиковой картой под ручкой двери, и она с тихим писком отворяется.
Автоматически вспыхивает свет. Огромная прихожая, в которой поместится две моих комнаты. Белые стены, белая вешалка, белый шкаф. Рома меня приобнимает, а Тимур опускается на корточки и галантно помогает разуться. Хочу сделать шаг, но Рома подхватывает меня на руки и вносит в гостиную с панорамными окнами, за которым горят крошечные огоньки ночной Москвы.
Тут тоже все белое, кроме желтых подушек на большом диване, на который меня усаживает Рома. На стене огромная плазма, а под ней на низкой и длинной тумбе игровая приставка, джойстики и VR-шлем. Тимур, вероятно, исполнил детскую мечту. Под ногами пушистый и мягкийковер .
Кидаю взгляд на кухонную зону в глубине гостиной. Обеденного стола нет, но
