поросенка мне дали сразу после Альмунда.
Через некоторое время в мою миску с гороховой похлебкой прилетела полуобглоданная кость. Конечно же, от старика. Я стиснул кулаки. Избить или вызвать его на бой я не мог, Альмунд был всего лишь на пятой руне, да и не дело, если я ненароком пришибу Альрикова отца. Но и спускать столь глупые выходки безумного деда не хотелось.
Я пил водянистый эль и ждал. Старик не стал тянуть и швырнул в меня рыбий хвост. Тогда я встал и выплеснул миску Альмунду на грудь.
— Что ты творишь, щенок смердячий? — взревел он.
— Учу тебя уму-разуму! Совсем ополоумел? Не различаешь человека и собаку? Тогда сиди в отхожем месте! И жри помои!
— Оскорблять хозяина дома⁈
— А как же гостеприимство? Гостя надо принимать так, словно это Скирир пришел в твой дом.
— Это ты-то гость? Я тебя не звал, за стол не сажал.
Глаза Альмунда покраснели, борода растрепалась, а по рубахе стекала вязкая гороховая гуща.
— Так и я к тебе не напрашивался! Не рад нам? Так и ладно. Ульверы! — рявкнул я. — Готовь корабль! Уходим!
— Вот и иди! Иди-иди! И пусть Нарл проложит гладкий путь подальше отсюда! Чтоб мои глаза тебя больше не видели.
— Альрик, прощайся с братьями. Больше в эти края мы не придем.
И только тут старик замолчал, беззвучно разевая рот. Его сухие пальцы дрожали.
— Как же? — еле выдавил он. — Как не придете? Он мой сын!
Я тоже враз успокоился, хотя перед тем еле сдерживался, хотел выхватить нож и хотя бы бороду отсечь старому пердуну.
— Когда я навещал отца, он меня не бранил почем зря, товарищей не позорил, встретил ласково, накрыл богатый стол. К такому отцу я приду в гости всякий раз, как смогу. А такого, как ты, обходил бы стороной.
— Мал ты еще об отцах судить, — устало огрызнулся Альмунд. — Вот сын появится…
— У меня уже есть сын.
Потухший было огонь в глазах старика вспыхнул вновь. И он снова затряс бородой и закричал, но не на меня, а на Альрика.
— У всяких сопляков, значит, сыновья растут, а ты до сей поры неженатый! Не время! Дома своего нет! А у этого время нашлось! И жена нашлась, хотя сам еще сморчок зеленый. Стручок, поди, еще не вырос, а глянь, уже сына родил. А ты чего? Так и помрешь, как пес под забором?
— Так мы уходим или что? — лениво спросил Росомаха.
— Сиди и пей! — тут же набросился на него старик. — Не трону я твоего хёвдинга. Пусть гостит, сколько вздумается.
И пир продолжился.
Старик, конечно, поцапался со всеми, выбранил каждого сына и каждую дочь, но теперь я видел, что он незлобив, всего лишь мелочен, обидчив и ворчлив. Хотя на месте Альрика я бы тоже сбежал из дому.
У отца Альрика мы пробыли целую седмицу, перезнакомились со старшими братьями, с сестрами, их мужьями и детьми, в том числе и с отцом Халле Рыбака. Беззащитный рассказал о гибели хирдмана, о его подвигах, сражениях и похоронах. Я ждал криков, слез, обвинений, как было в деревне Энока, но родичи восприняли это известие спокойно. Когда старик ходил в Мессенбю, уже тогда узнал, что Рыбак не вернулся из Бриттланда.С другой стороны, больше никто из родни Альрика в хирд не попросился, хотя у них было в достатке и молодых парней, и крепких мужчин. Всех устраивала мирная жизнь с рыбной ловлей, выпасом скота, выращиванием ячменя и бранью ворчливого старика.
Наши перебранки с Альмундом продолжались с утра до вечера, но мне даже нравилось. Я говорил ему всё, что вздумается, да и он не сдерживался. Альрик оказался прав, я поладил с его стариком.
Напоследок Альмунд забил наш корабль всяческой снедью, подарил несколько плащей из шкур снежных волков. Где и нашел такие? Ведь на этом острове таких зверей не водилось. Попрощавшись с сыном, старик подошел и ко мне. Я тут же нахмурился, расправил плечи, показывая готовность к еще одной битве.
— Да не пыжься, не пыжься! — мирно сказал Альмунд. — С твоим росточком толку с того нет. Ишь, мелкий, борода еще не выросла, а уже в хёвдингах! Того и гляди, скоро каждого сопливого слушать придется.
Он кашлянул.
— Раз уж в хёвдинги вылез, так и веди себя как до́лжно! За хирдманами приглядывай, спуску им не давай, но и не губи почем зря. Имя отца не позорь, обид не терпи, не трэль ведь безрунный! И сюда заглядывай почаще, не чужие люди теперь. Жёнку с сыном привози, откормим так, что перерастет отца своего мелкого.
Даже Эрлинг не поучал так много, как этот трухлявый пень.
Я вытащил заранее приготовленный подарок — красивый нож с позолоченной рукоятью. За такой две коровы сторговать можно.
— Держи, старик. Раз уж ты в этих краях главный, так и утварь должна быть подходящей. Может, вспомнишь меня, пока будешь мясо нарезать под свои три зуба.
— Зубов у меня поболе твоих, — привычно огрызнулся он и взял нож. — Уж чересчур наряден. Не для простого бонда.
— Ты, отец, не прибедняйся, — к нам подошел Альрик. — Бери нож. А нам пора уходить. Ветер подходящий, быстро до Хандельсби долетим.
На том мы и покинули отчий дом Беззащитного.
В Северных морях нынче было оживленно. Обычно мы редко встречали корабли, особенно если отплыть подальше от берегов, а в этот раз по пути в Хандельсби мы заметили не меньше десятка. Там были и узкие хищные драккары, и пузатые медленные кнорры, и шустрые карви.
Перед фьордом собралось еще больше судов. Два конунговых драккара со знаком черного ворона перекрывали вход, с них к прибывшим отправляли людей для проверки или чтобы провести корабли через затопленные остовы.
Брань разносилась аж до Бриттланда. Ярлы мерились знатностью, рунами и богатством, чтобы пройти вперед других. Вольные хёвдинги посмеивались, глядя на них, но уступать не собирались. Среди прочих я заметил знакомые корабли: два драккара и кнорр под одним флагом, на котором вышит дельфин. Неужто Флиппи?
Когда пришел наш черед, я показал конунгов знак — выжженный на толстом кожаном обрезке ворон, и нас пропустили без провожатых.
Впрочем, в самом городе творилось то же самое. На правом берегу, что поближе к двору Рагнвальда, негде было даже самую утлую лодчонку приткнуть, да и на левом все причалы перекрыты разноцветными боками кораблей. К нам подгреб шустрый мужичонка и предложил помощь.
— Сами видите, люди добрые, пристать некуда. Но я подскажу, где лучше оставить вашего красавца, и помогу добраться до берега, не замочив портков.
Выбора особого не было, так что я согласился. Мужичонка привязал лодку к нашему кораблю и показал, куда идти. От крайних домов Хандельсби и впрямь было далековато, но «Сокол» отлично вошел в небольшую излучину, где его привязали к дереву. Часть ульверов пошли в город пешком, а я с Альриком и еще несколькими хирдманами направился прямиком к конунгову двору на лодке услужливого карла.
Мы словно прибыли на ярмарку. Кругом толпы людей, все разряженные, блестят серебром и золотом, на поясах дорогие мечи и топоры с твариными костями. Жителей Хандельсби потеснили в их же собственных домах, а некоторых так и вовсе выселили, хоть и за плату. Конунговы дружинники за порядком приглядывали и совсем уж наглеть не давали.
Хускарлы, хельты, сторхельты… Ярлы, лендерманы, хёвдинги. Рослые воины с даром в силу несли на плече тяжелые булавы или мечи длиной с меня, худощавые — с топорами или луками. Мелькнул кто-то похожий на Скорни Тарана со здоровенным железным щитом. Расталкивая людей огромным животом, проплыл Болли Толстяк.
Казалось, что если вот прямо сейчас соберемся и пойдем на Бриттланд, враз сметем всех сарапов. Или поубиваем друг друга.
Кое-где начались свары, и воины расталкивали людей, освобождая место для боя.
— Общий тинг, — пробормотал я. — Когда такой был в прошлый раз?
— После победы над Карлом Черным, — ответил Альрик. — Отец тебе не сказывал? Рагнвальд собрал всех на острове Храфнсей(1) и заново поделил земли. Лучшие отошли тем, кто его поддерживал. Недругам, что поддерживали Карла, предложил пойти в вольные хирдманы или уйти в Бриттланд, забрав с собой лишь то, что поместится на одном корабле. А тех, кто не пришел на общий тинг и спрятался в своих домах, он казнил вместе с семьями. Рагнвальд тогда сказал, что каждый может ошибиться и выбрать не ту сторону, но глупцов, что продолжают упорствовать, нужно убивать со всем семенем.
Я не раз говорил с конунгом Северных островов и привык к его рассудительности. А он, выходит, способен
