запросил мой послужной список и далее заткнулся навеки. В еженедельнике «Многознатец», ориентированном на национальный капитал, что подчеркивалось им особо, мне ясно дали понять слабость моих провинциальных аргументов. В телекомпанию «Свет» я сунулся просто так, на удачу. По слухам, у них периодически появлялись свободные места. Там меня перекидывали из отдела в отдел, а к вечеру какая-то грымза, заставшая, кажется, еще первые опыты с телевещанием, объявила в трубку, что при необходимости со мной свяжутся. Это был тот же «Анфас», только сбоку. Еще один журнал, «Отчизна», заманивал зарплатой в шестьдесят тысяч, однако при визите туда выяснилось, что оклад составляет ровно в десять раз меньшую сумму. Остальное предстояло заработать на скромном проценте от продаж, будучи по совместительству рекламным агентом.
Когда я практически уверовал в то, что с телевидением в моей жизни покончено, поступил отклик с большого федерального канала. Свое резюме я закинул туда совсем уж рефлекторно, без всякой надежды. Да и теплых чувств к организации с названием из трех букв я отнюдь не питал. Давным-давно, на заре перемен, этот телеканал считался эталоном профессионализма. Потом, при укреплении властной вертикали, его несколько раз, для верности, зачищали и переформатировали, так что в итоге преобразили до полной неузнаваемости. Смотреть его я примерно тогда же и перестал, делая исключение только для футбольных трансляций. И вот судьба усмехнулась мне, подкинув приглашение попробовать свои силы в бригаде утреннего эфира.
Командовал бригадой шеф-редактор Митя, за спиной у которого висела взятая в рамочку благодарность от замминистра МВД. Как я позднее узнал, ее обладатель сделал первый шаг в профессию в телепрограмме об убийствах, грабежах, изнасилованиях и других тяжких преступлениях против личности. Стартовал он классически, как все юные стажеры: таскал штатив и кофр за старшими товарищами. За усердие был произведен в самый нижний чин. При очередной санобработке канала Митя лихо сиганул из репортеров в редакторы пугающей программы, где заметно поднял статистику показов сцен насилия и жестокости. Оттуда, уже с благодарностью от замминистра, его и передвинули на утренний эфир. Прежнему составу бригады попросту не продлили контракты и вышвырнули всех с пожитками за порог. Здесь это являлось нормой: трудовые договоры заключали на месяц, два или три, редко на год. Да и вообще, не очень их чтили.
— Тут своя специфика, — просветил меня Митя, взлохмаченный, как после аэродинамической трубы, и выделявшийся из общей кучи сотрудников оранжевой кацавейкой, невероятно модной в том сезоне. — Людям некогда во что-нибудь вникать, особенно утром. Так что краткость — наша сестра, понял?
— Понял, — кратко ответил я.
— Тему продюсер подкинет и с контактами поможет. Давай, вливайся! — и он убежал на очередную планерку на седьмой этаж, где окопалось главное начальство.
Вообще, начальство помельче почти всё время пропадало на каких-нибудь планерках и жутко срочных совещаниях. Коллектив, обученный определенным навыкам, творил на первом этаже, рядом с хозяйственными помещениями, вполне самостоятельно. Определенная специализация при этом существовала, причем политикой с экономикой здесь и не пахло. Показывали, как говаривал Митя, просто жизнь.
Фантастических размеров толстуха громко смаковала и собственноручно готовила к монтажу хронику разнообразных ДТП. Другая девушка, прямо противоположной комплекции, с уклоном в анорексию, регулярно освещала всякие неформальные тусовки, в том числе с элементами мистики. Компанейский парень Яша, с которым я быстро сошелся, был незаменим при проникновении со съемочной группой на охраняемые объекты. Он с беззаботным смехом вспоминал, как удирали от какого-то ЧОПа, и овчарка едва не цапнула оператора за зад.
Мне сначала выпало более простое задание. Из материала, отснятого и присланного коллегами-сибиряками, предстояло оперативно слепить сюжет о кошках, коим специальная городская служба в Тюмени вживила электронные микрочипы. Диктовалась эта мера заботой о братьях наших меньших, дабы они не потерялись в холода и зной. Кошек я люблю и без электроники, а действовать в высоком темпе привык еще на заре журналистской юности. Поэтому проблем с производством сюжета не возникло. Шефа Митю, который на следующий день щегольнул модными мокасинами, мой доклад почему-то не обрадовал.
— Озвучка у тебя не очень, — кисло сказал он. — Так в прошлом веке озвучивали.
У сотрудников утреннего эфира, да и всего канала, действительно, была своя манера начитывать тексты. Стремясь запихнуть в краткие мгновения сюжетов как можно больше информации, они тарахтели, как пулеметы. Или как будто их уже настигала та самая овчарка. Иногда зрителю, по-моему, трудно было угнаться мыслью за этими молодыми ребятами. Впрочем, я благоразумно не стал ни с кем делиться своими сомнениями. Дежурный продюсер выдал мне новую тему, и… Теперь я понимал, что следовало как-то отвертеться, особенно учитывая состояние духа озабоченного шеф-редактора. А в тот момент в ней не виделось ничего потенциально опасного.
Наоборот, тема была еще дальше от политики, чем кошки с микрочипами. В некоем московском дворе стихийно образовалась выставка мягких игрушек. Совершенно бесплатная и постоянно действующая. Детище одного энтузиаста поддержали его соседи по подъезду, а затем другие жильцы. Очень скоро плюшевые мишки, лисички и зайки стали одной из достопримечательностей района. Вот и всё, никаких трупов и груд искореженного металла с кровью. Продюсер тоже человек. Он, наверное, просто ошибся, но я-то добросовестно принялся выполнять полученное задание. Сценарий сюжета вполне умещался в узкие эфирные рамки, однако и его дополнительно порезали. Когда же мне сказали не ходить на озвучку и ждать дальнейших указаний, я в принципе всё понял.
Митя, который в тот день зачем-то помыл голову, причесался и облачился в костюм, явился с очередной планерки на седьмом этаже вечером, часу в седьмом. Запись утреннего эфира в студии уже шла полным ходом. Народ, сдав свои сюжеты и отчитавшись о содеянном, разбился на группки по интересам. Я сидел один.
— Не сработаемся, извини, — заявил мне Митя.
Я без слов положил на стол временное удостоверение и стал надевать куртку.
— Надо объяснять? — спросил он.
— Не надо, — ответил я. — Счастливо оставаться.
Мы с ним как-то неплохо поняли друг друга. В том смысле, что трудиться вместе нам было категорически противопоказано.
Сдав пропуск на КПП, я вышел из «Останкино» и направился к пруду. Топиться, конечно, и не думал, просто присел на лавочку и уставился на водную поверхность. Ситуация складывалась для меня прескверно. Поиски работы по специальности явно зашли в тупик. Денег, вырученных правдами и неправдами в ходе предвыборной кампании Макеева, оставалось всё меньше. Вот-вот должен был грянуть «час икс», когда мне предстояло либо прервать столичный эксперимент, либо соглашаться на какой-нибудь совсем смехотворный вариант. Тут удача решила еще поиграть со мной в кошки-мышки, и в тот же вечер мне поступило
