не разглядел, значит, вас, а вы вона как взлетели. Знать бы…
— Дурак, — оборвал его солдат. Он действительно помнил конфликт со старостой, но для него это был не конфликт, а староста был не тот человек, который стоил мести. — Тебя, паскудник, взяли за то, что ты вор. И за то, что ты подбивал мужиков не разговаривать с аудиторами, чтобы скрыть свое воровство.
— Я? Мужиков? Да я… — начал было староста.
— В подвал, — прервал его солдат. — Всех их.
— Я не подбивал! — Заорал староста, но телега покатилась к замку, а стражник толкнул старосту в спину древком копья. Сильно толкнул, староста чуть не упал. А баба на телеге опять заголосила.
Волков поморщился и окликнул сержанта:
— Сержант!
Тот хотел, как положено, слезать с коня, но Волков жестом показал, чтобы не слезал и произнес:
— Завтра двух людей и егеря пошлешь к монастырской дороге. Пусть дойдут до березового острова и там еще раз посмотрят.
— Что, не всех изловили? — Поинтересовался сержант.
— Не всех, — сурово ответил Волков.
— Распоряжусь, — произнес сержант и пришпорил коня, догоняя телегу.
Волков внимательно осмотрел монаха с ног до головы и спросил:
— Ты коня седлать умеешь?
— Нет, господин. У нас, в горах, верхом почти не ездят.
— А я умею, но одной рукой это сделать невозможно. Пошли в конюшню, поможешь мне.
Они сходили на конюшню, где под руководством солдата монах оседлал коня. Вышли из замка, Волков верхом, монах шел рядом.
— Съездим в Рютте, посмотрим, как у аудиторов идут дела.
И поехали. Солдат ехал, не особо разбирая дороги, брат Ипполит семенил рядом, перепрыгивал лужи, приподнимая полы хабитата. Волков невольно усмехнулся, Ипполит заметил усмешку и спросил:
—Я неуклюж, да?
— Думаю, что дело в сутане, в ней неудобно, наверное.
— Это не сутана, господин, сутану носят священники, настоятели храмов, братья носят хабитат, или проще хабит. Он очень удобен. Я вот не могу понять, как всё время вы носите доспехи, зимой в кольчуге всё время холодно и сыро, и тяжело, а летом жарко. А ещё меч, и топор у вас за поясом и сапоги тяжелые. А из сапога ручка ножа торчит. Столько железа!
— Ручка ножа, — солдат усмехнулся, — мой стилет никогда так не называли. А к железу привыкаешь. Если носишь его каждый день, зимой под доспех одевают стёганку, в ней не холодно, летом, конечно, её носить тяжко, упаришься, но если враг рядом то потерпишь. А нет врага, так и на простую рубаху кольчугу носить можно.
— А зачем её носить, если врага нет рядом? Я вот вас без доспеха почти и не видел, только на перевязке.
— В первых, без доспеха и оружия я чувствую себя голым, а во вторых, тело не должно отвыкать от тяжести. Стоит перестать носить железо, как сразу начнёшь жиреть. Я видел такое не раз. Жирный — слабый — не боец.
— Вот как, — понял Ипполит.
Солдату нравился этот молодой монах. Он был умён и незлобив. В свои юные года имел большие познания в медицине, ну насколько Волков мог судить. Да и грамотен он был. Грамотнее его самого. И главное хотел помочь ему. Он был доволен тем, что монах рядом.
Когда они нашли аудиторов, хорошее настроение у солдата быстро закончилось.
Мужики не хотели говорить с городскими. Солдат отхлестал одного молодого и глупого мужика плетью, а толку-то… В раздражении Волков поехал в замок, не слезая с коня орал на весь двор:
— Сержант, где ты есть?
— Тут я, что господин нужно? — Выбегал из донжона сержант.
— Старосту Рютте под замок, с бабой и всем выводком. Всех в подвал!
— Господин, — вдруг произнёс сержант, вместо того, что бы кинуться исполнять приказ, — может, не будем так горячиться? Как бы чего не вышло. Как бы хуже не было.
— Что? Чего хуже то? — злился Волков.
— Ну, управляющий сбежал, так ещё всех старост под замок посадить. Да ещё мужика городские вопросами изводят, как бы не вышло чего…
— Чего не вышло? Говори, что ты всё вокруг да около…
— Кабы мужик за вилы не взялся. — Хмуро глядел на коннетабля сержант.
— Вот чтоб не вышло чего, и мужик за вилы не схватился, ты сейчас едешь в Рютте и возьмёшь главного подстрекателя. Старосту и всю его семью под замок! — Волков чуть склонился с лошади и почти в лицо сержанту проорал. — Всех в подвал!
— Как изволите, господин, — со вздохом ответил сержант, но уходить не спешил, а продолжил, — а может нужно об этом барону доложить?
Волков, что-то почувствовал. Помолчал глядя на сержанта и сказал:
— Барону говоришь, доложить… — он спрыгнул с коня, кинул сержанту повод, — хорошо я схожу к барону, как ты хочешь, но почему-то мне кажется, что ты просто не хочешь арестовывать старосту. Может ты с ним заодно? А?
Сержант сразу не ответил, а солдат ответа ждать не стал, пошёл к барону.
Он хотел быстро обрисовать ситуацию и получить одобрение барона, но быстро не вышло. Барону было скучно, и он почти заставил Волкова сесть за стол, налил ему вина. Стал расспрашивать, казалось, его мало заботило, посадит солдат старосту в подвал или нет, на это он дал согласие почти сразу, а вот всякой мелочью он интересовался, переспрашивал. Лендлорду было скучно. Он не хотел отпускать Волкова. И больше всего его заинтересовало известие о том, что упырь, судя по всему, был не один. Барон стал расспрашивать о молодом монахе, о книге, а тут ещё пришла баронесса с молодым бароном, их тоже всё это интересовало, Волкову пришлось пересказывать всё, вплоть до грустной истории о семье монаха. А затем стали подавать ужин и попытку уйти, добрая баронесса пресекла одной фразой:
— Господин Фолькоф, останьтесь, пожалуйста. Вы так редко у нас бываете.
Старый барон и молодой поддерживали ее, и солдат просто не смог отказать.
Остался сидеть за столом, вместо того чтобы решать вопрос со старостой.
Выйти из покоев барона он смог только когда стемнело. Конечно, можно было вызвать стражу, найти сержанта и послать его за старостой, но Волкову было откровенно лень, он славно поел, выпил много пива, и сейчас хотел только спать. А староста Рютте мог подождать и до завтра. Поэтому он пошёл к себе в башню, где и встретил Ёгана. Тот был мрачен и не разговорчив, как обычно.
— Ну как прошёл день? — спросил солдат, у слуги поднимаясь по лестнице.
— Будь он проклят, — лаконично отвечал Ёган.
— Кто? День
