подбадривал.
Лахджа смирилась с тем, что дочь в третий раз придется чистить, и улыбнулась мэтру Йемметхиму. На чешуйчатой морде человекоящера ничего не отразилось.
Ну конечно, он же кобрин. Они почти не используют мимику для общения. Только звуки, движения тела и капюшона.
— Очень приятно познакомиться, мэтр, — вежливо сказала Лахджа.
— Потрясающе! И даже не потребовалось укрощение! Я впечатлен… о, извините мои манеры, меня переполняют эмоции.
— Да ладно?.. — сказала Лахджа, силясь отыскать на бесстрастной змеиной морде хоть какой-то намек на чувство.
— Конечно!.. Для Униониса это, пожалуй, величайшее достижение со времен… собственно, со времен первого фамиллиара.
Дегатти стоял надутый, как павлин. Лахдже хотелось сказать, что черта с два бы у него вышло, если бы она крайне не нуждалась в этом, чтобы спастись. Но она не стала портить мужу настроение. В конце концов, для смертных волшебников это действительно крупное достижение — закабалить очередную закромочную тварь.
Да ну тебя. Ты не понимаешь.
— Ты можешь использовать ее демоническую силу?.. — жадно спрашивал Йемметхим.
— Мы… работаем над этим, — уклончиво ответил Дегатти. — Если я когда-нибудь засяду за монографию…
— Коллега, что значит «если»?.. — опешил Йемметхим. — Вы ее что, до сих пор не начали? Это, я не побоюсь этого слова, преступно с вашей стороны. Я до самого Локателли дойду.
— Вы же не можете заставить кого-то писать научную работу, — опешил теперь Дегатти.
— Я не могу, — согласился Йемметхим. — А Локателли сможет. Да ладно вам, мэтр. Улыбнитесь, я же пошутил.
— Ахаха, — растянул губы в улыбке Дегатти. — Ну, прощайте, коллега, а то у нас дочь… тонет.
Лахджа уже вытаскивала Астрид из пруда. Та наглоталась воды, но была счастлива. Тонуть она, разумеется, не собиралась. Просто, кажется, проверяла, поместится ли пруд в ее рудиментарном анклаве.
Не поместился. Не так уж он велик.
— Не могу поверить, ты хвастался мной, как трофеем, — ворчала Лахджа, выливая из Астрид воду. Она перевернула дочь вверх ногами и держала, как лейку.
Воды в Астрид оказалось много. Возможно, с возрастом ее анклав все-таки расширяется.
— Долго льет, — сказала Лахджа и немного покрутила хвост Астрид.
Напор усилился.
— Из-за вас у меня дочь мокрая, — подошла к ним разодетая волшебница. — Что ж вы за детьми-то не следите?
— За вашими?.. — моргнула Лахджа. — Зачем мне ваши дети?
— Моя дочь бы не полезла в воду, если б не видела, как ваша… а!.. С Добрым Днем!..
Поздравила она так, будто прокляла. Схватила собственную дочку за лапку и потащила прочь, не обращая внимания на жалобное мяуканье.
— Астрид, ты подаешь плохой пример смертным, — хмыкнула Лахджа.
Астрид не слушала. Она вырвалась, отряхнулась и побежала к деревьям, хлопая крылышками. Ее выводили погулять все чаще и чаще, но пока еще недостаточно часто, если вы спросите Астрид.
— Астрид, стой! Не забегай далеко!.. — крикнула вслед мама. — Нет-нет, только не взлетай, не надо!.. ладно, взлетай, но не разгоняйся!.. ладно, разгоняйся, но не лети к деревьям, набьешь шишек!.. ладно, но теперь не реви.
Но Астрид ревела. На лету она врезалась в дерево, и это оказалось больно даже для демоненка. Она же по сути сама себя ударила.
Теперь она сидела, потирала шишку, громко плакала и пыталась убить дерево. Но демоническая сила у нее была еще маленькая, как она сама, так что дерево презрительно жило дальше.
Подошедший Дегатти поднял ее, отряхнул и призвал на этот раз способности кота…
— Не-не-не, пусть поболит, — остановила его Лахджа. — А то она опять не усвоит урока. Ей полезно знать, что при столкновении с твердой поверхностью на большом ускорении страдает более мягкий предмет. То есть ты, Астрид.
Астрид заревела еще громче. Обида оказалась больнее боли, и она уж постаралась реветь так, чтобы у всех вокруг пошла ушами кровь, а разумы погрузились в кромешный ужас бытия.
Стоящий совсем рядом Дегатти что-то даже почувствовал, вздрогнул и сказал жене:
— В будущем надо с этим что-то делать.
— Я все делаю сейчас, — пожала плечами Лахджа, беря Астрид под мышку. Та повисла кулем и реветь перестала, чтобы все убедились, что она умерла от горя.
— Бедная Астрид… — всхлипнула Астрид. — Встретила конец.
— Даааа, обидно, — посочувствовала Лахджа. — Мертвецы землянику не едят. Ну ничего, нам больше достанется.
Астрид мгновенно воскресла и перестала плакать. Она еще не умела подолгу лелеять обиду и обещанная земляника моментально вытеснила из памяти противное дерево и черствость матери.
Лоточница с любопытством смотрела на весь этот цирк. Она постоянно видела капризных детей. Это парк, сюда все время приводят малышей. Среди них есть дети из самых разных стран, самых разных видов, самого разного достатка. Она видела тут даже маленьких драконят. Теперь вот выяснилось, что демонята тоже любят землянику.
Но что тут удивительного? Землянику любят все.
— Когда я выясту, я буду есть только землянику, — доверительно поделилась с отцом Астрид. — Всегда.
— Что, и даже курочку не будешь?
Астрид задумалась.
— Ладно, еще курочку… — сделала она одолжение.
— А шоколад?
Астрид застонала. Да что ж так сложно жить-то?!
Лахджа смотрела на Астрид и размышляла, все ли маленькие фархерримы настолько прожорливые и шебутные. Может, дело в ее биологическом отце? На маму-то она не очень похожа… нет, дети вообще не всегда похожи на родителей. Она могла пойти в кого угодно.
Какой вот в юности была Мазекресс? Может, если бы Матерь Демонов могла передвигаться, она бы точно так же носилась везде, как Астрид?
Астрид, кстати, опять унеслась. Перемазав лицо земляникой и став похожа на маленького вурдалака, она решила взять от сегодняшнего дня все.
Дегатти смотрел ей вслед спокойно. Поначалу у них с Астрид были сложные отношения… иногда он просыпался от того, что маленький демоненок сидел на нем и пытался задушить. Астрид не очень нравилось делить любовь матери с кем-то еще.
Но постепенно они притерлись друг к другу. Майно перестал запираться на ночь, а Снежок и Тифон перестали караулить по очереди. Девочка поняла, что у нее теперь есть не только мама, но и… папа, видимо. Со временем она стала его так воспринимать. Он, конечно, многое запрещал и наказывал за всякие пустяки вроде попыток откусить ему пальцы, но и баловал тоже.
С этим еще можно было жить, так что кусаться
