рядом с ними. Такие же «стражи» охраняли еще три входа в склеп. Один располагался точно напротив откопанного отверстия, два других — слева и справа.
Гилэстэл, присев над углублением в центре гробницы, с интересом что-то рассматривал.
— Полюбуйся, Астид.
Полукровка приблизился и изумленно присвистнул, воззрившись на прах неизвестного вождя, присыпанный трухой от высохших корней и дохлых насекомых. Скелет имел больше пяти локтей в длину, а сами кости выглядели заметно мощнее человеческих. Рядом находился скелет поменьше. По-видимому, женский — на глиняном основании могилы Астид заметил несколько разрозненных позеленевших металлических колечек, лежащих меж ребер, и некогда, возможно, бывших частью ожерелья.
— Как измельчали потомки, — усмехнулся Гилэстэл. — Обрати внимание на челюсти, Астид. Какие зубы!
Но полукровку зубы покойного вождя волновали в последнюю очередь.
— Ваша светлость, время уходит!
Гилэстэл с сожалением вздохнул и поднялся.
— Прощай, неведомый воитель. В твоей гробнице слишком скушно. Покинем мы твою обитель. Прости нас, вождь, великодушно.
— Нашли время рифмоплётствовать, — проворчал Астид. — Какой вход открывать?
— Противоположный.
Рассчитывая, что толщина земляного слоя над всем склепом одинаковая, Астид при помощи магии прорыл ход, оставив нетронутым тонкий внешний дерновой слой. Чтобы добраться до отверстия, расположенного почти под самым потолком, пришлось передвинуть большой горшок и перевернуть его вверх дном.
— Иди первым, — кивнул Гилэстэл. — Как окажешься снаружи, маскируйся.
Полукровка осторожно взобрался на глиняную посудину, сунул руки в нору и, цепляясь за стенки и щекочущие ладони стебли, втиснулся внутрь до пояса. Проткнув пальцем дыру во внешнем слое, оглядел прилегающее к холму пространство. Урукхайские палатки отстояли на достаточном расстоянии от почитаемого места. Волков тоже поблизости видно не было. Астид надавил на преграду и выполз под моросящий дождь.
— С воскресением меня, — пробормотал себе под нос уже в облике урукхайского воина.
Полукровка вытащил вещи, затем ухватил князя за ладони и вытянул наружу. Примененное Гилэстэлом заклинание невидимости имело некоторые недостатки — струйки дождя обрисовывали его силуэт призрачным духом воды.
— Вас видно, — поморщился Астид, спешно закладывая отверстие в холме кусками земли и дерна.
— Значит нужно торопиться, — отозвался «дух».
Обширный лагерь был тих. Два раза навстречу попались дозорные, но Астид, сонно пошатываясь, делал вид, что вышел из ближайшей палатки по нужде. А когда стража удалялась, догонял князя, беспрепятственно идущего по стану. Удача сопутствовала им до самой окраины лагеря, периметр которого охраняли волки. Можно было обмануть зрение урукхайского воина фальшивой внешностью. Но обмануть звериное обоняние не удалось. Топорща загривки, приседая на задних лапах и скалясь на непонятный силуэт, беглецов окружили четверо волков. Астид краем уха услышал шепот Гилэстэла, и хищники уселись, успокоенные заклинанием.
— Волокуши, — Гилэстэл тронул Астида за плечо. — Вспомни, как на Айгхур добирались.
— Это уже наглость, — Астид растянул губы в усмешке.
Князь оттащил от ближней палатки волокушу — две длинные жерди с настилом из досок, прикрытых шкурами. Вторую от шатра, что стоял чуть дальше, бесшумно переместил Астид. Упряжь по-быстрому соорудили из веревок, обнаруженных под шкурами. Надевая импровизированные шлейки на покорно стоящих волков, Астид ухмыльнулся.
— Верхом было бы занятно попробовать.
— Это не аттракцион в балагане, — отозвался князь. — Недосуг объезжать, с непривычки могут взбунтоваться.
— Ездовая ты скотина, — полукровка потрепал волка по холке.
— Волки на войне для них, — Гилэстэл мотнул головой в сторону палаток, — боевые товарищи, а не ездовая скотина. Готов? Быстро не гони, эта конструкция не для гонки. Направление — юг.
Астид и Гилэстэл отвели упряжки от лагеря, привязали поклажу, сели, ухватившись за жерди, и волки, послушные их приказам, потянули волокуши прочь от лагеря.
Звери бежали нескорой рысью, но полукровке казалось, что он несется через ночь и дождь с дикой скоростью. Хоть волки и выбирали дорогу поглаже, волокуша подскакивала на кочках и камнях, то взлетая, то опасно накреняясь, ныряя в лужи и с чавканьем проползая мягкие мшистые впадины. Полукровка стискивал пальцы на жердях, старясь удержать равновесие и не вывалиться, и щурился от попадающих в лицо мелких камушков, клочьев травы и мха. Параллельно с ним мчалась упряжка Гилэстэла — в темноте за красными огоньками волчьих глаз призрачным облаком трепетали на ветру белые волосы.
Два раза Астид замечал вдалеке темные силуэты каких-то строений. Ветер доносил с их стороны едва уловимый мертвенный запах гари.
Дождь понемногу стих, в пелене облаков замелькал месяц. Недолгий привал сделали в середине ночи. Волки полакали воды из лужи, а затем легли, высунув языки и часто дыша. Разжав онемевшие пальцы, Астид сполз с волокуши и вытянулся на траве.
— Во имя терпения… У меня всё нутро перемешалось. Желудок теперь где-то в области горла. Было бы в нем что-то, давно бы вывалилось.
Гилэстэл, так же развалившийся на земле и глядевший на подсвеченные лунным светом бреши в облаках, не ответил.
На восходе наткнулись на урукхайское поселение. Остановились на достаточном удалении, укрывшись в ложбинке в зарослях верещатника, и с настороженным вниманием рассматривая сложенные из камней постройки, обнесенные низкой каменной изгородью. Утомившиеся волки упали на землю, вывалив языки.
— Дымов нет, — после минутного созерцания сказал Астид.
— Пойду гляну, — окутав себя пеленой невидимости, Гилэстэл медленно направился к домам.
Он вернулся через полчаса в своем обычном облике, с мрачным выражением лица.
— Ни одной живой души.
— Ушли? Как на побережье? — успокоенный словами князя, Астид тоже поднялся во весь рост.
— Не успели, — поморщился Гилэстэл. — Поднимай свою упряжку, там укроемся и отдохнем. Днем двигаться опасно.
Приблизившись к деревне, Астид увидел то, что загораживала крайняя постройка, и что привело князя в дурное настроение. Деревня состояла из шести домов, сложенных из булыжников, скрепленных меж собой смесью глины и навоза, с узкими окнами и дёрновыми крышами на деревянных каркасах. У прогоревшей двери третьего от края дома, закопченного, с обвалившейся крышей, стоял каменный жернов, подпирающий её. Из узких окон свешивались кости рук. Тошнотворные едкие запахи гари и смерти еще не совсем смылись сошедшим снегом и весенними дождями, но цветущий вереск маскировал его своим ароматом.
Астид прошел меж домами и увидел давно истлевший труп, лежавший поперек изгороди. Меж ребер, застряв в меховой безрукавке, торчала стрела.
— Неуютное местечко, — скривился полукровка.
— Не привередничай, — отозвался Гилэстэл, уже выпрягший волков из своих волокуш и привязывающий их к менгиру, служившему столбом для колодезного журавля.
К счастью, ведро на нем осталось нетронутым. Гилэстэл зачерпнул воды, настороженно понюхал её, пригубил, и, убедившись, что опасности нет, вылил в колоду у колодца. Волки жадно припали к воде. Второе ведро последовало туда же, а из третьего Гилэстэл зачерпнул сам.
— Астид, — многозначительно глянул на полукровку князь между глотками. — Скотинок наших ездовых накормить надо бы.
