определяется скоростью самого тихоходного корабля. Риган ещё питал слабую надежду на то, что ярл решит бросить тормозящие его суда и таким образом ещё сильней ослабит себя, но нисколько не огорчился, когда этого не произошло. Сбившись ещё плотней, корабли Скиольда развернулись для нападения, надеясь, быть может, победить.
А может, устрашить.
Флотилия герцога довольно живо, хоть по меркам наземных битв это выглядело величаво, неторопливо, замкнула противника в кольцо.
– Кто вы такие? – крикнул, поднимаясь над бортом, Скиольд. Облачённый в кованый доспех, с огромным щитом, в высоком шлеме он напоминал небольшую скалу. – Что вам, чёрт побери, надо?
– Я – герцог Кольдеронский, – крикнул Риган. Его голос, вроде бы глухой и низкий, прозвучал ясно и легко перекрыл расстояние от «Кашалота» до «Крылатого». – Возможность апеллировать к суду императора ты получишь только в том случае, если немедленно выдашь мне дочь графа Бергденского. Живую.
– Девчонка мертва! – крикнул в ответ Скиольд.
Риган незаметно укусил нижнюю губу.
– В таком случае, – ответил он спокойно, – можешь не сдаваться. Атакуйте, – приказал он своим.
И на корабли Скиольда обрушился поток стрел.
Люди ярла недолго пребывали в растерянности и почти сразу ответили таким же. Но боевые корабли герцога были выше, а потому с них оказалось намного удобней выкашивать палубы противника. Воины императора не тратили стрелы попусту, они умели со ста шагов попадать в щель доспеха, а из арбалета пробивали кольчугу, ну, и теперь не торопились. Те, кто недавно сидел на веслах, теперь затягивал потуже ремешки снятых на время гребли кольчуг, а остальные, кто пока держал вёсла в руках, прятались за навешанными щитами. Стреляла свободная смена – не более пятидесяти человек – но этого было вполне достаточно.
Риган поспешно спустился с простреливаемой площадки на носу и теперь быстро обсудил ситуацию со своими офицерами. Главное, чего он требовал во всех подобных случаях – синхронность действий, иначе зачем ещё иметь численное превосходство?
– Мы и так их задавим! – убеждал самый старший из офицеров – пятидесятилетний берлеец, эмигрант, сбежавший из соседней с империей страны и поступивший на военную службу в армию Гвеснера. Опытный мореход, за его плечами было много десятков выигранных битв. Но иногда увлекался, водился за ним такой грешок.
– Я требую, чтоб вы обошлись минимумом потерь! – категорически заявил Риган. – Вот что самое главное! Берегите людей. – И жестом отпустил всех расходиться по местам, отдал приказ идти на сближение.
Он наблюдал бой, отчасти отстранясь – те, кому он доверил командование кораблями и их экипажами, были, пожалуй, опытнее его самого и куда лучше знали, как и что следует делать. Корабли императорской флотилии стиснули противника в тесное кольцо и, обменявшись залпами стрел, а позже и дротиков, перешли к схватке на палубах кораблей.
На свои корабли воины императора, понятно, людей Скиольда не пустили, но зато охотно и довольно настойчиво принялись занимать их корабли. Уже через полчаса они перенесли туда схватку и стали теснить бандитов. Риган бесстрастно наблюдал, как то один, то другой Скиольдов головорез в полном доспехе летел за борт и камнем шёл ко дну. Если же за борт падал кто-либо из воинов герцога, ему немедленно скидывали что-нибудь деревянное или верёвочное – продержаться до момента, когда до него дойдут руки.
Да и тренированы они были так, что многие могли держаться на плаву, не снимая кольчуги и не выпуская из рук меча, а шлюпки, мелькая то тут, то там, подбирали таких. Бой кипел вовсю, и в мешанине сражающихся, раненых, умирающих и даже перекатывающихся врукопашную трудно было что-нибудь понять. Неопытный человек наверняка бы засомневался, кто побеждает, а кто проигрывает, но герцог, видевший не одно морское сражение, понимал, что побеждает он.
Он ещё немного подождал, а потом сбросил плащ и, пробежав по борту, спрыгнул на палубу «Кашалота», ту её часть, которую уже очистили от противника. За ним последовал Авдэ и четверо воинов, остававшихся с герцогом, официально не названных так, но всё равно по сути являвшихся его телохранителями в этом бою. Так уж было решено.
Вынув меч, герцог направился туда, где ещё кипела, но уже затухала схватка, и где возвышалась закованной в железо башней фигура Скиольда, который уже понял, что проиграл, но пока не готов был с этим согласиться.
Они быстро оказались почти лицом к лицу, и все как-то само собой расступились, на время прервав бой – люди Ригана сделали это потому, что готовы были дать ему возможность поговорить с обречёнными, а люди ярла ухватились за возможность, поскольку устали и хотели хоть минутку, чтоб перехватить дух.
– Где тело девушки? – спросил Риган без выражения.
– Бросил в горде. – Скиольд попытался стереть с лица кровь, но как это было сделать рукой, затянутой в боевую перчатку. Чисто машинальный жест, бессмысленный. – Учти, мой отец отомстит за меня.
– Человек, чью дочь ты убил, от тебя отрёкся, – равнодушно ответил герцог.
– Это невозможно! – рявкнул Скиольд, и растерянность впервые пробилась сквозь маску уверенности на его лице.
Вместо ответа Риган поднял меч.
Скиольд бросился на него без предупреждения, хоть, наверное, предупреждение в сложившейся ситуации и не подразумевалось. Герцог легко, по-змеиному ушёл от прямого удара и тут же сделал знак своим держаться в стороне. Все отступили назад – поединок был святым правом любого предводителя, хотя Авдэ и кусал ногти, прикидывая, как будет оправдываться перед императором, если герцога ранят, или, не дай боги, убьют…
Риган по-настоящему тренировался владеть мечом не более четырёх полных лет, до того упражнялся лишь время от времени и не всерьёз, а так, больше чтоб держать себя в форме. Но, во-первых, у него были хорошие учителя, а во-вторых, парадоксальность иных его идей и быстрота реакции были как бы запасным козырем в колоде – с ним очень сложно было биться тем, кто привык к стандартам местных приёмов. Скиольду сперва показалось, что он легко справится с герцогом, но тот уходил от всех атак, утекал, словно вода, а, может, даже пользовался какой-то террианской магией, он же, говорят, террианец.
Эта мысль, поразившая ярла, заставила его пропустить удар, и Риган чувствительно прошёлся по его ноге – ведь, должно быть, герцог именно потому взялся за это дело, что девчонка – его соотечественница. А значит, у посланца императора появляется личный расчёт. Отскочив немного назад, Скиольд огляделся – их плотным кольцом окружали люди в цветах императора и бесстрастно наблюдали
