Конечно, можно было уехать в замок, к барону, развернуть коня и поскакать. При бароне они не отважились бы на убийство его коннетабля. Но солдат знал, что никогда он так не поступит, он просто не может так поступить. Он так не умеет. И он произнёс:
— Ещё раз прошу вас господа, уезжайте, — и, посмотрев Кранклю в глаза добавил, — Кранкль, уезжайте, прошу вас.
— А я ещё раз говорю вам, — снова повышал голос фон Плезендоф, — никакой коннетабль не будет указывать нам, что делать…
— Ну, хватит, — прервал его Кранкль, — ваши слова оскорбительны коннетабль…
— Фолькоф, — снова напомнил солдат.
— Да, Фалькоф.
— И что вы сделаете, Кранкль? Вызовите меня на поединок?
— Да, вы были грубы, и я вызываю вас, — в его голосе слышалась холодная решимость.
— Я знал, что это будете вы. — Спокойно сказал Волков.
— И как же вы догадались? — удивился Кранкль.
— По вашим кружевам. — Волков улыбался. Хотя ему было не до улыбок. Он знал кто перед ним. Это был не пьяный юнец, этот человек не один раз уже вот так, стоял перед кем-то, зная, что скоро его убьёт. Или погибнет от его руки. Скорее всего, перед Волковым стоял чемпион курфюрста славной земли Ребенрее. Даже в лучшем своём состоянии, без хромоты и со здоровой рукой, да при равном оружии у Волкова было мало шансов победить Кранкля. А сейчас шансов не было вообще. Только если…
— Что вы имеете ввиду, — холодно спросил Кранкль, — что вам мои кружева?
— Ваши кружева великолепны, не будь у меня столь грязной работы, сам бы мечтал носить такие, — отвечал солдат, — но пока забудем про кружева. Вы вызываете меня на поединок? А раз так, значит, выбираю оружие я.
Кранкль великодушно улыбнулся:
— Меч, шпага, алебарда, цеп, моргенштерн… Всё что вам угодно.
— Ничего из этого, — отвечал Волков.
— А что же вы выбираете? — Спросил Кранкль.
— Наверное, едкие остроты, — заметил фон Фальц, — в этом он большой мастер.
— Я выбираю арбалет.
— Что? Арбалет? — Скривился фон Фальц.
— Арбалет? — переспросил фон Плезендорф. И презрительно фыркнул, — Арбалет оружие черни.
— А я не из благородных. Как раз моё оружие.
— А говорили, что вы служили в гвардии де Приньи. — Сказал Кранкль.
— Да, но попал я туда не по происхождению.
— Всё равно, арбалет оружие трусов. — Сказал фон Плезендорф.
— Да? А вот в гвардии де Приньи, трусом бы посчитали того, кто вызывает на поединок хромого и почти однорукого. — Сьязвил солдат. — Не говорите, что вы не знали о том, что я не владею левой рукой. Или что я хром. — Волков засмеялся. — Вижу, что знали. И тем не менее, храбрец Кранкль, вызвал меня на дуэль. А узнав, что мой выбор оружия, хоть чуть-чуть, уравновешивает шансы, у вас, господа храбрецы, стали кислые лица.
— К дьяволу, — сказал Кранкль, — хватит болтать, коннетабль, арбалет так арбалет. И давайте покончим с этим, мы ещё не обедали.
Всё было решено. Волков, да и все остальные сразу успокоились. Все поняли, что большой драки не будет, будут биться лучшие. Из рыцарей это был Кранкль, из людей барона коннетабль.
Стражники, сержант и Ёган с удивлением наблюдали, как общались рыцари и коннетабль. Они были в недоумении, как эти люди, господа, сидящие на лошадях и вооружённые, собираясь сойтись в смертельном поединке, между тем были вежливы, говорили, не повышая голоса, не пытались оскорблять друг друга и даже шутили и улыбались. Как будто договаривались о совместном ужине.
— Если вы не возражаете, стрелять будем на пятидесяти шагах, — говорил Волков Кранклю.
— Нет, не возражаю. Как вам будет угодно. — Отвечал тот.
— Арбалет один, стрелять будем по очереди.
— Значит, жребий? — Спросил Кранкль.
— Жребий, — ответил солдат.
Улыбчивый фон Фальц, достал золотую крону. Повертел ею и спросил у солдата:
— Герб или голова?
— Голова, — ответил тот.
Большим пальцем фон Фальц подкинул монету вверх. Монета крутилась в воздухе и все присутствующие, за исключением Кранкля, глядели на неё. Рыцарь отрешённо глядел вдаль, как будто всё происходящее его совсем не касалось. Монета была поймана фон Фальцем на внешнюю сторону левой руки, и накрыта правой. Волков и Кранкль молчали, ждали.
— Фон Фальц, какого чёрта, открывайте, — спешил молодой фон Плезендорф.
Фон Фальц убрал руку. Волков глянул на монету: он проиграл, на руке рыцаря блестел золотом герб славного города на востоке. Фон Фальц показал солдату другую сторону монеты, где был изображён профиль бургомистра. И сказал:
— Как всегда Кранклю везёт, он будет стрелять первый.
— Хорошо, — сказал Волков, хотя ничего хорошего в этом не было, он был уверен, что любой из этих господ неплохо стреляет. А Кранкль, наверное, лучший из них.
— Отсчитай пятьдесят шагов, — сказал Волков стражнику, — и не мелочись.
— Кстати, коннетабль, хотел вас спросить, — произнёс Кранкль, — а где у вас тут можно поесть, есть ли где нормальное вино.
— Господа, если бы я хотел вас отравить, я бы посоветовал харчевню в Малой Рютте. — Отвечал солдат.
Рыцари засмеялись. А стражники, сержант и Ёган, смотрели на это с непониманием. Как могли шутить и смеяться люди, которые собирались друг друга убить? А солдат продолжал:
— В Рютте, можно поесть, если очень голоден. Честно говоря, в здешних местах, нет хорошей кухни, даже у барона кухня будет недостаточно изыскана для вас.
— Вы, к сожалению, правы коннетабль, — заметил фон Фальц. — Местные рыцари ужасная деревенщина.
— Господа, а вы помните вино, которым нас угощали вчера? — Вставил фон Плезендорф.
Рыцари стали кривится и смеяться.
— Только кухню фрау Анны, можно считать достойной, но она живёт далеко, почти у монастыря, — порекомендовал Волков.
Солдат шутил и вёл беседы, хотя ему было не до этого. Он смотрел на Кранкля, он думал о нём. Тот был холоден и спокоен, улыбался и говорил, но был сосредоточен. Это был самый серьёзный противник, из всех с кем солдату приходилось сталкиваться. Конечно, он умел стрелять. Единственное, что Волкову было неизвестно о Кранкле это то, насколько он самонадеян. Будет ли он пристреливаться или выстрелит без подготовки.
— Кстати, коннетабль, а вы будете в кольчуге? — Спросил фон Плезендорф.
— Если кавалер Кранкль изволит, мы можем раздеться до рубах, — предложил солдат.
— Нет необходимости, — ответил Кранкль.
Теперь солдат не сомневался, что под камзолом и воротником из кружев, прячется добрая кираса, и горжет из доброй калёной стали. Которые, с пятидесяти шагов не
