возьмёт ни один арбалет.
— Коннетабль, надеюсь, вы не против, если я сделаю два-три выстрела, прежде чем мы приступим, чтобы познакомиться с оружием. — Сказал Кранкль.
Нет, никаких поблажек, никакого снисхождения, никакой расслабленности. Кранкль не собирался давать Волкову ни единого шанса.
— Конечно не против, — отвечал солдат, всё понимая, — Ёган отдай кавалеру арбалет.
Ёган отдал оружие, и кавалеры поехали туда, где стоял, отсчитавший пятьдесят шагов, стражник.
— Господин… — начал Ёган, — так это… он вас убьёт.
Он видел как солдат слез с коня и стал на открытом месте.
— И что, может, ты за меня постоишь, ты ж хотел быть воином, — спросил его Волков.
Ёган удивлённо глядел на господина, не понимая, как ему в голову пришла такая мысль.
— Что раздумал? — усмехнулся солдат.
У Ёгана наконец созрел план, занимать место Волкова ему не хотелось, потому он предложил:
— А сядем-ка на коней и поедем прочь, объедем замок, заедем в него, да запрём ворота. Там они нас нипочём не достанут, там и барон за нас заступится.
— Заткнись, дурень, — рыкнул Волков. — Отведи лучше коня подальше, и вы тоже отойдите.
«Чёрта с два, кольчуга не выдержит, будь она хоть трижды ламбрийская, а вот его калёная кираса выдержит». — думал он.
Человек на расстоянии пятидесяти шагов, выглядит не больше фаланги пальца. Казалось, попробуй, попади, но для опытного стрелка попадание весьма реально. А Кранкль делал выстрел за выстрелом в дерево, что росло у дороги. Он не промахивался. Два других кавалера стояли вместе с ним. Видимо давали советы и деловито обсуждали арбалет и выстрелы. А сам Кранкль был спокоен, он собирался сегодня кого-то убить. Наконец, он натянул тетиву, уложил болт, подошёл к стражнику и крикнул:
— Вы готовы, коннетабль?
— Делайте свой выстрел, Кранкль. — Крикнул Волков и приготовился.
Всё, что он мог теперь сделать, так это просто сложить руки на груди. Он даже не молился, он не смотрел по сторонам. Он смотрел только на Кранкля.
Может быть, в лицо своему убийце. К нему снова пришло, подзабытое уже, чувство войны. Чувство стояния в строю, когда вот-вот люди стоящие справа и слева от тебя заорут, загремят латами и оружием и двинутся вперёд, и, несмотря на всё твоё желание выйти из строя и уйти, ты двинешься вместе с ними, вместе с ними будешь подбадривать себя криками, и глядеть, как к тебе приближаются те, другие, такие же, как ты, только с другой стороны. Это было солдатское чувство фатализма, безысходности.
Он не видел, ничего вокруг он не видел, как из деревни бегут зеваки, не видел, как на стене замка, казалось, собралась вся дворня. Он не видел, что там же на стене, чуть дальше от дворовых, стоит одна прекрасная дама и её неприятная служанка. Он видел только Кранкля, который уже поднимал арбалет. Кранкль поднял арбалет и крикнул:
— Вы мне нравитесь, коннетабль, но удачи я вам не пожелаю.
— Вы мне тоже нравитесь, кавалер, — крикнул солдат и тихо добавил, — и будьте вы прокляты.
И тут он увидел, как из ворот замка выбежал барон, выбежал, а не выехал. Он бежал к Кранклю настолько быстро насколько мог, Кранкль его не видел он стоял к нему спиной, и целился. Солдат очень, очень надеялся, что барон добежит, успеет его остановить. Барон уже почти добежал, и тут Волков получил удар. Сначала ему показалось, что ударили палкой, не больно. Солдат опустил глаза и увидел как по почти чёрному древку болта побежала, извиваясь тонкая, вишнёвого цвета, струйка крови. И добежав до конца, стала капать на сапог. Конечно, болт пробил кольчугу и вошёл в левую, и так больную ногу на ладонь выше колена. И тут пришла боль, такой боли он не чувствовал давно, словно молния она прошила его от ноги до макушки, солдата аж передёрнуло от неё. Он даже качнулся.
Все видели это. А кто-то на стене крикнул: «Попали!» Другие тоже заголосили: «Попал! Попал!» Но тут же притихли. Волков поднял руку в знак того, что теперь его очередь стрелять и сказал:
— Ёган, что стоишь, дурень вези мне арбалет!
Ёган пешком кинулся к кавалерам, а Волков крикнул:
— Вы попали, Кранкль, но я сделаю свой выстрел.
— Как вам будет угодно, коннетабль. — отвечал кавалер, передавая арбалет подбегавшему Ёгану.
А к солдату уже подбегал барон, он тяжело дышал и сбивчиво говорил:
— Фолькоф, подождите, нужно остановить дуэль.
Но солдат его не слушал, он смотрел на торчащий из ноги болт и думал только об одном: не задел ли болт главную жилу в бедре. Не потеряет ли он сознания, пока не выстрелит. Но кровь из ноги шла не сильно, и силы его не покидали. Он поднял левую руку, что бы проверить, не ограничивает ли прибитая к ноге кольчуга его движения. Нет, кольчуга почти не мешала.
— Фолькоф, оставьте выстрел за собой, — продолжал барон, всё ещё задыхаясь. — Не стреляйте.
Сержант тем временем забрал у Ёгана оружие, натянул тетиву, уложил болт.
— Ёган. Ты чего стоишь, дурень, — произнёс солдат забирая оружие у сержанта, — лети к кузнецу, скажи, что нужен, и тряпок найди, и насчёт воды горячей распорядись.
— Ага, — сказал слуга, сел на коня и уехал.
— Фолькоф, друг мой, прошу вас, остановитесь, это люди принца Карла.
— Они приехали убить меня, и убьют, если я им позволю.
— Это рыцари ближнего круга Карла-Оттона четвёртого, курфюрста фон Ребенрее. Понимаете? — Продолжал барон. — Я немного знаю одного из них, я с ними поговорю.
— Я сам поговорю, — ответил солдат, и крикнул Кранклю, — Кранкль, я не буду стрелять, если вы скажете, кто вас нанял.
— Вы нас за кого принимаете, коннетабль, — отвечал Кранкль, — за бродяг? Стреляйте.
— Не стреляйте, — вцепился в правую руку солдата барон, — я договорюсь с ними.
Волков вырвал руку:
— Барон, придите в себя, они приехали сюда меня убить и убьют, не сейчас так после.
Волков снова повернулся к кавалеру и ещё раз крикнул:
— Это моё последнее предложение, Кранкль, назовите имя заказчика и на этом закончим.
— Вы выставляете себя шутом, коннетабль, делайте, чёрт возьми, свой выстрел. Или следующим выстрелом я убью вас.
Барон больше ничего не говорил, он всё понял, а Волоков поднял арбалет:
— Da stivali [19], — произнёс он прицеливаясь.
Левая рука его была слаба, и, кажется, чуть заметно подрагивала. Долго целиться, ловя ветер, он не смог бы. Рука сразу начала уставать, но он и
