– Разве ж может быть такое, чтобы женщина отстала насовсем и ей вообще ничего не было нужно? – грустно и устало спросил он.
– Но если вы нам не объясните, то тогда не будет даже такого шанса, – философски заметила Шарли.
Путем долгих методичных стараний нам удалось выставить более-менее приличный свет, но снимать наше выступление принесли профессиональную камеру, – кажется, какое-то телевидение – с ярким желтым освещением, и все наши труды оказались напрасными.
Третья наша задача была творческой лишь наполовину. В оригинальной («черной», как я называла ее про себя) постановке фигурировало яблоко. Каждый видел в нем какую-то свою символику. В бытовой трактовке старушка-уборщица просто решила перекусить в конце рабочего дня. Одновременно яблоко символизировало и внутренний мир, и изгнание из рая. Одна зрительница спектакля даже сказала нам, что трактовала его как плод и восприняла наш спектакль как агитацию против абортов.
В эстетской, «белой» версии мы решили и символы использовать больше художественные, и вместо одного яблока мне положили целое блюдо с персиками. И я все шутила, что у меня прекрасная роль: Шарли там что-то прыгает, умирает, а я в это время успеваю и поесть, и поспать на сцене.
Мы волокли столько всякого реквизита (один занавес чего стоил), что за персиками нужно было выходить отдельно. Конечно, было трудно удержаться от того, чтобы купить себе еще немного фруктов и бутылку воды (мыто в отличие от зрителей находились на мероприятии практически целый день). Так что не знаю, проносил ли кто из участников алкоголь, но за себя можем сказать, что несли через охрану контрабандой персики.
По дороге в магазин мы встретили панду на велосипеде – один из московских клубов устраивал в этот день велозабег, и можно было встретить много разных удивительных «прикинутых» персонажей. Но «бархатных», стекавшихся в Rublev, которых мы видели на обратном пути, нельзя было перепутать ни с кем.
Сцена оказалась все-таки достаточно маленькой для нас: я задевала потолок своей высокой прической. Не настолько эффектным, как предполагалось, смотрелся этюд со спицами: в момент, когда мы вообще не должны были видеть друг друга, мы практически столкнулись.
Но всегда есть такие вещи, которые видит и знает артист, но не замечает публика. В целом нам удалось передать настроение, которое мы хотели. Особенно это было заметно по фотографиям Молли Блум. Она в объектив своей камеры будто видела спектакль не таким, каким он был, а точь-в-точь таким, каким мы хотели его показать. Я горжусь, что с этого спектакля у меня есть столько фотографий ее работы, и, пользуясь случаем, хочу выразить восхищение этому фотографу.
Из-за описанных выше сложностей подготовки мы почти не видели выступлений наших коллег.
Шарли хотела посмотреть на танец Кристабель Отэм. Я же тогда только познакомилась с этой танцовщицей. Кристабель выступала после нас, тоже босая, и спрашивала, как пол. Мы объяснили, что пол-то хороший, да только места очень уж мало.
– Ну, я же собираюсь танцевать не на сцене, а в самом зале.
– Да там же публика – обступят, и места получится еще меньше.
– А это уже не моя проблема, – ответила Кристабель и показала красивые острые серпы, приготовленные для танца смерти.
Кроме того что Кристабель, несомненно, очень яркая и самобытная танцовщица, при знакомстве она оказалась очень приятным человеком, и мне каждый раз было радостно пересекаться с ней на других концертах и мероприятиях. Я думаю, что совершенно справедливо она получила в тот вечер приз от спонсоров.
Я же хотела послушать Дарью Ловать, которую как вокалистку знаю уже давно, еще по «Кабаре Безумного Пьеро». Помню, я очень возмущалась, когда один журналист, видимо, ослышался на концерте и в своей публикации назвал ее Машей Лопатиной. Мы с Дарьей не общались, я лишь со стороны немного видела саундчек и потом выступление, поэтому как о человеке сказать о ней ничего не могу. Но как об артисте у меня ассоциируется с ней единственное слово – «профессионализм». Публика очень тепло принимала ее, была буквально заворожена, и, мне кажется, Дарья это чувствовала и отвечала таким же теплом: она сказала очень много добрых слов в конце своего выступления, что для декадентского вечера было даже несколько неожиданно.
Еще нам с Шарли запомнилась девушка-кукла – кажется, ее звали Алиса. Шарли сказала, что барышня «в невминозе». Я же понимала, что это образ, а на самом деле она с юмором и вполне осознает ситуацию. Перед нашим выступлением она в шутку трогала нос моей маски, пока мы стояли в гримерке, ожидая своего выхода. Мужчины были от нее в восторге. Ее обнаженная грудь действительно была очень красивой. Но мне смотреть на куклу было неприятно – хотелось как-то укрыть ее, защитить. Она казалась ребенком, и в том, что с ребенком заигрывают взрослые мужчины, виделось что-то нездоровое. На живом выступлении «Бостонского чаепития» она танцевала с Маэстро, кажется, на «Татуированной розе», но и танец был предельно простым, если вообще можно назвать это танцем. Однако же она запомнилась.
Увы, в тот день в зону мастер-классов мы не заходили вообще, выступления других участников видели лишь мельком, и воспоминаний о них у меня практически не сохранилось.
В новогодние праздники, кажется прямо под Рождество, Владимир устроил встречу в клубе «Дума» для участников предстоящего весеннего салона, который он задумал сделать в день своего рождения. Мы с Шарли тоже были приглашены.
Маэстро сказал нам, что, хотя мнения и высказывания о нашем выступлении были очень разными, главным из них остается его собственное, а он хотел бы, чтобы мы участвовали в следующем фестивале. Кроме «Клюквенного сока» нам предложено было сделать перформансы под некоторые песни «Бостонского чаепития». Мы не наблюдали никаких отрицательных мнений, впрочем, как и положительных (не считая поздравлений сразу после выступления). Мы видели только потрясающе красивые фотографии разных авторов. Фотографии со спектакля журналисты включали в статьи и подборки о салоне. Кроме того, очень смешно о нас написала «Комсомольская правда». Свои ошибки мы знали сами, и нам интересно было попробовать еще раз и сделать лучше. Поэтому мы взялись за эту работу.
Кроме того, на этой встрече мы строили различные планы и сочиняли всякие игры для предстоящего салона. Ни одна из этих идей не была реализована, но весенний фестиваль и без того получился довольно ярким. За новый декадентский год и предстоящие грандиозные планы пришлось пить сидр вместо шампанского – тогда у всех заведений общепита были какие-то проблемы с разрешением на алкоголь. Но все и так были утомлены праздниками, и это, пожалуй, было к лучшему и вполне оригинально.
Мария Смолина,
художник, певица, лидер рок-проекта Nertis, организатор тематических мероприятий:
Лично мне после первых двух салонов стало не хватать эстетической эротики. И я предложила внедрить еще одну обнаженную художественную натуру, а также поломать стереотип, что натурщиц рисуют мужчины. Владимир одобрил концепцию, и я пригласила на роль живописца одну из лучших учениц 4-го курса МГУП Ирину Помогаеву. Между прочим, сама Ирина очень красивая девушка. Она пришла в необычном элегантном платье, и, когда села писать с модели, можно было только застыть на месте и наблюдать, насколько это великолепно: шикарная обнаженная модель и не менее прекрасная художница. Взглянув на это все, насладившись моментом, мы уже начали подумывать о том, что и живописца стоит раздеть.
Таинственное приглашение для Светланы Светличной
Владимир Преображенский,
автор и продюсер фестиваля «Бархатное подполье»:
Клуб, его планировка, атмосфера мне понравились. Следующий салон решили проводить в том же месте. И вот мы весной 2014 года снова оказались в клубе Rublev. Кстати, мероприятие проходило в мой день рождения.
Салон посетили как старые знакомые, так и новые гости. Я осознанно долгое время отказывался от медийных персон, которые часто на столичных вечеринках оказываются в роли эдаких свадебных генералов. Но тут я решил попробовать и пригласить уважаемых и талантливых деятелей культуры посетить наш салон.
Такими фигурами стали звезда советского и российского кино Светлана Светличная, ведущий актер «Театра Луны», народный артист России Евгений Герчаков, известный режиссер и писатель, народный артист России Андрей Житинкин и другие выдающиеся люди искусства.
Мне хотелось их чем-то приятно удивить.
Мы решили передать наши приглашения знаменитостям, выполнив их оригинально и вместе с тем аристократично: на стилизованной под пергамент бумаге был написан текст (разумеется, высоким штилем, как в куртуазных романах XIX века), этот мини-свиток перевязан золотой тесемкой и помещен в изящную фарфоровую коробочку в духе тех милых вещиц, что так обожали денди XIX века.
