собственнику. Если, наоборот, владелец блестяще отличился на службе и, говоря словами Кочи-бея, автора меморандумов при Мураде IV, «приносил языки и головы» врагов, убитых им в бою, то его тимар увеличивался.
В середине XV века разделительная линия между аскери и райя была четко установлена систематическим использованием всеобъемлющих налоговых регистров. Но, являясь скорее институциональной, чем социологической, она оказалась преодолена в последующие десятилетия: местным властителям, христианским кнезам (knez) и группам полукочевников удалось выйти из своего статуса райя, взять на себя временные военные функции, прежде чем вернуться в прежнее состояние [162]. Линию раздела можно пересечь, однако она была закреплена: с одной стороны, сыновья крестьян-христиан, нанятые в систему девширме (самые ранние упоминания относились к периоду правления Баязида I), или мусульмане, ставшие кади, муфтиями или преподавателями, навсегда оставляли массу райя; с другой стороны, сыновья христианских тимариотов оставались тимариотами, но часто принимали ислам.
В провинциях, образованных в XVI веке, тимар укоренился не так прочно, как на ранее завоеванных территориях. Он заменил прежние наделы за службу в Центральной Анатолии и в Биляд-аш-Шам: в период мамлюков зерновые земли, принадлежавшие государю, раздавались отдельным лицам в форме икты – передачи суммы государственных сборов в обмен на службу. Но в Восточной Анатолии, Ираке, Йемене и Магрибе племенные обычаи и фикх оставались нормой, особенно когда земля не принадлежала короне.
Рассмотрим пример Египта. Подобно провинциям Магриб, Триполитания, Абиссиния, Йемен, Багдад, Басра и Лахса, Египет финансово был автономен. Подать, уплачиваемая ежегодно, представляла собой не излишек, возникающий в результате расчета доходов и расходов, а сумму, устанавливаемую и постоянно регулируемую Стамбулом. Дань, которой обложен Каир, была значительна, но составляла менее десятой части имеющегося дохода; генерал-губернатор получал самый высокий доход в империи после великого визиря. Возьмем случай его коллеги, состоявшего на должности в Хиджазе. Святые места находились под особой защитой, и поэтому он не платил дань султану и не попадал под режим личных налогов, будучи обложенным только таможенными пошлинами – позднее, в XIX веке, расходы на содержание провинции будут выше, чем доходы. В Крыму существовала обратная ситуация: Порта получала немалые деньги от таможенных пошлин, налогов с солеварен, рыболовства и продажи рабов, – с 1475 года и до конца XVII века более миллиона рабов вывезено из Украины и Польши для продажи на рынках Крыма.
Монетизация торговли шла не только в городе, но и в сельской местности. Поэтому сельские жители должны были оплачивать часть своих платежей наличными: подушный налог для немусульман, трудовой налог (ресм-и чифт) для мусульман, вместо которого немусульмане Румелии выплачивали уже упоминавшийся налог на работу – ispence. В XV веке жалованье новым элитным подразделениям войск выплачивалось наличными. В конце 1470-х годов Порта ввела единую денежную систему, основанную на расчетной единице sultani (золотая монета, символ османского суверенитета), привязанной к венецианскому дукату (в частности, для облегчения торгового обмена в Средиземноморье), а серебряные асперы и медные монеты использовались в повседневных сделках. Но установить эту систему на всех завоеванных территориях Порты не удалось. Поэтому в обращении находилось несколько видов денежных единиц, от Крыма до Балкан, от Боснии до Сирии, от Туниса до Йемена [163]. В Египте, например, мелкая серебряная монета (meidin, nisf ou nisf fidda), имевшая хождение с XV века, стала при османах называться пар или пара (монета) и оставалась стандартной денежной единицей из серебра до конца XVIII века. Кроме того, широкое хождение имели иностранные валюты: подпитываемые значительными поступлениями золота и серебра из Нового Света, дукаты и талеры стали платежным средством, используемым от Никарагуа до Бенгалии. На Патмосе, например, подданные султана оплачивали покупки при помощи самых разных видов наличности, суммарный итог которой примерно соответствовал причитающейся сумме.
Имперское правительство
После окончательного перевода государственных служб во дворец Топкапы императорский диван стал институцией, действующей по особому режиму и протоколу, которые со временем приобретали форму и совершенствовались. Как и в других мусульманских монархиях той эпохи, в его компетенцию входили внутренние политические дела, вопросы финансов, налоговая политика, стратегические и военные решения и назначения на должности. Он управлял территориями и представлял собой верховный суд империи. При этом диван не вырабатывал никакой общей экономической концепции, стремился к незыблемости хода вещей и старался благоразумно соблюдать местные обычаи и нормы сообществ. Он заботился о том, чтобы примирить несовпадающие интересы трех блоков, составляющих государственный аппарат: военных офицеров (seyfiye), пирамиду улемов (ильмийе) и чиновничество (калемие; kalemiye), включающее, в частности, службы главного казначея, башдефтердара (başdefterdar), и хранителя печатей (нишанджи; nişancı). До середины XV века не отмечается ни особой закономерности в ритме собраний дивана, ни стабильности в его составе. Официальные лица, присутствующие на заседаниях, окружались все большим числом помощников и секретарей разного ранга, составлявших акты и протоколы заседаний. Однако в конце правления Мехмеда II Канун-наме-и Аль-и Осман (свод законов Османской империи; kanunname-i al-i Osman) впервые письменно зафиксировал иерархию чиновников и протокол двора. Секретари отныне распределялись по четырем отдельным секторам: казначейство; канцелярии контролеров, дефтердаров (defterdar), отвечающие за финансовые заказы; канцелярии хранителя печатей, занятые общей политикой; переписи провинций. Визири, дефтердар, казаскер, а также губернаторы провинций имеют право собирать советы.
Во внешних частях дворца управлением империей руководит vezir-i azam («величайший из визирей»), или садразам (sadrazam; с середины XVI века). Изначально выходец из корпуса улемов и со времен правления Орхана наделенный значительной властью, он разделял титул визиря с другими сановниками (визири купола собираются в помещении, которое примыкает к дворцовой башне правосудия). В XV веке эта функция становится доступной для капи куллари (kapı kulları), «рабов Порты», предварительно обученных в школах дворца, летописцам неведомо даже происхождение некоторых из них, таких как Дервиш Мехмед (ум. 1482), который предположительно был черкесом, или Адни Махмуд (ум. 1474), насчет которого бытовало спорное мнение, был ли он просто сербом или сербом греческим. Чем более открытой становилась эта должность для новичков, novi, тем больше она закрывалась для христианской знати завоеванных стран, чья политическая интеграция была менее важна для власти, отныне прочно утвердившейся на Балканах и в Анатолии. Султан поручал великому визирю председательство в совете, оставляя себе возможность присутствовать на заседаниях инкогнито, укрывшись за решетчатым окном – это незримое присутствие интриговало и завораживало многих западных наблюдателей и формировало потаенный характер власти, сокрытой далеко в недрах дворца.
Прерогативы великого визиря расширились и включили функции военного командования. Возведенный в ранг «полномочного представителя» (vekil-i mutlak) султана постановлением (канун-наме) Мехмеда II, он был хранителем личной печати государя, вершил правосудие от имени последнего, председательствовал на заседаниях дивана, ему подчинялись администрация и армия. Так что султан предпочитал ставить на этот пост людей, заслуживающих доверия, от которых он ждал высочайшей
