Ознакомительная версия.
429
Малявин В. В. Китайская цивилизация. С. 182.
Тарковский А. А. Бабочка в госпитальном саду // Тарковский А. А. Белый день: Стихотворения и поэмы. М: ЭКСМО-Пресс: ЯУЗА, 1997. С. 76.
Шекспир У. Гамлет Перевод Б. Пастернака. С. 403.
Малявин В. В. Китайская цивилизация. С. 262.
Григорьева Т. П. Красотой Японии рожденный: В 2 т. М.: Альфа-М, 2005. Т. 1. Путь японской культуры. С. 227.
Григорьева Т. П. Красотой Японии рожденный: В 2 т. М.: Альфа-М, 2005. Т. 1. Путь японской культуры. С. 223.
Григорьева Т. П. Красотой Японии рожденный: В 2 т. М.: Альфа-М, 2005. Т. 1. Путь японской культуры. С. 227.
Малявин В. В. Китайская цивилизация. С. 191.
Тарковский А. А. Бабочка в госпитальном саду. С. 76.
Арнольди Э. Первый век кино. М.: Локид, 1996. С. 65.
Михалкович В. И. Избранные российские киносны. М.: Аграф, 2006. С. 18.
Цит. по: Маньковская Н. Б. Арто Антонен // Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура ХХ века / Под ред. В. В. Бычкова. М.: РОССПЭН, 2003. С. 40.
Цит. по: Маньковская Н. Б. Арто Антонен // Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура ХХ века / Под ред. В. В. Бычкова. М.: РОССПЭН, 2003. С. 40.
Религии природы – это то, что Вл. Соловьев называл естественным или непосредственным откровением. (См. Соловьев Вл. Чтения о Богочеловечестве. М.: АСТ, 2004. С. 55–56).
Как отмечает Л. С. Выготский, это удивительно глубокое предчувствие, это необходимо запомнить на все дальнейшее чтение трагедии: «пока эта машина принадлежит ему» – он уже чувствует, что эта машина (какое удивительное слово для объяснения всего дальнейшего «автоматизма» Гамлета в трагедии) начинает принадлежать не ему. Ведь в этом вся грядущая трагедия. Гамлет не обманывает Офелию, обещая любить ее вечно до тех пор, пока и т. д. Теперь еще он любит ее глубоко – опять на такой душевной глубине, которая невыразима, – стихи не даются ему. (Выготский Л. Трагедия о Гамлете, принце Датском У. Шекспира // Выготский Л. С. Психология искусства. 3-е изд. М.: Искусство. С. 336–491.
См.: Рейдерман И. И. Из дневника культуролога. Режим доступа http://ilyaray.livejournal.com/8978.html.
Михалкович В. И. Избранные российские киносны. М.: Аграф, 2006. С. 70.
Евлампиев И. И. Художественная философия Андрея Тарковского. СПб.: Алетейя, 2001. С. 123.
Евлампиев И. И. Художественная философия Андрея Тарковского. СПб.: Алетейя, 2001. С. 256.
Максимов Д. Е. О символистах // Максимов Д. Е. Поэзия и проза Ал. Блока. Л.: Сов. писатель, 1981. С. 444.
См.: Лосский В. Н. Очерк мистического богословия Восточной церкви.
Ортега-и-Гассет Х. В поисках Гёте // Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры. М.: Искусство, 1991. С. 446.
Аверинцев С. С. Ритм как теодицея // Новый мир. 2001. № 2. С. 204.
См.: Трофименков М. Дали и кино // КоммерсантЪ-Weekend. 01.06.2007.
См.: Трофименков М. Дали и кино. С. 77.
Стрельцова Г. Я. Сердца метафизика // Русская философия. Энциклопедия. М.: Алгоритм, 2007. С. 496.
См.: Паскаль Б. Мысли о религии. М.: Типография тов-ва И. Д. Сытина, 1902.
Цит. по: Мень А. Магизм и единобожие. М.: Эксмо, 2004. С. 589.
Цит. по: Мень А. Магизм и единобожие. М.: Эксмо, 2004. С. 593–594.
В отличие от теоретика Платона, Конфуций был до мозга костей практиком и шел к своему идеалу «возрождения традиций» весьма последовательно. Этот утопист прививал своим соотечественникам маску собственным примером, который, как известно, оказывается самым действенным. А. Мень в книге «У врат молчания» пишет: «Он был неизменно учтив, внимателен, приветлив, носил простую одежду черного и желтого цвета. В кругу учеников он был сердечен и естественен, чужд превозношения и надменности. Он никогда не выставлял напоказ свою образованность и умел прислушиваться к советам. Ученики имели на него большое влияние. Не раз он изменял свои решения по их советам, выслушивал от них упреки, оправдывался перед ними. Беседуя с ними, он любил пошутить и помечтать.
Но зато едва Конфуций появлялся при дворе, он преображался: в воротах он низко склонял голову, в тронном зале стоял затаив дыхание, застывал в церемониальных позах, разводил руки, делал чинные поклоны, – одним словом, воскрешал древний придворный этикет. На улице он также внимательно следил за пристойностью каждого своего движения. Все его манеры были рассчитаны и продиктованы строгими правилами. В коляске он ехал не поворачивая головы, к обряду приветствия относился необычайно серьезно. И все это проистекало не из гордости или чванства, но делалось во имя возрождения традиций».
«В тот день, – говорил Конфуций, – когда человек победит себя и возвратится к Этикету, мир возвратится к Гуманности». Этикет и есть маска. Когда Конфуций говорит, что «каждый человек обязан вести себя в строгом соответствии с занимаемым положением», то он сводит личность к маске, и маска всегда значительней и полнее личности. «Таким образом, конфуцианство обещает каждому осязаемое земное счастье, – продолжает Мень, – но взамен требует от человека, чтобы он добровольно признал себя лишь частью исправного государственного механизма. В этом “социальном раю” не может быть конфликтов, ибо все выполняют свой долг. Властитель правит, крестьянин обрабатывает землю, рыбак ловит рыбу, музыкант играет, воин отражает нападения врагов, и никто не посягает на чужую сферу деятельности». (См.: Мень А. Духовная жизнь Китая и Индии в середине первого тысячелетия до нашей эры // Мень А. У врат молчания. М.: Эксмо, 2005. С. 44, 48, 50).
В книге «Дионис, логос, судьба» А. Мень пишет: «…одни люди призваны управлять Полисом, другие – охранять его, а третьи – трудиться. Платон требует, чтобы каждое сословие имело “одно-единственное занятие”. Нельзя сказать, чтобы правящим группам (философам и воинам-стражам) Платон в своем Полисе обещал слишком привольную жизнь. Члены их должны быть, по его замыслу, воспитаны так, чтобы их не отвлекали личные интересы. Им следует забыть слова “твое” и “мое”. С этой целью философ предлагает ввести для них полный коммунизм: пусть они будут владеть всем сообща и даже семья подчинится этому принципу. Воины смогут вступать лишь во временные браки по указанию философов.
Детей по рождении следует немедленно отбирать у матерей, и воспитывать их будет государство. Пусть каждый, встречая на улице юношу, думает, что это его сын или брат. Не все эти строгости распространяются на массы. Им позволено иметь собственность и семью. Если среди них проявятся способные люди – им не закрыт путь наверх, но в целом они должны воспитываться в духе воздержания, умеренности и готовиться жертвовать всем для государства. Ради их же блага философы и стражи будут неусыпно печься о них: зорко наблюдать за тем, что едят граждане, во что одеваются, как развлекаются, как выражают свои чувства, как спят». (См.: Мень А. Дионис, логос, судьба // Мень А. У врат молчания. М.: Эксмо, 2005. С. 559–560).
Франк С. Л. Ересь утопизма // Франк С. Л. Русское мировоззрение. СПб.: Наука, 1996. С. 86.
Франк С. Л. Легенда о Великом Инквизиторе // Там же. С. 369.
Замятин Е. Из записных книжек // Антология сатиры и юмора России ХХ века. М.: Эксмо, 2004. С. 487.
Франк С. Л. Ересь утопизма С. 83.
Франк С. Л. Ересь утопизма С. 76.
Франк С. Л. Ересь утопизма С. 86.
Франк С. Л. Религиозные основы общественности // Путь. Париж, 1925. № 1 (сентябрь). С. 14. Франк пишет: «Никакой дисциплиной, никаким жесточайшим давлением нельзя заменить спонтанного источника сил, истекающего из глубин человеческого духа. Самая суровая военная и государственная дисциплина может только регулировать и направлять общественное единство, а не творить его: его творит свободная воля».
Ознакомительная версия.
