Ознакомительная версия.
На самом деле Алекс смотрел «Коппелию» с Марго, с которой был знаком уже полтора года и которая охотно заполняла пустоту, давно образовавшуюся в его жизни. Иногда Алекс внушал себе, что Марго – или какая-то другая женщина – была ему необходима, иначе бы он – живая плоть и кровь – сам превратился бы в душевнобольного. А что, если это самообман, помогающий смягчить чувство вины?
– Ах да, Селия, недавно я видел Гарринпонов. Помнишь, Джона и Элизу? Они недавно вернулись из Скандинавии, ездили навестить родителей Элизы.
– Да, – вяло произнесла Селия.
Она оставалась все в той же позе, но было видно, что она слушает, и он продолжал говорить; в его мозгу непрерывно пульсировал вопрос: «Как это случилось? Почему?»
– Знаешь, вчера произошло печальное событие. Бен Росселли, наш президент, сообщил нам, что умирает. Он собрал нас и…
Алекс продолжал описывать сцену в конференц-зале и то, что за ней последовало, и вдруг умолк.
Селия дрожала всем телом. Внезапно она издала вопль, похожий на стон.
Неужели на неё так подействовало упоминание о банке? Или о Бене Росселли?
Бен скоро умрет. Сколько же лет пройдет, прежде чем умрет Селия? Алексу пришла мысль, что она может запросто его пережить, так вот и будет прозябать.
Она походила на животное!
Вся его жалость исчезла. Его охватил гнев, то самое яростное нетерпение, которое отравило их брак.
– Ради Бога, Селия, возьми себя в руки! Она по-прежнему тряслась и стонала. Он ненавидит ее! Она больше не человек и вместе с тем непреодолимая преграда, мешающая ему жить полноценной жизнью.
Встав, Алекс с силой нажал на кнопку звонка, призывая на помощь. Он шагнул к двери, с тем чтобы уйти.
И оглянулся. Перед ним была Селия, его жена, которую он когда-то так любил. Боже, во что она превратилась! Между ними разверзлась пропасть, и её уже не преодолеть. Он остановился и заплакал. Он плакал от жалости, горя, вины – гнев и ненависть бесследно исчезли.
Он вернулся к кушетке, опустился на колени и взмолился:
– Селия, прости меня! О Господи, прости меня! Он почувствовал на плече чью-то ласковую руку и услышал голос юной медсестры:
– Мистер Вандерворт, я думаю, вам лучше уйти.
* * *– Воды или содовой, Алекс?
– Содовой.
Для человека его комплекции – Тим Маккартни был шести с половиной футов росту, с грудью и плечами футболиста – он двигался с удивительной легкостью. Директор клиники был молод – между тридцатью и сорока – однако по его голосу и манере держаться ему можно было дать значительно больше, тем более что зачесанные назад каштановые волосы были тронуты сединой. «Наверное, оттого, что ему часто приходилось присутствовать при подобных сценах», – подумал Алекс. Он с благодарностью отхлебнул виски.
Кабинет с деревянными панелями был мягко освещен, здесь – по сравнению с коридорами и палатами – цветовая гамма была более приглушенной. Одну стену полностью занимали книжные шкафы и стеллажи с журналами.
Алекс ещё не пришел в себя после свидания с Селией, однако сейчас трагизм только что пережитого казался уже нереальным.
– Прежде всего хочу вам сказать, что общий диагноз остается прежним – шизофрения кататонического типа. Помните, я объяснял вам когда-то.
– Да, всю эту терминологию я помню.
– Постараюсь вас ею больше не перегружать. Алекс встряхнул кусочки льда в стакане и сделал ещё глоток, от виски ему стало тепло.
– Расскажите мне о теперешнем состоянии Селии.
– Вам трудно будет в это поверить, но, несмотря на все внешние проявления болезни, ваша жена относительно счастлива.
– Да, – отозвался Алекс, – в это действительно трудно поверить.
Психиатр продолжал говорить спокойно и ровно:
– Счастье ведь штука весьма относительная. В определенной степени Селия чувствует себя в безопасности – она полностью избавлена как от всякой ответственности, так и от необходимости иметь взаимоотношения с окружающими. Она может замкнуться в себе настолько, насколько того требует её психика. Поза, в которой она последнее время сидит и которую вы наблюдали, – классическая поза зародыша. В таком положении Селия чувствует себя более комфортно, хотя это вредно с точки зрения физического здоровья, и по возможности мы стараемся выводить её из этого состояния.
– Комфортно она себя чувствует или нет, – сказал Алекс, – суть в другом, в том, что после четырех лет самого лучшего лечения и ухода состояние моей жены продолжает ухудшаться. – Он в упор взглянул на своего собеседника. – Так это или нет?
– К сожалению, так.
– Есть реальная надежда на выздоровление? Сможет ли Селия жить нормальной или почти нормальной жизнью?
– Медицина всегда допускает…
– Я же сказал: реальная надежда.
Доктор Маккартни вздохнул и покачал головой.
– Нет.
– Спасибо за ясный ответ. – Помолчав, Алекс продолжал:
– Насколько я понимаю, она полностью отгородилась от внешнего мира. Кроме неё самой, её никто больше не интересует.
– Не совсем так, во всяком случае, пока. У неё ещё сохраняются слабые представления о том, что происходит за этими стенами. К примеру, она знает, что у неё есть муж, да и мы ей о вас напоминаем. Однако же она убеждена, что вы сами, без нее, можете о себе позаботиться.
– Так что, обо мне она не беспокоится?
– В общем, нет.
– А как она отреагирует, если узнает, что её муж с ней развелся и женился во второй раз?
После короткой паузы доктор Маккартни ответил:
– Это будет означать одно – порвется единственная нить, связывающая её с внешним миром. Что может повлечь за собой полную потерю рассудка.
В воцарившемся молчании Алекс подался вперед, закрыв лицо руками. Затем он опустил руки и поднял голову.
– Прямые вопросы, – сказал он с оттенком иронии, – предполагают прямые ответы.
Психиатр кивнул с серьезным выражением лица:
– С моей стороны это было данью уважения вашей искренности, Алекс. Я далеко не со всеми так откровенен. К тому же я могу ошибаться.
– Тим, что же человеку делать в такой ситуации, черт побери?
– Вопрос риторический или нет?
– Нет. Можете включить его в счет.
– Сегодня счета не будет. – Молодой доктор коротко улыбнулся, затем задумался. – Вы спрашиваете меня: что делать человеку при ваших обстоятельствах. Для начала он должен по возможности все выяснить – что вы и сделали. Затем принять решение, наиболее благоприятное для всех, включая и его самого. Принимая решение, он должен иметь в виду две вещи. Первое: если он человек порядочный, его чувство вины, вполне возможно, преувеличено, поскольку совестливые люди имеют излишнюю склонность к самобичеванию. И второе: мало кто из нас рожден для святости.
– И это все? – спросил Алекс. – Более конкретно вы не ответите?
Доктор Маккартни покачал головой:
– Решение можете принять только вы сами. Каждый из нас проходит в одиночку свои несколько последних шагов перед принятием решения.
Посмотрев на часы, психиатр встал. Минуту спустя они пожали друг другу руки и распрощались. У входа в Оздоровительный центр Алекса дожидался лимузин с шофером, в машине было тепло и уютно.
– Это же просто гнусный набор пустословия и лжи, – провозгласила Марго Брэкен.
Она уставилась на пол, воинственно уперев руки в изящные бедра и решительно наклонив вперед точеную головку. Алекс Вандерворт исподволь ею любовался – этой «женщиной-подростком» с правильными, острыми чертами лица, волевым подбородком и довольно тонким, но чрезвычайно чувственным ртом. Самым привлекательным были её глаза – большие, золотисто-зеленые, опушенные густыми, длинными ресницами. Сейчас они сверкали. Ее ярость и внутренняя сила будили в нем желание.
Объектом нападок Марго были разложенные на коврике гранки, рекламирующие кредитные карты «Кичардж». Энергичность Марго была особенно необходима Алексу после пережитого им несколько часов назад потрясения.
– Я так и думал, Брэкен, – сказал он, – что эта реклама тебе скорее всего не понравится.
– Не понравится? Да она отвратительна!
– Почему?
– Взгляни хотя бы вот на это! – Она указала пальцем на страницу, начинавшуюся словами: «Чего вы ждете? Мечта о завтрашнем дне может осуществиться сегодня!» – Ведь это же беззастенчивое вранье, рассчитанное на дураков. Завтрашняя мечта любому из нас не по карману. Потому она и мечта. И никто не сможет её осуществить, не имея денег или, во всяком случае, не получив их в ближайшее время.
– А может, стоит дать людям возможность самим разобраться?
– Нет! Те люди, на которых вы пытаетесь надавить, уже отравлены рекламным ядом. Эти простаки верят каждому печатному слову, и им легко можно заморочить голову. Уж я-то знаю. Я слишком часто с ними сталкиваюсь в своей адвокатской практике. За которую, кстати, ничего не получаю.
– А ты не допускаешь, что нашими кредитными картами «Кичардж» пользуются другие социальные слои?
Ознакомительная версия.
