class="p1">— Спасибо за совет.
— Что ты намерен делать?
— Ждать, — сказал Крис, — пока она вернется.
— А потом? Покинуть станцию?
— Да.
— C ней?
— Да.
— Крис, — мягко сказал Снаут, — нейтринная система неустойчива и может существовать лишь благодаря притоку энергии силового поля Соляриса.
— Что же мне делать? — с тоской спросил Крис. — Я люблю ее.
— Которую? — спросил Снаут. — Эту? Или ту, в ракете? Ее можно стащить с орбиты сюда. Она явится. Еще одна. И всякий раз будет являться. Крис, ты впутался в дело сил, над которыми мы не властны, в кольцевой процесс, в котором она — частица, фаза повторяющегося ритма. Она — всего-навсего инструмент, с помощью которого некие силы копаются в твоем мозгу… Не превращай научную проблему в альковную историю!
— Она очень мучилась последние дни, — тихо сказал Крис.
— Конечно… Тем хуже для тебя, — сказал Снаут. — Ты должен помочь ей.
— Что мне делать? — спросил Крис.
Вдруг Хари пошевелилась. Она была еще мертва, но в ней уже теплилась жизнь.
— Жуткое зрелище, — сказал Снаут. — Никак не могу привыкнуть.
Он вышел как-то торопливо и боком.
Мучительно и тяжело возвращалась Хари к жизни. Было впечатление, точно она, неся многотонную ношу, пробиралась сквозь какую-то невидимую толщу. Крис хотел помочь ей, он наклонился и попытался приподнять ее голову. Но тело ее оказалось словно свинцовым, и она едва не раздавила его пальцы.
Так продолжалось долго, и Крис стоял, не в состоянии помочь ей, облегчить ее муки. Наконец, она открыла глаза и села.
— Крис, — прохрипела она.
Крис схватил ее руку. Она ответила нечеловеческим пожатием, которое чуть не раздавило Крису ладонь. Но постепенно пожатие ее стало слабеть, и она стала беспомощной и легкой, как ребенок.
— Не удалось, — сказала она с горечью.
— Глупая ты, — сказал Крис.
— Крис, — сказала Хари, — неужели ничего нельзя сделать?! Я хочу исчезнуть. Как мне просто и легко, когда меня нет!
— Не надо, Хари, — сказал Крис.
— Я не Хари, — сказала она тихо.
— Ну хорошо, — после долгой паузы сказал Крис, — хорошо. Может быть, твое появление должно быть пыткой, может быть, услугой океана, может быть, исследованием моего мозга — какое это все имеет значение, если ты мне дороже, чем все научные истины, которые когда-либо существовали в мире!
— Послушай, — сказала она. — Я на нее очень похожа?
— Была похожа, — сказал Крис. — Но теперь ты заслонила ее. Теперь ты, а не она, настоящая Хари.
И вдруг ему показалось, что она вовсе не слушала его ответа, а, задав вопрос, словно забылась, глядя куда-то в сторону.
— Хари! — испуганно окликнул он ее.
— Знаешь, — сказала Хари, — если лежать ночью и молчать, то мыслями можно уйти очень далеко и в очень странном направлении…
В центральной лаборатории тихо гудела аппаратура. Снаут сидел за пультом.
У Сарториуса были набрякшие красные веки, мешки под глазами и вообще, вид человека, который мало спит и много работает.
— Я думаю, — говорил Сарториус Крису, — коль скоро фантом появляется всегда только в момент пробуждения, то, очевидно, океан извлекает из нас рецепт производства во время сна, считая, что самое важное наше состояние — сон. Поэтому, естественно, надо пытаться передать ему нашу явь, мысли во время бодрствования.
— Каким образом? — сухо спросил Крис.
— Пучок излучения, — сказал Сарториус.
— Опять эта рентгеновская проповедь о величии человека, — усмехнулся Крис.
— Мы промодулируем этот пучок токами мозга кого-нибудь из нас, — не обратив внимания на иронию Криса, сказал Сарториус.
— Этот кто-то, конечно, я, — сказал Крис.
— Да.
— Почему?
— Вы здесь недавно, — сказал Сарториус, — ваше мышление более земное, об этом говорят и отношения с вашей… «женой»! Тип и чувственная основа вашего мышления наиболее соответствуют задаче.
Крис молча смотрел на усталое лицо Сарториуса.
— Вот и отлично, — сказал Сарториус. — Я рад, что вы согласны. Кстати, существует еще один проект: нужно перемонтировать аппаратуру Роше.
— Аннигилятор? — быстро спросил Крис.
— Да, — сказал Сарториус, — я сделал предварительные расчеты. Aппарат будет создавать антиполе. Обычная материя остается без изменений, уничтожаются только нейтринные системы…
— В какой стадии это находится? — нервно перебил Крис.
— К сожалению, в стадии предварительных расчетов. Поэтому мы со Снаутом решили сначала попробовать воздействовать на океан излучением.
— Когда вы намерены приступить к эксперименту? — спросил Крис.
— Сейчас, — сказал Сарториус, — недоставало только вашего согласия.
— Я еще не дал согласия, — сказал Крис, — мне надо подумать.
— Долго? — спросил Сарториус.
— Не надо ставить мне ультиматумов, — сказал Крис, — я могу ведь и отказаться.
Он вышел в коридор и остановился у окна, глядя на бесконечную голубую пустыню. Был штиль. Легкая, едва заметная дымка висела над океаном.
Снаут тоже вышел в коридор.
— Крис, — сказал он, — я хочу, чтобы ты понял ответственность момента.
— Еще бы не понять, — сказал Крис. — Энцефалограмма, полная запись всех моих мозговых процессов, будет послана вниз, в глубины этого чудовища. Запись подсознательных процессов тоже… А вдруг я хочу, чтобы Хари исчезла, умерла?
— Где она? — спросил Снаут.
— Спит, — сказал Крис. — Она с трудом приходит в себя.
— Да, — сказал Снаут, — после смерти они всегда с трудом приходят в себя.
— Можно ли доверять все это этому киселю? Он и так вошел в меня, чтобы измерить всю мою память и найти самые болезненные ее частицы.
— Пора, — сказал Снаут, — время уходит, Крис. Я не стану убеждать тебя, ты достаточно серьезный ученый, чтобы понять.
— Снаут, — неожиданно сказал после некоторой паузы Крис, — знаешь, мы утратили чувство космического… Это кажется парадоксом, но древние греки больше, чем мы, обладали этим чувством. Я говорю о нравственной стороне этого чувства… Вспомни сфинкса, — он вздохнул и устало прикрыл глаза.
На Сарториусе был белый халат и черный защитный фартук до щиколоток. Снаут обматывал бинтом приложенные к голове Криса электроды.
— Доктор Кельвин, — торжественно сказал Сарториус после того, как Снаут отошел к пульту, — прошу вас быть внимательным. Я не намерен ничего приказывать, так как это не дало бы результатов, но прошу вас прекратить думать о себе, обо мне, о коллеге Снауте и о каких-либо других лицах, чтобы сосредоточиться на деле, ради которого мы здесь находимся. Великая миссия человечества, готовность к жертвам, вечная ненасытная жажда [познания] [4] — вот темы, которые должны заполнить ваше сознание.
Сквозь ресницы Крис видел розоватый свет контрольных лампочек. Постепенно пропадало неприятное ощущение от холодных электродов.
Крис пытался сосредоточиться, подумать о величии человечества и науки, но вместо этого увидел почему-то школьную литографию отца соляристики академика Гезе, поразительно похожего не чертами лица, а старомодной рассудительностью, на лицо отца Криса. Потом образ этот постепенно начал блекнуть, и он увидел дом отца. Дом, в котором он провел
