Бабушка: Между первой и второй перерывчик небольшой.
Пьют.
Генерал: Когда этого пидора призывали в армию, он откосил от службы. Мы предали наших славянских братьев… Коля!
Коля, мальчик, который должен выглядеть как можно моложе, высовывается из-за занавеса. В идеале он должен казаться двенадцатилетним. Он бедно одет и выглядит затюканным. Пересекает сцену и исчезает.
Генерал: Вот ведь в чем загогулина. Все деньги у америкосов. Так? Так!
Бабушка: Попробуем-ка смешать водку с компотом.
Открывает компот и разливает его по баночкам.
Коля возвращается с большой корзиной накрахмаленного постельного белья. Ставит корзину и исчезает за занавеской.
Генерал: Они меняют белье раз в две недели. А я — каждый день. Последний шанс остаться человеком — не опускаться, следить за собой. Коля!
Коля снова высовывается из-за ширмы.
Вымой пол. Акулина Ивановна опять изволила наследить. Это тебе вместо наряда вне очереди.
Коля готовится мыть пол. Берет швабру, ведро и прочее.
Бабушка: Наряд вне очереди? За что?
Генерал: А хрен его знает. Чтобы служба медом не казалась.
Бабушка: За какие такие грехи? Я-то знаю, генерал, душа у тебя добрая. (Указывает на Колю.) Сироту вот пригрел.
Генерал: Я на улице его подобрал. Шлялся он там, как пес бездомный. А люди все же не звери. С людьми ласка нужна. А нас все бросили…
Бабушка: Уж больно ты крут с ним. Знаешь, как цыган со своей лошадью обращался? Решил, будто лошадь жрет слишком много. И начал ее постепенно отучать от еды. Уж совсем было отучил, да лошадь подохла. Только мы не лошади, а Господь наш — не цыган. Он, Господь наш, милосерден, в беде не оставит. Возьми хоть сыночка моего, Костю. Я уж за него беспокоиться стала. Дожил до 26 годков, а не пьет, не курит, и насчет этого самого (делает недвусмысленный жест туда-сюда, намекающий на секс) тоже никак. Только с утра до ночи сидит в Ленинке и читает, читает, читает… Я уж все глаза выплакала: пропадет, думаю, малахольный. Однако год тому назад он сошелся с мафией. Теперь любо-дорого смотреть: малиновый пиджак, на шее голда в полпальца толщиной, квартиру на Кутузовском купил, тачку крутую, мобилой обзавелся. Теперь он если не пьет, то по Москве гоняет, если не гоняет, то пьет. Любо-дорого посмотреть!
Бабушка утирает слезы радости. Снаружи доносится голос.
Мужской голос: Что будем делать, хозяин? Раз-два-взяли, или как?
Генерал (со злостью): Эти амбалы специально приперлись ни свет, ни заря, пока моих дочерей нет дома. А что прикажешь делать? Не могу я вот так, с кровью, с мясом, оторвать от себя три сотни баксов.
Бабушка: Я помогу тебе, Иван Петрович. Слава Богу, силы во мне еще немало, таскала я на своем веку и что потяжелее. А триста баксов… Нет, вы только подумайте… Совсем люди стыд потеряли!
Они стаскивают с кровати покрывало. Только теперь мы видим, что под ним лежала жена Генерала. Мертвая.
Бабушка (перекрестившись, подходит к телу жены Генерала): Ну что, Наталья Петровна? Ты готова? Вещички собрала? (К Генералу.) Я возьму ее за ноги, а ты держи руки.
Они берут тело за руки и за ноги. Одна нога выскальзывает из Бабушкиной руки.
Бабушка: Не вертись, Наталья Петровна. Ты при жизни достаточно навертелась!
Они уходят. Появляется Коля, берет бутылку «Кремлевской» и пытается допить остатки, но бутылка осушена до дна. Коля берет швабру и начинает драить пол.
Картина третья
Входит Таня. На ней джинсы и футболка, в руке голубой воздушный шарик. Колю она не замечает, но в этом нет ничего необычного: большинство персонажей не обращают на него внимания, для них он — не более, чем предмет меблировки.
Таня сбрасывает босоножки и обувает шлепанцы. Пытается привязать к шарику лист бумаги. Начинает свой монолог.
Таня: Мать! (оглядывается) Не знаю, ты ли мне тогда помогла, хотя я тебя на коленях молила. Но если это ты, то я век буду тебе благодарна, хотя вообще-то говоря это было всего-навсего коротенькое объявление. Но оно сработало… Так вот, с самого начала. Ты знаешь, все началось с того, что папаша прочел в газете «Правда» сколько заколачивает Барышников, и заставил меня после школы брать уроки танца. Мамуля, ты же знаешь, что у меня обе ноги — левые, и я ненавижу их. Ну нет у меня таланта к классическому балету. Но выхода не было, папаша взбеленился, а ты знаешь, каким он упертым бывает, когда ему что-то втемяшится в башку. Но с Божьей помощью он опять запил, и не заплатил за уроки, и они меня выгнали. Папаша раньше меня узнал об этом, он был вне себя и к тому же боялся, что я покончу с собой. Хахаха! (Радостно совершает пируэт.) А я от радости плакала! Так что я решилась пойти в гостиницу «Россия» отметить это дело. Но когда официант увидел, что я заказала только чай, он публично обматерил меня и буквально вытолкал вон. А теперь вот о чем моя просьба. Я хочу отомстить. Я хочу вернуться туда. Но легально. В шикарном прикиде, на высоких каблуках. Ты понимаешь, мамуля. И тогда я потребую, чтобы именно он меня обслуживал. И он встанет передо мной, заткнет свой поганый рот и низко-низко поклонится мне, а я заставлю его принести ведро и швабру и вымыть пол, и он со своим брюхом будет ползать передо мной по полу. Мать, ты уж оттуда проследи за тем, чтобы все было именно так. Его зовут Лев Львович, и узнать его легко. Он жирный, гунявый, волосы лоснятся, и он носит такие поганые усики. Я здесь тебе все его приметы описала.
Она целует шарик и отпускает его. Шарик подымается вверх. Таня внезапно что-то вспоминает и подпрыгивает, пытаясь поймать шарик. Но он уже слишком высоко.
Таня (с досадой): А, блин! Опять я забыла о визах. Я хотела попросить тебя о визах, потому что они отказываются выдавать их нам. А дядя Ваня приглашает нас в Бруклин. Попытайся запомнить эту мою просьбу, если сможешь. А со следующим шариком я тебе все опишу в деталях. Думаю, так будет лучше. С прошлым шариком я столько просьб тебе отправила, ты уж извини.
Входит Вера, одетая в строгий деловой костюм. Она похожа на школьную учительницу, ее волосы собраны на затылке в пучок. В руке она несет коробку с туфлями и выглядит счастливой. Она беременна, но это пока не очень заметно.
Таня: Верочка! (Подбегает к ней и целует.) А меня выгнали из балетной школы!
Вера снимает туфли и обувается в шлепанцы.
Вера (весело): Знаешь, что сказал Юрий тому американскому журналисту? Если эти фашисты из НАТО разместят ракеты на территории своих новых членов, то он лично займется этим вопросом и гарантирует, что в течение часа на этой территории не останется не только ракет, но и вообще ничего. Ни травы, ни животных, ни людей, ни построек, ни рек… и всего прочего. Ах, Юрочка, как я им горжусь! А тот америкос, представь себе, сказал, что не понял его.
Таня: Господи, я ненавидела балет. (Танцует от счастья.) Чего он не понял?
Вера: Того, что Юра сказал ему. А потом прибавил, что время вышло, и если этот журналист хочет продолжить интервью, пусть заплатит пять тысяч баксов.
Таня: Пять тысяч баксов? Господи Иисусе! Почему же тогда Юрий так мало платит тебе? Они вышвырнули меня из балетной школы. Эй, Верочка, а вдруг у меня талант к танцу?
Вера: У него нет лишних денег. Все, что есть, он отдает России. А выгнали тебя по делу. Даже я танцую лучше тебя. (Делает пируэт.)
Таня: А ну-ка смотри!
Таня делает два пируэта. Вера протягивает ей коробку. Таня открывает коробку и вынимает элегантные туфли на высоких каблуках, Присвистывает от восторга.
Таня: Круто! Он купил их тебе? (С восторгом.) Блин, итальянские!
Вера: Это промошн; итальянский торговый представитель подарил Юре две пары, на халяву. Одну я взяла себе. Но они мне малы. Коля! Я тут жакетом за что-то зацепилась. Сумеешь убрать затяжку и подштопать?
Коля прекращает мыть пол. Молча приносит нитки, иголку и наперсток.
Таня подходит к зеркалу, крестится и сбрасывает с него полотенце. Затем примеряет туфельки.
