Пизон салютует и уходит.
Квинт, даю тебе сутки отпуска.
Квинт. Всего сутки?!
Руф. Еще раз переспросишь, сокращу до восьми часов. Напиши отчет и ты. Пиши только правду, копию я пошлю цезарю.
Квинт. Слушаюсь!
Салютует, уходит.
Акива. О том, что Бар Кохба наголову разбил Пизона, я знал еще позавчера. Почему ты не спросил меня, я бы тебе с удовольствием все рассказал.
Руф. Насчет удовольствия не сомневаюсь. Твой рассказ не имеет официальной ценности, потому что я не могу потребовать у тебя формального отчета.
Акива. Ну, если дело только в этом…
Входит Флегонт.
Флегонт. Проконсулу — здравия! Почтенному Акиве — мир! Проконсул Руф, прерви любое дело, чем бы ты ни был занят. Гермоген, врач цезаря, передал тебе, что твоей дочери Юлии стало хуже. Тебе следует незамедлительно отправляться домой, иначе ты можешь не застать ее… в живых.
Руф. Юпитер громовержец! Даже Гермоген ничего не смог сделать? Что же, никакой надежды нет?
Флегонт. Этого я не знаю. Сказанное Гермогеном я передал тебе слово в слово. Он настойчиво просил тебя поторопиться.
Руф. Юпитер и Юнона, сжальтесь надо мной! Моя девочка! Моя красавица и отрада! Я не могу тебя спасти! О, милосердные боги! Что мне делать?! Акива, ты помнишь, у вас был один старик-учитель, от его молитв даже мертвые воскресали?
Акива. Руф, я понимаю твое горе, но сохраняй трезвость суждений. Мертвые воскресают только в легендах. В жизни такое невозможно. Был Рабби Ханина, по молитве которого выздоравливали тяжко больные. Но он уже скончался.
Руф. А ты, ты, можешь так молиться? Попробуй, вдруг твой Бог прислушается к тебе? Прошу тебя, помолись за нее!
Акива. У тебя только один ребенок, Руф?
Руф. Да, только моя ненаглядная Юлия. Боги долго не давали нам с женой детей, мы так радовались, когда она родилась. Моя Руфина не переживет смерти нашей дочери. О горе мне! Прошу тебя, Акива, помолись! Я дам тебе все, что ты захочешь!
Акива. Мне ничего не надо, Руф. Я потерял сына и зятя, и хорошо понимаю твои чувства. Ты так веришь в силу моей молитвы?
Руф. Верю! Прошу тебя, Акива! Прошу тебя!
Акива. Хорошо, я попробую. Предупреждаю тебя, Руф, что молитва может не помочь. Ты понимаешь это?
Руф. Да. Мне нечего терять. Попробуй!
Акива. Флегонт, присядь в сторонке и ни во что не вмешивайся. Руф, тебе нужно будет участвовать в моей молитве.
Руф. Я сделаю все, что ты скажешь.
Акива. Сядь и обхвати голову руками. Не произноси ни слова, но внимательно слушай меня. В начале представь себе свою дочь в ее нынешнем, болезненном состоянии. Представь в самых мелких подробностях, со всеми язвами, струпьями, сыпью, пеной на губах, со всеми телесными выделениями. Потом, когда я коснусь тебя, начни представлять ее здоровой, веселой и красивой, какой она была до болезни. Представляй все как можно подробнее. Я скажу тебе, когда заканчивать.
Руф садится в молитвенную позу. Молитва. Музыка.
Все, Руф, можешь вставать. Иди домой, твоей дочери стало лучше.
Руф. Как ты это узнал?
Акива. Когда моя молитва говорится легко и гладко, я понимаю, что она принимается. В другом же случае она отвергается. Сейчас слова мои лились, как вода. Ступай, Руф, и не бойся, твоя дочь будет жить.
Флегонт. Акива, на тебе лица нет. Ты еле стоишь.
Акива. Да, мне лучше присесть. Молиться за кого-то — это как кровь проливать. Иди, иди, Руф.
Руф. О боги, боги!
Уходит.
Флегонт. Почтенный Акива, дай мне знать, когда ты придешь в себя. Цезарь ждет нас.
Комната в гостинице в Кейсарии. Акива, Элиша и Аристобул сидят за столом.
Элиша. Знаешь, какой самой большой недостаток нашего народа?
Акива. Нашего? Говори лучше: вашего. Это звучит естественнее.
Элиша. Хорошо. Так вот, самый большой ваш недостаток — это неумение вовремя остановиться. Сейчас это проявляется как никогда.
Аристобул. Ты знаешь, Теодор, тех, кто вовремя останавливается, никто не помнит. Людская память хранит только тех, кто идет за все пределы. Александр Великий и Юлий Цезарь никогда не помышляли о том, чтобы остановиться вовремя. Именно потому они стали великими людьми.
Элиша. У этих мужей была цель: всемирная слава. Какая цель у нынешней бессмысленной войны?
Акива. Мы воюем за право оставаться самими собой. Мы всегда и везде будем иными, ни на кого не похожими. Мы должны быть другими, таково наше предназначение на этом свете!
Элиша. Сколько горя и страданий это принесло народу!
Акива. Ничего не поделаешь, такова наша судьба, определенная Всевышним. Впрочем, тут есть еще нечто. Помнится, Адриан подробно расспрашивал меня о христианстве. Я после этого разговора много думал об этом. Ты, Элиша, никогда не интересовался этой верой?
Элиша. Честно говоря, нет. Она кажется мне столь же противной разуму, как и всякая другая.
Акива. Ты помнишь, что сделал Иисус?
Элиша. Он добровольно пошел на казнь.
Акива. Вот именно. Он пошел на самопожертвование. Но зачем? Я долго размышлял над этим и понял: он сделал это, чтобы победить смерть.
Элиша. Каким образом?
Акива. Не убоявшись ее и, тем самым, преодолев ее. Вот подлинно еврейская смелость и еврейская вера в невозможное!
Элиша. Ты что же, веришь, что он воскрес?
Акива. Кто знает? Вполне возможно.
Элиша. И где же он? В раю?
Акива. Не думаю. Мне представляется, что он едет на ослике.
Элиша. Куда?
Акива. За смертью!
Элиша. За своей?
Акива. И за нашей!
Элиша. И что же?
Акива. Он догонит ее. Смерть не уйдет от него.
Элиша. И что тогда?
Акива. Смерти больше не будет.
Аристобул. Но как это возможно?
Акива. То ли еще возможно в Божьем мире! Вот что я читал в книге у одного ученого грека. Мы каждый день видим, что солнце ходит вокруг земли. А на самом деле, земля ходит вокруг солнца! Это подтверждается его астрономическими наблюдениями и вычислениями, которые я, кстати, тщательно проверил.
Аристобул. Но все люди видят, что солнце…
Акива. Все видят, а истина не такова! Когда ты думаешь, что так оно и есть, знай, что так оно и нет! Вот, может, так и со смертью? Ее можно победить!
Элиша. Но какое все это имеет отношение к войне?
Акива. Самое прямое! Это ответ на твой вопрос, почему мы воюем? Если бы Иисус, добровольно пойдя на смерть, вдруг смалодушничал, струсил, так сказать, слез с креста и отправился домой ужинать — что бы это было? Это была бы чудовищная профанация его жертвы! Нет, он должен был умереть, и знал это, и не уклонился от своего пути. Так и мы сейчас — мы не можем повернуть назад. Мы должны пройти наш путь до конца и, если понадобится, тоже взойти на крест.
Элиша. Зачем?
Акива. Чтобы победить смерть!
Меир, Элиша и Аристобул рассказывают Акиве о бедствиях войны
Комната в гостинице в Кейсарии. Акива сидит за столом и читает. Входит Меир.
Меир. Мир тебе, Рабби! Наконец-то я снова вижу тебя! Я чуть было не отчаялся в своих поисках.
Акива. Меир, сын мой! Рад тебя видеть. Как ты меня разыскал в этой забытой Богом гостинице?
Меир. Мне помог Элиша. Он сейчас тут большой начальник. Руф дал ему такие полномочия, что никто не осмеливается ему перечить. Он, кстати, собирался тебя навестить.
Акива. Да, Элиша иногда заглядывает сюда вместе со своим секретарем Аристобулом. С Аристобулом я даже занимаюсь философией и Писанием. Очень способный молодой человек.
Меир. Как ты здесь живешь? Не хвораешь ли?
Акива. Слава Богу, телесно я здоров.
Меир. Благодарение Господу! Мы уж там думали, что ты тяжко заболел. Шутка ли, тебя нет уже полгода. Ходили даже слухи, что римляне убили тебя. Как хорошо, что ты здоров и бодр.
Акива. Эх, Меир тебе следовало бы огорчаться, видя такое благополучие! Лучше бы я пребывал в тягости. Когда я приходил к своему учителю и видел, что у него и вино не скисло, и масло не прогоркло, и мед не засахарился, я говорил: не дай Бог учителю житейского благополучия! Отсутствие малых бед — это предвестник бед больших. Так что тебе едва ли стоит радоваться.
