Том: Нет, я не идеализирую такой театр. Я идеализирую театр, до которого ваши коллеги не доросли, потому что продали души мелким целям.
Ева: Каким?
Том: Погоне за деньгами, за популярностью, которую дают телевидение и кино. Сегодняшние актеры хотят быть более известными, чем академики, богаче, чем торгаши, более влиятельными, чем политики и популярнее, чем спортсмены. А все это ошибочная мотивация.
Ева: А что, по-вашему, правильная мотивация?
Том: Сцена, и только сцена. И зритель, конечно. Если человек думает, что на свете есть большее счастье, чем игра перед полным залом, который внимательно следит за каждым его движением, тогда лучше пусть он занимается чем-нибудь другим, а не актерской профессией.
Ева: Но актер — тоже человек, с такими же потребностями, как и другие люди. Даже с потребительскими нуждами.
Том: Все равно, эти дурацкие фильмы о партизанах, в которых вы играли в шестидесятые годы, вам совсем не были нужны. И те два телевизионных сериала, которые только их режиссеры называли юмористическими, тоже не были вам нужны. Все это мусор.
Ева: Это делали все мои коллеги. Мы хотели попробовать себя в чем-нибудь другом.
Том: Вы хотели денег и популярности. А это не актерское нутро, это нутро режиссера. Только в театре актер может быть Богом, может быть королем, который по своему ощущению управляет собой и другими.
Ева: Я снималась на телевидении, потому что у меня был небольшой кризис. Мне хотелось перемен.
Том: Выход из этого кризиса вы должны были искать на сцене, а не в бессмысленных съемках.
Ева: У меня была маленькая дочь, для которой я хотела создать как можно более хорошие условия жизни. У меня был муж, который постоянно говорил, что зарабатывает больше меня. Я хотела доказать обратное. Я хотела доказать, что могу быть материально независимой. Вам легко идеализировать актерскую профессию, потому что вы никогда не зарабатывали ею на жизнь. И я на первом курсе театральной академии мечтала о чистом искусстве, об идеальных условиях и идеальных партнерах. Но уже на третьем курсе я убедилась, что это кровавое и жестокое дело, в котором должны будут быть и компромиссы, и ошибки.
Том: Но не так часто.
Ева: Сейчас легко быть умным.
Том: Да, это так. Поэтому лучше обратиться к будущему и подумать о спектакле, над которым мы сейчас работаем.
Ева: Я согласна.
Пауза.
Том: Я хотел вам кое-что предложить.
Ева: Я слушаю.
Том: Я знаю, что в прошлом году вы хотели отметить юбилей работы в театре. Я знаю, что вы предлагали это руководству своего театра, и знаю, что они обещали найти для вас роль, но забыли о своем обещании.
Ева: Вы действительно хорошо информированы.
Том: Да. Весь театральный Загреб оставил вас. Ни один режиссер из другого театра не сделал с вами того, что мог бы сделать. Никто не дал вам возможность отметить юбилей, и сейчас я думаю… Я думаю, что этот наш спектакль можно будет объявить бенефисом к вашему сорокалетнему юбилею на сцене.
Ева: Этот спектакль?
Том: Да, этот. Я знаю, что зал не большой. Но он не хуже большинства залов загребских театров. А вообще-то, если спектакли можно играть во дворике театра «Гавелла», почему бы не сыграть их и в доме престарелых.
Ева: Том, идея фантастическая! Это будет пощечина культурной общественности. Я уже вижу заголовки статей в желтой прессе: «У великой актрисе нет возможности отпраздновать юбилей» или «После сорока лет работы на профессиональной сцене — первый выход на сцену любительского театра». Это будет настоящая провокация. А я уж постараюсь, чтобы на спектакль пришли и критики, и журналисты.
Том: Вы всегда любили сенсации.
Ева: В этой профессии они не мешают.
Том: Eвa.
Ева: Да.
Том: Вы верите в наш спектакль?
Ева: Конечно, верю. Вы думаете, я лгу?
Том: Нет, но вы, профессионалы, часто полны предрассудков.
Ева: Том.
Том: Да.
Ева: Почему вы не стали учиться актерской профессии?
Пауза.
Том: Это длинная история.
Ева: Не важно, мне это интересно.
Пауза.
Том: Мой отец был почтальоном. Днем. А ночью он выступал с музыкантами в Славонском Броде. Я был самым старшим ребенком в семье. Когда мне было четыре года, моя мама родила близнецов, двух замечательных мальчиков. Еще через три года мама родила нам сестру. Все было в нашей семье хорошо до января сорок шестого года. Тогда коммунисты приговорили на суде моего отца к смерти, через повешение.
Ева: Почему?
Том: Только за то, что во время войны он пел песни против существующего режима. Мне было тогда четырнадцать лет. И в один день я вдруг понял, что детство закончилось. Что от меня зависит, выживут мои братья и сестра или нет. В общем, за кусок хлеба мы с мамой выполняли самую тяжелую работу.
Ева: А актерская профессия?
Том: В сорок восьмом, когда мне было шестнадцать лет, в Славонском Броде гастролировал загребский театр. Тогда я впервые в жизни увидел настоящий спектакль. Я влюбился в театр и захотел сам играть. Позже, в сорок девятом я сыграл в одном скетче, с бродячими актерами. А после этого в драме Максима Горького. Тогда в моде были русские социалистические драматурги. Это, к счастью, был не плохой спектакль.
Ева:«На дне»?
Том: Нет, «Дети солнца». И тогда я решил стать настоящим актером. Весной пятьдесят второго года мне удалось уговорить маму переехать всей семьей в Загреб. Мама должна была работать у дяди в гостинице, а я смог найти работу чернорабочего на вокзале. Из-за отца я не мог найти нормальную работу. В моих документах было записано, что отец был повешен как враг народа.
Ева: Но вы же сдали вступительные экзамены в том году?
Том: Да. Я сдал вступительные экзамены на актерский факультет, а через два дня умерла моя мама. Скоропостижно, неожиданно. Я должен был очень быстро принять решение, как быть дальше. Денег у нас не было, а братья и сестра полностью зависели от меня. Я понимал, что учебу придется отложить до лучших времен и содержать семью. Днем я работал на вокзале, а по ночам выполнял ту работу, которую делала моя мама не задолго до смерти. Так продолжалось долгих пять лет. После этого в пятьдесят седьмом году я снова пришел в театральную академию, чтобы попробовать поступить, но мне сказали, что на первый курс принимают только до двадцати четырех лет, а мне уже было двадцать пять. Вот так. Мне не оставалось ничего другого, как заниматься любительским театром, и, как и когда-то, ходить в театр смотреть на профессионалов. Я был ужасно расстроен. Помню ту осень пятьдесят восьмого. У вас в Загребском драматическом театре была тогда премьера пьесы Шоу «Профессия миссис Уоррен». Вы были блистательны, великолепны. После этого вы прославились со спектаклем Корала «Хозяин своего тела».
Ева: А потом с Чеховской «Чайкой».
Том: Да, это был ваш лучший сезон. А следующий сезон вы открыли уже не премьерой, а венчанием.
Ева: Да, я вышла замуж в октябре пятьдесят восьмого.
Том: За врача, который не любил театр.
Ева: Откуда вы знаете, что он не любил театр?
Том: Я предполагаю.
Пауза.
Ева: А вы? Что было с вами?
Том: Через месяц после того, как вы вышли замуж, я устроился на работу в городскую библиотеку. Для меня эта работа была легкой и простой, но она была далека от того, чего я хотел. У меня появилась возможность прочитывать за год сотни книг, общаться с людьми, которые знают и ценят литературу. Вместо того чтобы общаться с посетителями вокзальных забегаловок и гостями мрачной дядиной гостиницы, у меня появилась возможность беседовать со студентами-филологами, преподавателями и писателями. На первый взгляд я должен был бы быть счастлив и доволен. Но я не был ни счастлив, ни доволен. Я проклинал судьбу за то, что живу в стране, где нет актерских курсов, и в которой ценятся только те актеры, которые закончили театральную академию. Но я не возненавидел театр. Даже напротив, я стал хорошим зрителем и настоящим театралом. Если я скажу вам, что видел все ваши спектакли, вы не поверите.
Ева: Не поверю.
Том: На сегодняшний день у вас было восемьдесят четыре премьеры.
Ева: Но откуда вы знаете точное количество?
