(Все также в образе Софьи дотрагивается пальцем до плеча Сары.) Мадемуазе-е-ель!
Сара дергает плечом.
Мадемуазе-е-ель!
Сара (затихает). Сьго? Сьго вам угодно?
Питу (выходя из образа). Мадам, в одиннадцать лет уже не сюсюкают. (Передразнивает.) «Сьго вам угодно».
Сара. Переиграла. Сначала. (Всхлипывает.)
Питу (конечно, в образе, дотрагивается до ее плеча). Мадемуазе-е-ель!
Сара резко дергает плечом.
Мадемуазе-е-ель!
Сара (грубо). Отстаньте!
Питу (все в образе Софии). Ай-ай-ай, мадемуазель Бернар! Ведь вам уже одиннадцать лет!
Сара (выходя из образа девчонки). Что у вас за привычка — все сцены начинать с возраста? Мадемуазель Бернар, вам столько-то лет. Так не начинают разговор. Что должна сказать мне мать София в таком месте и при таких обстоятельствах? Что? Говорите!
Питу (извиняясь и выйдя из образа). Среди моих знакомых не было ни одной монашки.
Сара. Но представить себе вы можете!
Питу. Но, мадам…
Сара. Не хнычьте. Соберитесь!.. (Идет в угол.) Вот я плачу. В углу. Подойдите. Говорите. (Плачет.)
Питу (поправив сооружение на голове, медленно подходит, сначала пытается что-то сказать, издает непонятный звук).
Сара заходится в плаче.
Мадемуазе-е-ль! Мадемуазель Сара!
Сара. Сьго?.. Простите. (Грубо.) Отстаньте!
Питу (в образе Софии). Вы плачете, мадемуазель. В углу. Я вижу. То есть я слышу… вижу… Я вижу и слышу… (Выходя из образа.) Я рехнусь с вами! С меня хватит! Забастовка!
Сара (резко). Очень хорошо! Бросим все! Все, что сделали! К чертям собачьим! Все бросим: газетные вырезки, программы, всю коллекцию моей жизни! Плюнем на мемуары! А я буду гнить здесь, как старая ящерица, буду ждать смерти, а до нее недалеко… Пусть люди говорят о Саре Бернар все, что хотят! Пусть делают из нее распутную мегеру, чудовище без роду, без племени. Пусть!
Питу (хватает за руки, закрывает ими свои уши). Остановитесь! Остановитесь, мадам!
Сара (освобождая свои руки). Я должна бросить свою мечту, свою с самую большую мечту — рассказать людям в эти последние дни моей жизни правду, правду о себе, растоптать идиотские писания моих подлых биографов…
Питу (он взял веер и стучит им по роялю, стараясь заглушить и остановить ее вопли). Остановитесь, ради бога, остановитесь!.. (Он продолжает неистово стучать, не замечая, что Сара уже замолкла.)
Пауза. Питу стыдливо смотрит на нее через веер,
от которого уже остались одни лохмотья.
Сара (после паузы). Без вашей помощи мне это не сделать. Не смогу. Одна — не смогу. Только вместе. Только вместе. (Отбирает у Питу веер.) Этот веер, Питу, — подарок императора Цейлона. Во время Всемирной выставки в 1878 году. Ему больше двухсот лет. Тридцать три священника-буддиста три года восстанавливали рисунок на шелке, резьбу по дереву, полировку. Восстанавливали и молились. А вы… Ах, Питу, Питу!..
Питу. У меня была ужасная неделя. Мои почки…
Сара. Цейлонские священники не могут отвечать за ваши почки. Кстати — я тоже.
Питу. Виноват… Я не хотел. Не сердитесь. Пожалуйста! (Быстро.) Хорошо! Я — мать! Святая Софья, а вы…
Сара. Нет, нет, мой… бедный Питу… (Протягивает руки, он делает шаг по направлению к ней. Она резко опускает руки.) Я устала.
Питу (растерянно). Поставить пластинку?
Сара. Нет, не то… (Внезапно.) Я хотела бы получить зонтик!
Питу. Что?
Сара. Солнце… Солнце… Как оно жжет… Светило… Скоро угаснешь! Через триллион лет, но угаснешь. И ты знаешь это, и хочешь отыграться на нас, старая шлюха! (Кричит солнцу.) Шлюха! Да, да! Ты не бессмертна! Можешь расстраиваться сколько угодно! Ничего не поможет. Ничего!..
Питу (нервничая). Принести что-нибудь прохладительное?
Сара (как бы очнувшись). Что?.. Да. Пожалуйста. Идите. А я закрою глаза. Как просто — закрыть глаза… (Закрывает глаза.)
Питу (растерянно). Иду, мадам…
Как только Питу уходит, Сара быстро, насколько позволяет отсутствие ноги, идет к столу, садится и начинает рыться в бумагах. Наконец принимается за синюю палку. 3атем придвигает коробку с картотекой. Перебирает карточки, не вынимая из коробки.
Сара. Не понимаю, как можно здесь что-нибудь найти? Реестр по алфавиту. В одну букву он хочет упрятать целый кусок жизни… (Вынимает карточку.) Буква «П»… (Не глядя в карточку.) «П»! (Читает карточку.) Премьеры. (Читает.) «21 декабря 1874 года. Сара Бернар в роли Федры. Критики в восторге! Публика в экстазе!» (Берет другую карточку.) Премьера «Фру-Фру», 30 октября шестьдесят девятого года. Восемьсот шестьдесят девятый год! Доисторические времена… И я уже была! (Солнцу.) Слышишь, светило? Я тогда уже была… А теперь?.. Что тeпepь?.. Играем в детские игры с Питу… С Питу… Ногти он не чистил, по-моему, со дня конфирмации… Играем. И ты, великое светило, играешь со мной… Вы все хотите меня позабавить, отвлечь… А я не отвлекаюсь… Жизнь окончена! Она тоже с нами играла… Сколько грязи навалила на нас… А мы все хотим отмыться. Зачем? Перед последним представлением? В деревянном ящике, под скрип веревок мы уйдем… Уйдем, туда? (Показывает на небо.) Нет, туда… в землю… опять в грязь… мы будем опускаться, опускаться дюйм за дюймом, а над нами будут говорить добрые слова… Добрые слова… Поздно! Мы уже разучились жить. Тишина… Только комья земли с глухим шумом будут падать на крышку гроба… один, два, три… четыре! А может быть, пять… И все! (Откидывается в кресло, закрывает глаза.)
Питу (входя с зонтиком). Что с вами, мадам? Мадам!
Сара (медленно открывает глаза, долго смотрит на него, улыбается.) Что?
Питу (успокоившись). Ваш зонтик.
Сара (берет зонтик, не отрывая глаз от Питу, откладывает зонтик в сторону). А где…
Питу. Забыл! Прохладительное…
Cара. Ничего. Ваша забывчивость — это тоже мое развлечение. Я вспомнила премьеру в Комедии Франсез. Федра.
Питу (цитирует по памяти). «Критики были в восторге, публика экстазе!»
Сара (кокетливо). А что им ещё оставалось? (Встает, начинает pоль Федры.)
Питу роется в бумагах.
Остановитесь, здесь постоим немного,
Идти нет сил. Кончается терпенье.
Луч солнца неожиданный слепит…
Сгибаются дрожащие колени.
О солнце лучезарное, — тебя
И я и мать как предка почитали.
Теперь красней, мой слушая рассказ,
Твой лик передо мной
в последний раз,
(Питу.) Вы не слушаете?
Питу. Федру я слушал сто раз.
Сара. Могли заметить, что я каждый раз играю по-новому!
Питу. Мадам знает мое мнение о классиках. Корнель, Расин — это не для нормальных людей. Во всяком случае — не для обычных. Женщины у них — эти коронованные дамы… Они блеют как козы, в судорогах бросаются под ноги мужчинам и при этом еще обливаются потом.
Сара. А вам кто-нибудь бросался под ноги?
Питу. Никто! И я этим горжусь!
Сара. Неужели и вы никогда не взрывались от страсти… Когда теряешь голову и готов потерять все остальное.
Питу. О чем вы, мадам?
Сара. О том, что однажды вы все-таки были влюблены… Вы и как-то обмолвились…
Питу. Однажды… Да.
Сара. Ну и как?
Питу. Что как?
Сара. Ну чем это кончилось? До какой стадии вы дошли?
Питу. Не дошел.
Сара (оживляясь). Как интересно, как интересно! Расскажите.
Питу. Но, мадам… Это очень личное… И это неудобно…
Сара. Ого! Еще как удобно! Рассказывайте!
Питу (неохотно). Мне было двадцать пять…
Сара. Ну, смелее, Питу! Как ее звали?
Питу. Лиз. Лизетт.
Сара. Прелесть! И дальше что? Что было дальше? Ну, Питу!
