Я отвела детей в детскую. Когда они уснули, погасила свет и прилегла рядом с Веранией. Я лежала лицом вниз, обхватив себя за плечи, а по щекам потоком лились слезы.
«Пусть хотя бы не причинят ему страданий, — сказала я себе. — Пусть его убьют сразу, без мучений. Надеюсь, ему не разобьют лицо и не сломают руки. Молюсь, что кто-нибудь окажет милость и просто его застрелит».
— Сеньора, — окликнула меня Лусина, входя в комнату. — Сеньор желает ужинать.
— Так накрывай, — ответила я хрипло.
— Он хочет, чтобы вы тоже спустились. Велел передать, что пришел губернатор.
— А сеньор Карлос? — спросила я.
— Нет, сеньора, его нет, — ответила она, присаживаясь на край постели. — Мне очень жаль, сеньора, вы же знаете, как я вас люблю, я так радовалась, видя вас счастливой, вы же знаете...
— Его убили? — перебила я. — Это Хуан тебе сказал?
— Не знаю, сеньора. Хуан выглядел просто больным, когда ему сообщили... Машину вел Бенито. Мы хотели сразу вам сказать, но что мы могли сделать, если генерал вас запер...
Я вновь закрыла лицо руками. Плакать уже не было сил.
— А Бенито? — спросила я наконец.
— Он еще не вернулся.
Я встала.
— Передай генералу, что я сейчас спущусь, и попроси Хуана подняться.
Я надела черное, а также серьги и медальон, которые подарил мне Карлос — итальянские, медальон был украшен голубым цветком, на одной стороне было выгравировано слово «mamma», а на другой — дата, 13 февраля.
Я вошла в столовую как раз в ту минуту, когда Андрес рассаживал гостей.
— Мое почтение, сеньора, — сказал Бенитес.
— Она этого не заслужила, губернатор, раз опоздала к ужину, — заявил Андрес.
— Простите, — ответила я. — Я укладывала детей и тоже задремала.
В столовой оказалось гораздо больше людей, чем я ждала.
— Ты знакома с генеральным прокурором штата? — спросил Андрес.
— Конечно, и рада видеть его в нашем доме, — ответила я, не подавая руки.
— А с начальником полиции?
— Нет, но рада познакомиться, — ответила я. Чтоб он провалился.
— Сеньор губернатор любезно почтил нас визитом, едва я известил его об исчезновении нашего друга Карлоса Вивеса, — пояснил Андрес.
— Не лучше ли было бы заняться его поисками? — спросила я.
— Думаю, они хотели бы собрать побольше информации, — высказал свое мнение депутат Пуэнте.
— Как случилось, что ваши дети остались на улице одни? — спросила у меня Суси Диас де Пуэнте. — Полагаю, дона Карлоса похитила какая-нибудь его поклонница.
— Будем надеяться, что это так, — ответила я.
— Дамы, это серьезно, — сказал Андрес. — Карлос был другом Медины, а Медину сегодня утром убили. Губернатор, вы уже в курсе, что случилось с Мединой?
— Более или менее. Вроде как убили его же люди. В профсоюзе немало радикалов, а Медина сумел убедить большинство своих сторонников, что им стоит объединиться с Конфедерацией рабочих. И теперь какой-то сумасшедший решил отомстить ему за здравомыслие, которое посчитал изменой.
— Что-то мне не верится, что Медина действительно собирался объединиться с Конфедерацией рабочих, — сказала я.
— Это почему же? — поинтересовался Андрес.
— Потому что я знаю Медину. Карлос его очень любил.
— Надеюсь, не настолько сильно, и не бросился его защищать, — сказал Андрес. — Он всегда был безответственным. Вот, например, сегодня за обедом я просил его посвятить себя музыке и не лезть во всякие сомнительные делишки. Но разве он меня послушает? Он же настоящий провокатор!
— А мне он кажется хорошим парнем, — сказал прокурор. — И музыкант великолепный.
— Будем надеяться, что с ним ничего не случилось, — выразил надежду начальник полиции.
Когда Андрес был губернатором, он служил заместителем начальника полиции. Омерзительный тип, его даже прозвали Залежалым Сыром, до того был никчемным. Но о том, что произошло, он точно знал все подробности.
Подали ужин. Андрес громко восхвалял мои кулинарные таланты, а разговор шел о каких-то пустяках, словно ничего и не случилось. За столом прислуживала Лусина.
— Еще фасоли, сеньора? — спросила она, остановившись возле меня. И, наклонившись, прошептала на ухо: — Хуан говорит, что его держат в доме номер девяносто.
— Да, еще немножечко, — ответила я, стараясь скрыть волнение.
— Ваша стряпня поистине великолепна, сеньора, — сказал Бенитес. — Что правда, то правда.
— Благодарю вас, сеньор губернатор, — ответила я, глядя ему в глаза.
Неожиданно я встретилась взглядом с прокурором Тирсо, сидевшим рядом с ним. Это был уважаемый всеми юрист, который никогда не хотел прислуживать Андресу.
Я удивлялась, что мой муж подружился с Бенитесом. Это был странный человек. Когда он смотрел на меня, в его взгляде сквозил несомненный интерес.
— Вы чем-то обеспокоены, не так ли? — спросил он.
— Я волнуюсь за Карлоса, — ответила я.
— Обещаю, что сделаю для него все возможное, — заверил он.
— Спасибо на добром слове, — сказала я и обратилась ко всем остальным:
— Пойдемте в гостиную пить кофе?
— Пойдемте, — согласился мой муж, вставая из-за стола.
Вслед за ним поднялись остальные, повторяя каждое его движение, как мартышки. Все прошли в гостиную, и я тут же воспользовалась случаем, чтобы обратиться к Тирсо Сантильяне.
— Вы ведь доверяете губернатору, правда?
— Разумеется, сеньора, — ответил он.
Я любезно улыбнулась, как если бы речь шла о каких-нибудь пустяках.
— Карлоса держат в доме номер девяносто. Умоляю, спасите его!
— О чем это вы?
— Дом номер девяносто — это тюрьма для политзаключенных. Она появилась в те времена, когда мой муж был губернатором, и существует до сих пор. Карлос там.
— Откуда вы знаете? — спросил он.
— Какая разница? Так вы туда поедете? Велите его выпустить, пусть просто бросят на улице. Скажите, что у вам об этом сообщили в конторе. Умоляю вас, поторопитесь!
После этих слов я рассмеялась с притворной беспечностью, и он рассмеялся в ответ.
— Сеньор губернатор, я ухожу, — сказал он. — Хочу узнать в конторе, есть ли какие-нибудь новости.
— Этот Сантильяна — непревзойденный работник, — сказал Андрес. — Я всегда хотел, чтобы он работал на меня, но не уговорил его. Как тебе-то удалось его привлечь, Фелипе?
— Повезло, — ответил Бенитес. — Идите, сеньор прокурор.
Начальник полиции Пельико чувствовал себя не в своей тарелке. Если прокурор уедет, ему тоже придется откланяться, а он не имел ни малейшего желания это делать. Он так уютно устроился в кресле, с кофе и бренди.
— А вы ведь останетесь, сеньор Пельико? — спросила я.
— Если вы просите, сеньора, у меня просто нет выбора, — сказал он, поудобнее устраиваясь в кресле и принимаясь за мяту в шоколаде.
— Я провожу вас, прокурор Сантильяна, — сказала я, взяв под руку прокурора и направляясь к дверям. Андрес украсил стены прихожей геральдическими щитами. За дверью прятался Хуан.
— Хуан, что случилось? — спросила я.
— Бенито отвез их в дом номер девяносто, больше я ничего не знаю.
— Отвезите меня туда, — попросил Тирсо.
— Я поеду с вами, — сказала я.
— Хотите всё испортить? — спросил он.
Я проводила их и вернулась в гостиную, вся дрожа.
— Ты что, говоришь сама с собой, Каталина? — спросил Андрес, когда я вошла.
— Повторяю таблицу умножения, чтобы не опозориться перед Чеко, когда буду проверять, как он ее выучил, — ответила я.
— Была бы ты мужчиной, стала бы политиком, ты упрямее всех нас вместе взятых.
— У вас просто изумительная жена, генерал, — сказал Бенитес.
— Попрошу, чтобы принесли дров для камина, — пробормотала я. — Здесь ужасно холодно.
Чарро Белый — так звали певца, которого Андрес пригласил в этот вечер играть для нас на гитаре, альбиноса с печальным голосом, звучавшим одинаково тоскливо, что бы он ни пел; казалось, ему было совершенно все равно, слушают его или нет; впрочем, а слушатели спокойно обсуждали под его аккомпанемент свои дела.
Он сел возле камина, рядом со мной, и запел:
— «По далеким горам скачет всадник, он блуждает, один в этом мире, он ищет смерти».
— Чарро, сыграй лучше «Молнию», — потребовал Андрес. — Ты что, не видишь,что нам и так невесело?
Чарро сменил мелодию и начал другую песню:
— «Я отдал бы всё, чтоб ее любить, мне страшно, что сильнее любить невозможно. О молния, ярость неба, прими же мою тоску...»
— Это же надо — так испоганить песню! — поморщился Андрес. — Еще раз, с самого начала!
И запел сам, гости сидели молча, потому что все знали: когда поет Андрес, никто не смеет проронить ни звука. Чарро вернулся в центр круга. Андрес вскоре стал называть его братом, уговаривая сыграть одну песню за другой.
— Спой, Каталина, — попросил он под конец. — Только не стой против света, так тебя плохо видно. Спой «Вдали от тебя».
