Золушка. Вы не боитесь, что кто-нибудь войдет?
Режиссер. О чем это ты? Не понимаю.
Золушка. Точно так же говорил мне один мамин приятель.
Режиссер. И что из этого?
Золушка. Ничего особенного, только немного болело.
Режиссер. Сколько тебе было лет?
Золушка. Тринадцать.
Режиссер. Правда?
Золушка. Вы надо мной не насмехайтесь. Я знаю, что поздно начала и загубила несколько лет жизни… А вы в каком возрасте начали?
Режиссер. Почему не хочешь сыграть?
Золушка. Хочу.
Режиссер. Но не хочешь ничего о себе рассказать.
Золушка. Так ведь это не интересно… Вообще-то я могла бы что-нибудь рассказать о Гитлере или о заместителе директора… что он помог мне…
Режиссер. Кое-кого ты мне напоминаешь.
Золушка. Кого?
Режиссер. Меня — пятнадцать лет назад. Сообразительная.
Золушка. Э, нет. Угодила в исправительную колонию.
Режиссер. Да, с этим переборщила.
Золушка. А откуда вы знаете, может, хотела? Кончаю школу, получаю специальность…
Режиссер. Что, хочешь стать портнихой?
Золушка (иронически). Ох, еще не знаю. Меня, определенно, к этому тянет. Но трудно решиться, ведь здесь есть выбор: могу, например, стать парикмахершей. Нужно пробовать разные профессии, как Горький. Кем он только не был… А что бы вы мне посоветовали? Стать парикмахершей или портнихой?
Режиссер. В тебе что-то есть. Могла бы учиться на актрису.
Золушка. Нет нужды. У меня в комнате — сплошные артистки. Например, вчера ночью Принц, Волшебница и Мачеха отделали Первую дочку.
Режиссер. И что?
Золушка. Она даже не очень сопротивлялась.
Режиссер. А ты? Не помогала?
Золушка. Сопротивляться или отделывать? Но только не доносите заместителю или директору, иначе это обернется против нее же. А пока что артистки как раз хотят отучить ее от фискальства. Понимаете, она с самого начала имела к этому склонность…. Когда отец закрыл ее в подвале, чтобы она не путалась под ногами и не мешала ему пить, она улизнула через маленькое оконце и тут же донесла на него. Отец, естественно, был в ярости… Говорить дальше или вам надоело?
Режиссер. Я могу это записать?
Золушка. Когда угодно. А я думала, вы уже записываете.
Режиссер. Почему она мне этого не говорила?
Золушка. Видно, забыла.
Режиссер. Так же, как и ты?
Золушка. Вроде как…
Режиссер. Почему ты не хочешь защищаться? Не хочешь защищаться? Не хочешь никого обвинять? Этот фильм мог бы тебе помочь.
Золушка. В чем? Выпустят меня? Не стоит волноваться… Ничего особенного со мной не произошло.
Режиссер. Тогда что же?
Золушка. Ничего.
Режиссер. Ты мне все выложишь.
Золушка. Отпадает.
Режиссер. Я в долгу не останусь.
Золушка. Знаю я эти разговоры.
Режиссер (Говорит более агрессивно). Почему треснула отчима? Из ревности к матери? Бил тебя? Ну, говори! Ну!
Замарашка замахивается, собираясь ударить его, но Режиссер быстро уклоняется. Золушка выбегает. За сценой слышно пение девушек.
Девушки (поют):
В мансарде невзрачной, под крышею старой
От горестей всех вдали,
К друг другу прижалась влюбленная пара:
Апаш и его Лили.
Джим знал весь Париж, как карман свой дырявый.
Когда ж уходил он на дело,
Его ожидая Лили для забавы
Любимую песенку пела:
«Ах, крошка Лили, ты как мед сладка,
Нежнее всех лилий твоя рука,
Париж у твоих распластался ног,
И выше тебя — лишь бог!»
Репетиция «Золушки». В кадре — Золушка, стоит на коленях перед могилой матери, лицо спрятала в ладонях, молится. Вдруг появляется добрая Волшебница в воздушном одеянии. Золушка поднимает голову и вскакивает, пораженная.
Волшебница. Не бойся меня, Золушка. Я добрая волшебница и знаю, что у тебя нет матери, а есть злая мачеха. Я хочу исполнить твое желание: вот тебе красивый наряд. Поедешь к Принцу на бал.
Вытаскивает из-за спины платье из разноцветной тонкой бумаги, бумажную корону и туфли. Золушка переодевается. А Волшебница исчезает, размахивая руками — как бы улетая.
Режиссер. И как?
Оператор. По мне хорошо.
Режиссер. Снимаем это. Тишина в кадре! Золушка молится, Волшебница исчезает. Свет! Любезный пан Зютек, куда вы светите?
2-ый осветитель все больше шатаясь, делает извиняющиеся жесты.
Режиссер. Камера!
Сцена повторяется еще раз.
Режиссер. Камера стоп! Перерыв — пять минут. Готовим следующую сцену. Обе дочки в кадр. Махеча! Где Мачеха?
Появляется Заместитель.
Заместитель. Ну и как?
Режиссер. Туговато.
Заместитель. А что?
Режиссер. Ну, эта… (кивает на Золушку).
Заместитель. Продолжает финтить?
Режиссер. Да. Кроме того, понимаете… все это становится каким-то плоским, монотонным… Если они не раскроются больше, то фильм получится пресным, превратится в назойливую публицистику. Поэтому нужно перешагнуть некую границу, за которой все внезапно оборачивается искусством… Необходимо… какое-то потрясение, взрыв… Фильм должен вызвать слёзы, сострадание, тревогу…
Заместитель. Тревогу? Что касается страха, то они боятся.
Режиссер. Да вовсе не о них речь. Зритель должен сопереживать. А так — получается как-то скверно. Ну и эта Золушка… Она лучше всех, а не хочет мне помочь.
Заместитель. Можно было бы ее прищучить, только директор не согласится.
Режиссер. Директор, директор… К черту директора!
Заместитель. Ну, знаете, однако…
Режиссер. А здесь речь идет об искусстве. Кроме того, они все говорят о Гитлере… Что самое большое зло причинил им Гитлер! «Застрелил моего отца и при этом смеялся»…
Заместитель. И что, вам не нравится?
Режиссер. Ахинея какая-то, бессмыслица.
Заместитель. Извините, но вы же сами хотели, чтобы так было… для этого…
Режиссер. Для чего?
Заместитель. Обер… ну… этого…
Режиссер. Оберхаузена. И что это еще за абсурд, который говорила Мачеха: будто самое большое зло ей причинили братья Новачки, избив ее за то, она спалила их хозяйство! А спалила она потому, что они были в вермахте. Но она их по очереди выловила и каждому выбила по одному глазу. К тому же весь этот бред Мачеха плела от лица мужчины.
Заместитель. Ну, конечно, это же мне коллега из тюремного ведомства рассказывал. Но это очень хороший текст.
Режиссер. Кроме того, есть еще один момент, менее важный, но очень деликатный. Не знаю, стоит ли, чтобы они все говорили, будто это вы им больше всех помогли в жизни.
Заместитель. Честно говоря, меня тоже это немного обеспокоило. Но в конце концов вы сами хотели, чтобы они говорили искренне. Первая дочка немного фармазонила с этими родителями, особенно по поводу матери.
Режиссер. Ну это, как раз хорошо, такая сцена возможна, она трогательная. И родители не будут цепляться.
Заместитель. Ну вот видите!
Режиссер. Но как же быть с этой Золушкой?
Заместитель. Да, неприятный инцидент.
Режиссер. Так придумайте что-нибудь. Вы, наконец, профессионал.
Заместитель. А не проще было бы заменить её какой-нибудь другой?
Режиссер. Знаете, такие советы… Ладно, конец перерыва! Начинаем снимать! Пожалуйста, Мачеха.
Во время всей беседа Режиссера и Заместителя на втором плане Оператор готовится к съемке. На стол под простыню ложатся обе дочки. По требованию Оператора несколько раз обе садятся прямо, говорят что-то шепотом и снова ложатся. Рядом стоит Мачеха в папильотках.
Режиссер. Прошу свет! Репетируем, уважаемый пан Зютек! Тишина в кадре!
Мачеха. Доченьки мои, проснитесь! Что вам принести на завтрак?
Первая и вторая дочки садятся и говорят вразнобой.
Первая дочка. Ах, маменька, какая ты милая!
