class="p1">— Да. Вернее, нет, — никогда не умел складно в устной форме мысли излагать. Отсюда и моя немногословность. Я человек дела, а языком чесать — это бабский удел. Но мне, как всегда, свезло, даже баба досталась неправильная. — Мне ваша помощь нужна, — наконец, позволяю врачу выдохнуть с облегчением.
— Слушаю.
Я коротко обрисовываю суть проблемы.
— Понимаете, что не могу я её в клинику отправить? — заканчиваю.
— Понимаю. Через сорок минут буду у вас, — входит в моё положение Константин Львович.
Когда раздаётся звонок в дверь, Маша уже находится в бессознательном состоянии. И это пугает до усрачки. Благо, Львович уже всякого навидался, и потерей сознания от высокой температуры его не удивить и общего дзена не нарушить.
Он шустро осматривает девушку, делает записи на предоставленном мной листке, потом ставит капельницу и несколько уколов. И всё без суеты, чинно и деловито. А попутно мне рассказывает, насколько сильно я влип на ближайшие две недели.
— Хорошо, что быстро среагировали. У девушки началось воспаление лёгких.
— А как тут не среагировать, если она сознание терять начала? — удивляюсь.
Врач кивает, а потом спрашивает, умею ли я уколы ставить. А я не умею! Да и не представляю, как смогу заставить Машу, добровольно мне свою голую пятую точку подставить. Особенно, учитывая её отношение к современной медицине в принципе.
— Значит, сейчас будете учиться, — продолжает «радовать» меня Константин Львович. — Тем более, пациентка не сможет оказать сопротивления, — посмеивается он. — Во всяком случае, сейчас. Капельницу я сделал, чтобы быстро температуру снизить. Но вы наблюдайте, чтобы отёка лёгких не было. Если начнутся хрипы, сразу звоните мне. Такое случается очень редко, не пугайтесь вы так, — начинает успокаивать меня Львович, видя моё выражение лица. — Дальше уколами будете лечиться и таблетками. Я выпишу рецептик. Два утром и один вечером.
Услышав это, я только застонал.
— Ну-ну, всё не так страшно. Я уверен, что вы найдёте подход к этой прелестной барышне.
— Она воспитывалась в закрытой религиозной общине, где без молитвы даже есть нельзя, а современные медикаменты считаются сатанинской отравой. Думаете, что задача мне по плечу?
— Если эта девушка оказалась в ваших сильных и надёжных руках, значит, по плечу, — подбадривает меня Константин Львович. — Держите. Колите быстро и твёрдо в верхнюю боковую четверть, — врач схематически расчерчивает пятую точку, показывая, куда мне предстоит делать инъекцию. — Да не тряситесь вы так. Колите смелее.
Дрожащими руками ставлю с горем пополам укол.
— Лекарство нужно вводить медленно, чтобы не было так больно, и чтобы избежать образования уплотнений.
Мысленно прикидываю, как буду уговаривать Машу на данную экзекуцию и снова застонать хочется. Не привязывать же её к кровати каждый раз?
— Спасибо, — жму врачу руку. Он оставляет мне рецепт, написанный убористым почерком. — Когда Маша в себя придёт?
— Температура уже начала снижаться. Сейчас организм немного отдохнёт, и прелестная барышня сразу очнётся. Оставляю вас наедине со спящей красавицей. Если понадобится консультация, звоните в любое время дня и ночи. И даже если состояние будет хорошим, то всё равно позвоните через несколько дней и отчитайтесь о её состоянии. А я ещё заскочу. Возможно, удастся вырваться в среду.
Прикинул, что это через четыре дня.
— Ещё раз спасибо, — закрываю дверь за врачом и иду к Маше.
Хоть Львович и сказал, что всё будет хорошо, но всё равно страх изнутри по грудине тараном молотит при виде такой беззащитной, хрупкой фигурки. Пока угроза её здоровью не минует, буду как на иголках.
Маша открывает глаза только через два часа. Я уже хотел снова Константину Львовичу звонить.
— Привет, — улыбаюсь. — Ты как? Что-нибудь болит?
Девушка замирает, а потом отрицательно мотает головой.
— Это хорошо. Но сейчас нам предстоит серьёзный разговор.
Маша
Мне хочется кричать, топать ногами и бить посуду, но я молчу. Крик давно стал для меня недосягаемой роскошью, а устраивать истерики и идти наперекор родительскому решению, и подавно большой грех.
Надо бы радоваться и благодарить бога и батюшку за шанс стать женой и матерью, но не получается. Горечь обиды изнутри всю душу разъедает. Они сосватали меня за Гришку! За этого рыжего, конопатого, лопоухого и нескладного юношу, который вдобавок и младше меня на четыре года!
Как представлю, что вся деревня будет меня видеть в свадебном одеянии рядом с ним, завыть белугой хочется. А ещё и детей от него рожать! Они же такими же конопатыми и лопоухими будут! А если девочкам черты отца достанутся? Разве сможем мы им потом хороших парней сосватать? Вон, Гришкины родители рады-радёхоньки, что хоть кто-то на их сыночка позарился. Пусть и от безысходности, от невестиного недостатка, зато какая красавица женой их пугала станет.
Тут же себя одёргиваю и начинаю молитву читать. Гордыня — это страшный грех! Надо с благодарностью принимать свою судьбу. Бог терпел и нам велел. Родители мои уже отчаялись немую дочь замуж выдать. Многие в нашей деревне думают, что это кара господня на меня и мою семью обрушилась.
Онемела в семь лет, да так и не заговорила. И без толку родители всех уверяли, что это случайность, сильный испуг. Волка я тогда в лесу увидела. Далеко от дома отошла по глупости, и хищник на меня выскочил. Я помнила, что отец сказывал тихо себя вести, когда на зверя дикого наткнёшься. Вот я и замолчала.
Стояла столбом ни жива, ни мертва от страха и только господу молилась, чтобы он меня спас.
Я ведь от рождения бойкой девчонкой была, говорушкой, непоседой. В разные неприятности влипала с завидным постоянством. А сейчас стояла и молила про себя о спасении, обещая, что больше ни слова не скажу, если жива останусь. Ведь и батюшка меня всё время попрекал длинным языком.
«Жена должна быть кроткой и молчаливой, должна мужчину слушаться, а ты как бесёнок маленький. Кто тебя замуж возьмёт?»
Что если батюшка прав, и моя разговорчивость от лукавого? И господь решил избавить родителей от такой напасти?
Я закрыла глаза, ожидая страшного. Волк уже на меня шёл, скаля зубастую пасть. Но тут прогремел выстрел. Оказывается, неподалёку, на моё счастье, охотники были. Господь спас меня, и я стала нести, данный ему обет.
Родители долго вымаливали мой недуг, а потом сдались, решив, что на всё воля божья. А как стукнуло мне семнадцать лет и пришло время мне жениха подбирать, никто не изъявил желания. И в восемнадцать никто не явился, и в девятнадцать, и в двадцать.
Я так надеялась, что Иван сватов пришлёт, всё время на
