Председатель. Вот вам — это каталоги. Цены в Польше и за границей, насыщенность рынка отдельными экземплярами. Чтоб разобраться в этом, не нужно большого ума — только охота и время. Надеюсь, у вас найдется и то, и другое, — в память об отце. Всего доброго… если понадобится помощь, я в вашем распоряжении. Все, что я говорил на кладбище, — чистая правда. Мы с вашим отцом дружили, и сейчас… до свидания.
Прощается и уходит. В тишине слышно, как стукнула дверь.
Артур. Твою мать…
Ежи. Н-да. Сюрприз.
11
Ежи входит в дом и сразу видит Пётрека, который, приложив палец к губам, закрывает дверь одной из комнат. Ежи смотрит на него вопросительно. Пётрек подходит к отцу.
Пётрек. Ты был на работе?
Ежи. Утром? Был… потом ушел, мы встречались с Артуром…
Достает из портфеля последнюю пластинку City Live и дает Пётреку. Мальчик радостно улыбается, но продолжает свое.
Пётрек. Мама спит… она тебе звонила, разыскивала…
Ежи. Зачем?
Пётрек не знает.
Пётрек. Я ее укрыл пледом.
Ежи раздевается. Пётрек, остановившись на пороге своей комнаты, кивком подзывает отца. На новой пластинке он с восторгом обнаружил посвящение и автографы всех членов группы.
Пётрек. Это они расписались? Все?
Ежи. Кажется, да. Артур тут тебе написал: «Пётреку с наилучшими пожеланиями». Здорово, да?
Здорово! — это можно прочитать у Пётрека на лице.
Ежи. Как цеппелины?
Пётрек ведет отца в свою комнату. Там на столе лежит целая груда марок. Пётрек улыбается, довольный своей оборотистостью.
Пётрек. Я поменялся. Посмотри, на сколько.
Ежи смотрит на пеструю гору, и улыбка исчезает с его лица.
Ежи. С кем?
12
Перед филателистическим магазином на Свентокшиской несколько парней. Пётрек в стоящей на тротуаре «шкоде» показывает отцу на одного из них — в очках в металлической оправе. Ежи выходит из машины.
Ежи. Сиди, не вылезай.
Подходит к пареньку. Самоуверенная наглая физиономия очкарика.
Ежи. Есть дело.
Паренек шустрый, отвечает мгновенно.
Парень. Желание клиента — закон.
Ежи. Отойдем в сторонку. Дело тонкое.
Кивком приглашает парня идти за ним. За углом, уже на улице Чацкого, подворотня. Ежи пропускает очкарика вперед, чтобы отрезать ему путь к отступлению. Тот задиристо спрашивает.
Парень. Ну чего?
Ежи подходит к нему вплотную. Парень предостерегает его.
Парень. Могу стукнуть.
Однако размахнуться он бы не сумел — прижат к стене.
Ежи. Обдурил маленького.
Парень. Надо же на что-то жить.
Ежи. Это был мой сын.
Парень. Сейчас почти у всех есть родители.
Ежи внезапно — довольно сильно — согнутыми пальцами хватает парня за нос. У того на глазах выступают слезы.
Ежи. Отдай серию с цеппелинами.
Парень молчит. Ежи сжимает пальцы. Из носа течет кровь.
Парень. Я продал.
Ежи. За сколько?
Парень. За сорок.
Ежи. Кому?
Парень не отвечает. Ежи еще сильнее сжимает пальцы. По щекам парня бегут слезы, смешанные с кровью, он крутит головой, видно, пытаясь что-то сказать, но не может. Ежи ослабляет хватку.
Парень. В магазинчике. На Вспульной.
Ежи. Если врешь, плохи твои дела.
Парень с трудом переводит дыхание. Держится за нос; кровь сочится между пальцев.
Парень. Только не говорите… он мне… он не простит.
Ежи. Я тоже.
Трясет затекшими пальцами.
13
В маленьком магазинчике на Вспульной колокольчик звенит автоматически, как только открывается дверь. Владелец — немолодой пижон: шейный платок, браслет с группой крови и т. д.
Ежи. Я к вам по малоприятному делу.
Владелец. Что вы говорите…
Обращается в слух.
Ежи. Один пацан со Свентокшиской продал вам за сорок тысяч марки, которые выцыганил у моего сына. Взамен за какую-то ерунду.
Владелец изображает удивление.
Владелец. Впервые слышу.
Ежи. Понятно.
Владелец. Это какое-то недоразумение.
Ежи. Возможно.
Владелец. Бывает.
Ежи. Да… А если б я захотел у вас купить серию из трех немецких цеппелинов, Роlarfahrt, 1931 год? Это реально?
Владелец. Можно поговорить.
Лезет под прилавок. Вытаскивает три марки — уже в специальном целлофановом конвертике.
Владелец. Вы эти имели в виду?
Ежи. Да.
Владелец. Они продаются.
Ежи. Сколько?
Владелец. 190 тысяч, недорого. Одна чуточку повреждена, наверно, последний владелец непрофессионально обращался… Вот здесь, видите?
Показывает надорванный уголок.
Ежи. Как ни прискорбно, придется обратиться в милицию.
Владелец. Ничего страшного. Прошу.
Снимает с высоко подвешенной полочки телефон. Рядом ставит консервную банку с прорезью и надписью: «Телефон — 5 зл.». Смотрит на Ежи, недоумевая, почему тот не звонит. Указывает на прикрепленную к аппарату табличку с номерами скорой помощи, пожарной команды и милиции.
Владелец. Вот телефоны. 997 или 21-89-09 — районное отделение. Будете звонить?
Ежи держит трубку в руке, однако, чувствуя, что преимущество не на его стороне, номера не набирает. Владелец, порывшись в бумагах, вытаскивает какой-то листок.
Владелец. Вот копия квитанции… один гражданин перед отъездом за границу продал мне эту серию… видите: опись, дефект, о котором я говорил… за 168 тысяч злотых. А вот лицензии на право торговли… вон, над вами.
Показывает. Лицензия в рамке, со множеством печатей.
Владелец. Лучше ведь, согласитесь, чтобы марки оставались в Польше, а не вывозилис: контрабандой за рубеж. Это тоже проявление патриотизма, верно?
14
Жена Ежи, сидя в углу тахты, вяжет на спицах. Ежи в плаще слоняется по комнате.
Жена. Уходишь?
Ежи. Мне нужно повидаться с Артуром.
У Ежи не хватает духу сказать то, что необходимо сказать. Он еще минуту крутится по комнате.
Ежи. Петрусь, выйди.
Жена. Не выходи.
Ежи. Мы пока не сможем купить мебель.
Жена. О-о-о… Интересно, почему?
Ежи. У меня большие расходы. В связи со смертью отца.
Жена. Ты говорил, что будут деньги, а не расходы. Отец, кажется, что-то собирал. Ты рассказывал… когда еще со мной разговаривал… марки, правильно?
Ежи. Марки.
Жена. Я слыхала, они продаются.
Ежи. Да.
Жена продолжает вязать. Ежи стоит у окна и молчит.
Жена. Ты уже не торопишься?
Ежи. Тороплюсь.
Жена. Ну так иди. Чего ждешь?
15
В большом зале играет группа Артура. Поклонники и поклонницы раскачиваются в такт музыке, Артур поет и кричит в микрофон.
Артур. Убивай, убивай, убивай, убивай,
изменяй, изменяй, изменяй,
вожделей, вожделей
всю неделю,
всю неделю,
в воскресенье
бей отца, бей мать, бей сестру,
младшего, слабого, всех,
и кради, потому что вокруг
все твое,
все твое,
все твое.
Ежи, сам не свой, протискивается сквозь освещаемую разноцветными прожекторами толпу к эстраде. Приблизившись, подает знаки Артуру. Артур взглядом показывает брату, где его подождать. Ежи идет за сцену, в комнатку, которая служит уборной. Слышит восторженный рев зрителей. Появляется взмокший Артур. Братья выходят на балкон.