Банкир снял очки и, прежде чем ответить, внимательно посмотрел на него.
— Полагаю, это мудрое решение. Наступило время, когда н-нужно взглянуть фактам в лицо и м-минимизировать потери. Разумеется, в каком-то смысле это не потери, а внушительный доход, что радует. В то же время, я вам искренне сочувствую. Я знаю, что это предприятие для вас значит. Полагаю, вы хотите выплатить половину займа, сделанного у Пирса. Весьма разумно.
Росс посмотрел на новые часы над конторкой.
— Я увидел только одно новое лицо. Это мистер Тресайз или мистер Спрай?
— Изменения еще не вполне завершены, — Паско улыбнулся, — но уверен, мои новые партнеры при встрече вам понравятся. Теперь с-скажите мне, сколько вы хотите за акции Уил-Лежер.
— Двадцать фунтов за акцию.
Банкир присвистнул.
— Кто же столько заплатит? Крайне высокая цена, а вы знаете, насколько в наши дни люди осторожны со вложениями.
— Но не в прибыльное дело.
— Нет. Возможно, вы правы. Что ж, я дам всем знать, что акции готовы к продаже. — Харрис Паско снова взглянул на своего клиента, вспомнив о том, что произошло не так давно. — П-полагаю, вам всё равно, кому будут проданы акции?
Росс поднял перо и медленно пригладил торчащие волоски.
— Просящие не выбирают, разве не так?
— Д-да.
— Разве что цену. Вообще-то мне бы не хотелось, чтобы всем стало известно, что я готов продать, иначе кто-нибудь предложит меньшую цену.
— Для вас это поворот на сто восемьдесят градусов, капитан Полдарк. Но, думаю, вы достаточно мудры.
Вскоре после этого в бухте Нампары произошла первая выгрузка.
Во второй половине тихого дождливого дня именно Джуд Пэйнтер проковылял вниз по долине на своих кривых ногах с письмом от мистера Тренкрома, прикоснулся к краю изношенной шляпы, приветствуя Росса, как когда-то ранее, почти бесшумно посвистывая между передними зубами и с презрением и любопытством оглядывая дом, где провел многие годы жизни.
— Годится, — произнес Росс, прочитав записку, — мистер Тренкром ожидает ответ?
— Не на бумаге. Скажу, что всё в порядке. Нынче мистер Тренкром без меня никуда. Я его правая рука. Ничегошеньки без меня не может. Таперича у меня работенка, что надо.
— С куттером ты всегда ловко управлялся, — согласился Росс, — но ты всегда из тех, кто плывет круто к ветру, правда, Джуд?
— Ветер или штиль, мне без разницы, — отозвался Джуд, прищурившись. В присутствии Росса он всегда чувствовал себя неуютно и вел себя слегка вызывающе и обиженно, желая держаться дерзко и фамильярно, но никак не мог набраться смелости. До конца своих дней Джуд не простил бы Росса за то, что тот вышвырнул его из дома, но его обида всегда была ближе к возмущению, чем к злобе.
Подобная мысль мелькнула в голове и у Росса, и он сказал:
— Я еще не поблагодарил тебя за своеобразные показания на суде присяжных. Не знаю, что ты намеревался сказать, когда впервые забрался на место свидетеля, но, в конце концов, никто не понял, за меня ты или против, даже судья засомневался. Это, несомненно, ловкий трюк, так запутать закон.
Природа сотворила лицо Джуда не для улыбок, но то, как он утер нос рукой, явно свидетельствовало об удовольствии от похвалы.
— Ммм... Я всегда говаривал Пруди, что когда человек в беде, тогда и узнает, кто чего стоит. Не буду уверять, что было так уж легко стоять перед тем судьей, как закоренелый злодей. Но я знавал вас, когда вы еще были от горшка два вершка, так чего ж я еще мог поделать?
— Что меня озадачивает, так это как ты оказался в таком положении. Ходили слухи, что тебе заплатили за лжесвидетельство против меня. Это, разумеется, не так?
— Никогда о таком не слыхивал. Это неправда, нечестно, неподобающе. Гнусные лживые сплетники пытаются нас рассорить. Да разве ж такому можно верить? Ежели уж говорить по правде... — Джуд запнулся, облизав передние зубы.
— Если уж говорить по правде, — повторил Росс.
— Ежели по правде, то всё от моего доброго нрава, не могу сказать «нет», вот оно как. Приходют всякие и просят то да сё, а я только киваю и всё, ну, чтоб попроще. Они такие дружелюбные, капелька джина, и моргнуть не успеешь, как уже просят о таком, что и в диких кошмарах не приснится. Вот так вот, вернее верного. А когда время суда подошло, то что я мог поделать? Только вести себя так, будто зашел с коркой, а вышел с караваем. Такая вот правда, если говорить об этом.
Росс посмотрел на бульдожье лицо старого пройдохи. Он не поверил ни единому слову, но рассмеялся.
— Отправляйся и скажи своему новому хозяину, что я готов опустить шторы.
При первой выгрузке из-за тревог Демельзы и её состояния, Росс принял все меры предосторожности, хотя это и не имело никакого смысла. После наступления сумерек он зажег свечи и опустил шторы. Они сидели, читая вместе, пока не услышали первый цокот копыт у ручья. Потом Демельза встала, сыграла на спинете и немного спела. Позже они отужинали, и к тому времени лошади стали возвращаться, хотя на этот раз казалось, что их копыта цокают тяжелее из-за груза. Иногда можно было услышать грубый оклик, шаги или звяканье металла.
Несмотря на все меры предосторожности, сердце Демельзы тревожно стучало, и как только закончился ужин, она вернулась к спинету и заглушила звуки, доносящиеся снаружи. Гимлеттам сообщили достаточно, чтобы те сами догадались об остальном, поэтому они тихо сидели на кухне, не высовываясь. Пару раз Росс поднимал голову от книги и смотрел на Демельзу. Пару раз мысли Росса возвращались к доносчикам, и он спрашивал себя, всё ли пройдет без происшествий. Мистер Тренкром заверил его, что будут приложены все усилия, чтобы сохранить разгрузку в тайне, и что в деле будут участвовать только двадцать всадников, а не большее число, как обычно. Наблюдатели расположатся вдоль скал и долины, поэтому предупреждение поступит незамедлительно, если появятся таможенники. Но все должны быть начеку. Если существовал доносчик, то он должен знать, что корабль вышел несколько дней назад и вернулся. Знал ли он куда?
В десять звуки снаружи начали стихать, а к одиннадцати снова воцарилась тишина. В полночь Полдарки отправились в постель, но спали беспокойно. Временами им чудились разные звуки около дома. Но никто не явился, чтобы их побеспокоить, и незадолго до рассвета Росс спустился в бухту.
Над землей стелился бесконечный белый туман, и Росс подумал, что по счастливой случайности ночью туман не спустился ниже, помешав разгрузке. Приложили все усилия, чтобы устранить следы проведенной операции. Выше отметки прилива песок разгладили плоскими досками, так что никто не смог бы судить о том, что здесь творилось. Следы лошадей по мягкой почве вниз к бухте оказалось не так-то легко скрыть, но днем дождь смоет и их. А в воздухе пахло дождем. В некоторых местах была примята растительность. В сером предрассветном небе кричал крошнеп.
Росс направился в пещеру, где хранил ялик. Это было маленькое суденышко, купленное в прошлом году в Сент-Агнесс, как раз перед крахом, вместо того, на котором сбежал Марк Дэниэл. Когда Росс склонился над яликом, то услышал за спиной шаги по высохшим водорослям и быстро обернулся, обнаружив, что Демельза последовала за ним. Ее лицо выглядело таким маленьким и невозмутимым, как у статуэтки, в обрамлении темных волос на пьедестале темного плаща.
— Тебе не стоило выходить так рано, — сказал Росс. — Воздух холодный.
— Мне это нравится. У меня такое чувство, будто я просидела за задернутыми шторами целую неделю.
— Наши гости были крайне осторожны. Почти ничего не заметно. Думаю, они переместили эту лодку — они или кто-то еще. Когда я уходил отсюда в четверг, лодка была задвинула глубже в пещеру.
— Правда, Росс?
Почему бы не сказать ему, что вчера я сама ей воспользовалась, впервые я справилась без Гимлетта и поймала восемь макрелей и камбалу? Потому что я знаю, что он бы меня остановил, а я этого не хочу. Росс всегда был так внимателен к ней, но порой ее подавляли многочисленные запреты и ограничения, она чувствовала себя живущей в клетке. Гимлетты были преданными сторожевыми псами, слишком преданными. О, забота Росс баюкала и согревала Демельзу, но всё же он не всегда мог ее убедить. Ей казалось, что в тот вечер, когда они вернулись домой после суда, его слова шли от самого сердца. Узнав, что появится ребенок, Росс заговорил о смешанных чувствах и добрых намерениях. Может, она и ошиблась, но так ей сейчас казалось.
