Пол (лицемерит): Ну, это пустяки!
Энни: Я ей сразу сказала, что Н — это очень важная буква. Это одна из букв в фамилии моего любимого автора.
Пол: А в имени моей любимой медсестры она встречается даже дважды!
Энни: (смущенно) Ой, вы, просто, льстец!
Пол: (дарит ей самую лучезарную улыбку) Энни, наверху в вашей комнате, кажется, слышен телевизор. Может, по случаю Рождества, принесете его сюда, а?
Энни: Что вы, я или надорвусь, или грохнусь вместе с ним на лестнице. (Хихикает.) Пол, это такая громадина!
Пол: Нет, я только так спрашиваю, потому что удивительно, что нет никаких сообщений о моем исчезновении. Ведь прошло столько недель, а никто меня не ищет… Ведь это странно, правда? (Энни молчит.) Может быть еще раз позвонить…
Энни: Пол, вы меня доведете с вашими телефонными звонками. Я звонила вашему агенту, я дала мой телефон. Если он не отзывается, то, причем здесь я?
Пол: Ну, может быть, Попробовать еще разок…
Энни: Нет, вы скажите, ПРИЧЕМ ЗДЕСЬ Я!?
Пол (пауза): Вы здесь ни причем.
Энни: Большое спасибо. А мы ведь еще не закончили с подарками! Я же купила целую пачку бумаги. Ой, ну вот, проболталась, и теперь это уже никакой не сюрприз. Ну, ничего. Открывайте!
Она приносит еще пакет, и он его вскрывает, обнаруживая в нем, действительно, толстую пачку бумаги.
Энни: Я устрою здесь все так, что у вас будет небольшой писательский кабинет. Правда, здорово?
Пол: Прекрасно. И что же, вы думаете, я буду писать?
Энни: О, Пол, я не думаю, я — знаю! Новый роман. Самый лучший, какой вы только писали в своей жизни. «Возвращение Мизери»!
Он с изумлением смотрит на нее.
Это будет мне наградой за то, что я вас выходила! И начать можете прямо сегодня!
Пол: Но сегодня ведь Рождество, Энни!
Энни: Вы знаете, сколько я на все это потратила денег?
Пол: Послушайте, но ведь Мизери умерла. Мне, конечно, жаль но…
Энни: Она не умерла. Даже, когда я из-за этого на вас сердилась, я знала, что на самом деле она не умерла. (Задумчиво.) Вы не могли ее по-настоящему убить, потому что вы добрый. И теперь вы это и докажете — как вы добры, уважаемый писатель. Мы поставим вашу новую машинку вот сюда на стол…
Пол: Я вообще-то не знаю, смогу ли я сидеть в инвалидной коляске.
Энни: А мы сейчас это посмотрим. Давайте?
Пол: Я не знаю, я ведь гораздо тяжелее, чем выгляжу. (Она берет его под руки и крепко обхватывает.)
Энни: Ну, не притворяйтесь ребенком. Вы что думаете, что сестре Энни Уилкес впервой усаживать мужчину в инвалидную коляску?
Для него все это — настоящая пытка. Он чуть не кричит, когда она поднимает его и пересаживает в коляску.
Энни: Я знаю — это больно! Терпите, Пол! Сначала всегда очень больно, но потом будет легче и легче.
Он пытается усесться поудобнее, а она укладывает его загипсованные ноги.
Ну вот, как заново родились. Я надеюсь, что, хотя вы и получили возможность передвигаться, вы не злоупотребите моим доверием?
Пол: Нет, конечно, нет. (Он, наконец, уселся.) Энни, вы можете пообещать мне одну вещь?
Энни: Конечно.
Пол: Если я напишу вам эту историю…
Энни: НЕ историю, а роман! Такой же Большой и прекрасный, как все другие! А, может, даже еще лучше!
На какой-то момент он задумался.
Пол: Ладно, если я напишу для вас этот роман, вы меня отпустите?
Она напряженно смотрит на него.
Энни: Ну, конечно. Послушайте, Пол, вы так говорите, как будто я держу вас в плену.
Он молчит. Она ждет ответа, готовая отвергнуть любые подозрения. Он молчит.
Пол: Значит, когда я закончу роман, я смогу уйти?
Энни: Я уже, кажется, это сказала.
Пол: Хорошо. Итак, мы договорились…
Энни (уводя разговор): Я переплету ВОЗВРАЩЕНИЕ МИЗЕРИ своими собственными руками. В красивую твердую обложку. (Хихикает.) Слушайте, там на тарелке еще масса сладостей. Но не наедайтесь чересчур, потому что через пару часов, будет рождественский ужин и такая огромная индейка, какую вы еще не видели! С потрясающей начинкой из орехов, яблок, с жареным картофелем, красной капустной и горошком. У меня уже сейчас просто слюнки текут!
Пол: Энни, через пару часов будет пол восьмого утра!
Энни: У вас появится голод, как только вы учуете запах. А сейчас я вас оставлю, чтобы вы уже начали думать над книгой. Это, наверное, ужасно волнительно, правда? (Направляется к двери.)
Пол: Энни, я сегодня не смогу начать.
Энни: (после паузы) Как это?!
Пол: Эта не та бумага. Она не годится. (Он указывает на купленную ею пачку.)
Энни: Но это самая дорогая бумага… Ненси сама мне это сказала.
Пол: А ваша мама вам никогда не говорила, что самое дорогое еще не означает самое лучшее?
Энни: Нет, господин Семь пядей во лбу, но она мне говорила другое: дешево заплатишь — дешевое и получишь.
Она начинает учащенно дышать, сжимает и разжимает руки, и ему приходится ее успокаивать.
Пол: Не нужно раздражаться, Энни. От этого бумага лучше не станет.
Энни: Вы морочите мне голову с этой бумагой, потому что не хотите писать книгу. Я так и знала, что вы что-нибудь придумаете.
Пол: Если вы дадите мне ручку, то я покажу вам, в чем проблема.
Она приносит карандаш, стучит им по ночному столику. Он весь отвратительно обгрызен.
Поглядите!
Он берет карандаш, лист бумаги и проводит на нем линию. Затем большим пальцем растирает ее.
Вот видите, как все смазывается? И с напечатанным текстом будет то же самое.
Энни (иронично); Ну, конечно, а вы вот так сидите весь день и трёте пальцем по каждой странице.
Пол. Нет, но, когда работаешь над книгой, приходится постоянно листать страницы. Ты ищешь какое-то имя или проверяешь какую-то дату… Да, просто, когда раскладываешь напечатанное по листам, можно все смарать, А рукопись должна быть вечной…
Энни. Хорошо. Ничего Больше не говорите. Я еду менять бумагу.
Пол: Но ведь сегодня Рождество, магазин закрыт.
Энни: Нэнси живет от него в двух шагах. Ради вас придется ей прогуляться. Даже если она готовит рождественский ужин для всей своей семьи и всех своих родственников, ничего ей не сделается. Это ведь для вас, Пол! Это все ради вас! Я ведь знаю, как вам не терпится начать писать. Я даже не буду вас укладывать и тратить драгоценное время, чтобы давать таблетки. Я просто бегу! Меня уже нет! (Она хватает бумагу и идет к двери.)
Пол: Энни, начать можно и на этой бумаге…
Энни: Вы, наверное, думаете, Энни глупая и до нее все медленно доходит? Но я совсем не такая дура, и все соображаю.
Она вдруг стремительно возвращается и швыряет всю пачку бумаги ему на колени. От невообразимой Поли Пол кричит нечеловеческим волосом.
Можете сидеть здесь и орать сколько душе угодно, все равно вас никто не услышит.
Она идет к дверям и снова возвращается. Он в страхе снова кричит, отчего ее дикая улыбочка становится только шире.
Ни один человек здесь не остановится, потому что все знают, что Энни Уилкес — чокнутая. Они знают, что с ней шутки плохи. И они правы. И, пока я мотаюсь в поселок за вашей бумагой, вы тоже хорошенько раскиньте мозгами на эту тему. А если за это время от моей индейки останутся одни угли, вы все равно их съедите все до последнего, даже если мне придется их в вас запихивать. Вы испортили мне все Рождество.
Она уходит, хлопая дверью. Щелкают замки. Пол пытается дотронуться до ног, но прикосновение причиняет ему страшную боль.
Пол: Господи, прошу тебя… Вызволи меня отсюда…
Слышно, как заводится и отъезжает автомобиль. Пола сотрясет дрожь, он откидывается назад, обхватив голову руками.
Ну, давай, Пол, соберись. Это же сумасшедшая… Она тебя погубит… Давай, давай, Пол.
