Теннесси Уильямс - Я восстаю из пламени, рыдающий Феникс

I Rise in Flame, Cried the Phoenix (1941) by Tennessee Williams

Перевод с английского Галины Коваленко

Две одноактные пьесы Теннесси Уильямса «Тень Чехова» (1939) и «Я восстаю из пламени, рыдающий феникс» (1940) можно считать своеобразной дилогией, если помнить о том, что художник проходит ученичество у близких ему по духу творцов. Один из самых «американских» писателей, наряду с Уильямом Фолкнером, ярчайший представитель южной литературной школы США, Теннесси Уильямс избрал для себя в качестве литературных наставников английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса и А. П. Чехова.

В «Мемуарах» Уильямс называет Лоуренса своим кумиром. Ему близко прославление Лоуренсом мужского эротизма как высшей жизненной силы, воплощение им эротических импульсов, таящихся в подсознании, пристальный интерес Лоуренса к взаимоотношениям полов, вечная борьба мужчины и женщины, необъяснимым и таинственным образом соединяющая в себе разрушительное и созидательное. Однако для самого Уильямса в отличие от Лоуренса характерен дуализм чувственного, плотского, и духовного. Только в самых его отрицательных персонажах гнездится животное начало.

Восхищаясь Лоуренсом, Уильямс лично не был с ним знаком. После ранней смерти писателя в 1930 году Уильямс много о нем размышлял. В 1940 году он посетил его вдову Фриду Лоуренс в Нью-Мехико, задумав написать о нем пьесу. К одному из его изданий Фрида написала предисловие, напомнив об одной из основных идей Лоуренса: «вечном антагонизме мужчины и женщины», без чего она сама не считала отношения полноценными.

В название пьесы Уильямс включил любимый символ Лоуренса — феникса, о котором Лоуренс писал: «Феникс возрождается в пламени, заживо в нем сгорая». Т. Уильямс в пьесе выдерживает возвышенный, несколько патетический стиль Лоуренса, в подтексте обыгрывая название одного из его романов «Сыновья и любовники». Отношения в пьесе супругов Лоуренс воплощают идеи этого романа. Фрида — одновременно и жена, и мать, для которой Лоуренс любовник и сын. Сам же Уильямс считал, что это «история женской преданности мужчине, гению и человеку… Фрида — мечта всякого эротически полноценного мужчины, в котором соединяются сила и беспомощность».

И если в творчестве Уильямса без труда прослеживаются традиции Лоуренса, видоизмененные, пересаженные на южную почву американской литературы, то роль Чехова в его жизни и творчестве выходит за пределы проблемы традиции. В «Мемуарах» он пишет, что летом 1934 года он «влюбился в Чехова, в его рассказы… Это Чехов научил меня художественной восприимчивости — я тогда чувствовал влечение к литературе… Считается, что на меня сильное влияние оказал Лоуренс. Да, он сыграл роль в моем литературном становлении, но более всех я обязан Чехову». В то же лето Уильямс впервые прочел «Вишневый сад», «Чайку», три тома писем Чехова, которые особенно сблизили его с русским писателем. Погружаясь в письма Чехова, Уильямс находил сходство между Таганрогом и Сент-Луисом, городом своего детства, куда он потом приезжал навещать родных. Он видел общее с Петей Трофимовым: «изгнан из университете, дурно одет, смешной идеалист; вечный студент и вечный юноша, мечтатель — маргинал, стремящийся воплотить свои мечты в жизнь».

В первых драматических опытах Уильямса невозможно найти даже отголоски Чехова. И все же имя Чехова возникает в его ранней одноактной пьесе «The Lady of Larkspur Lotion». Уильямс делает сноску к названию пьесы: Larkspur lotion — лосьон дельфиниума, средство для уничтожения вредителей — паразитов, что становится ясным только из контекста пьесы. Переводчик предлагает назвать пьесу, исходя из вышеизложенного, «Тень Чехова».

Г. К.

Все, что происходит в пьесе — вымысел автора. Действие разворачивается во Французской Ривьере, где умер Дэвид Герберт Лоуренс.

Незадолго до его смерти в Лондоне состоялась выставка его картин, примитивных по технике и дерзко чувственных в своей сути. Выставка вызвала бурю. Картины были изъяты полицией и были бы сожжены, если бы не вмешательство администрации, наложившей судебный запрет. Тогда же знаменитое исследование Лоуренса о власти пола «Любовник леди Чаттерли» было запрещено цензурой, впрочем как и другие его книги.

Лоуренс ощущал тайну и силу пола как жизненную основу и всю свою жизнь боролся против ханжеского умолчания этого. Многое в его творчестве хаотично и искажено навязчивыми идеями, как к примеру, зацикленность на мысли о том, что женское начало подчинено мужскому, но в целом его творчество есть величайший памятник созидания.

Т. У.

Нью-Орлеан, сентябрь, 1941

Лоуренс

Фрида

Берта (Брет)

Действие происходит в Венсе, в Приморских Альпах, перед закатом солнца. Лоуренс сидит на веранде, залитой солнечным светом — солнце проникает из окна справа. Дверь, расположенная так же справа, выходит на крутой морской обрыв. Ветрено — слышен шум прибоя. Лоуренс смотрит в этом направлении. Сзади него, слева, вытканное серебром, пурпуром и золотом, огромное шелковое знамя, на котором изображен Феникс в пламени — любимый символ Лоуренса. Он сидит неподвижно. Огненно-рыжая борода, застывшее лицо цвета обожженной глины с пурпурным оттенком. Руки художника, под пером которого жуткие моменты жизни становились пластичными, сложены на шерстяном, в черно-белую клетку одеяле больного. Длинные пальцы уэльского шахтера, поросшие белыми волосами, с узловатыми суставами, созданные для того, чтобы проникать и разбивать черное сердце земли, крепко сцеплены, свидетельствуя о внутреннем беспокойстве. Слегка раздувающиеся ноздри мягко вдыхают и выдыхают воздух, как будто невидимая шелковая нить, протянутая между ними, рвется пополам. Рожденный для борьбы, он сражается со своим недугом. Он вынужден сдерживать ярость. И так неподвижно сидит он, освещенный солнцем, укутанный в клетчатое одеяло и сиреневую шаль. Сидящий в нем тигр загнан в капкан, но не усмирен. Входит ФРИДА, крупная красивая женщина лет пятидесяти, несколько напоминающая Валькирию[1]. В ее руках небольшой пакет.

Лоуренс (не поворачивая головы). Что это?

Фрида. Это лежало на ступеньке.

Лоуренс. Дай сюда.

Фрида. Оставлено неизвестной. Я увидела из окна, как она мелькнула.

Лоуренс. Женщина?

Фрида. Да…

Лоуренс. Да…

Фрида. Какая-то запыхавшаяся маленькая старая дева в голубом в горошек жакете. Она оставила это на пороге и сиганула вниз, прежде чем я успела выйти на звонок.

Лоуренс (пронзительно-раздраженным голосом). Но это мне?

Фрида (по-немецки). Ja, тебе.

Лоуренс. Дай сюда, черт подери, ты…!

Фрида. Тссс! Тссс! Я думала, что солнце приведет тебя в хорошее настроение.

Лоуренс. Оно привело меня в омерзительное настроение. Мы с ним сидели тут и корчили друг другу рожи весь день. Я говорю солнцу, дай мне здоровье, ты, старая сука, верни мне силу, возьми меня за руки и вытащи из этого кресла! Но солнце — глупая баба, Hausfrau. Проплывает с гордым видом, делая вид, что не слышит меня. Ну, ладно, я не в претензии. Я и сам терпеть не могу попрошаек. Человек не должен просить. Человек должен брать то, что он хочет, вырывать у противника, пусть остается с носом. Посмотрим (Разворачивает пакет) Баночка с апельсиновым джемом. (Улыбается с детской радостью.) Это август в сосуде.

Фрида. Ja! Sehr gut! Можешь съесть это на завтрак.

Лоуренс (осторожно тянет из банки прекрасную золотистую нить джема). Угу. А этого хватит мне на завтрак до конца жизни, а, Фрида? Тут ровно столько, чтобы хватить.

Фрида. Заткнись! (Отнимает у него банку. Быстро, по-кошачьи, стальной хваткой сжимает его запястье)

Лоуренс. Пусти, черт тебя побери!

Фрида (смеется), Боже, какой ты еще сильный!

Лоуренс. А ты не думала?

Фрида. Я забыла. В последнее время ты был таким смирным.

Лоуренс. Думала, что укротила меня?

Фрида. Мне следовало быть умнее. Мне следовало догадаться, что с тобой происходит, когда ты с такой жадность поглощал этого золотой елей, ты хитрый, старый лис, целыми днями вбирающий в себя жаркое солнце, превращая его в жар в яд, чтобы брызнуть мне в лицо!

Лоуренс. Нет, я сооружаю капкан. Блестящий стальной капкан, чтобы ты попалась в него, лисица! Попробуй-ка, вырвись, если сможешь!