Имран Касумов - Счастливый день

Дуньямалы-Киши — известный виноградарь, Герой Социалистического Труда, 65 лет.

Гюльтекин — его дочь, агроном совхоза, 25 лет.

Нури — его внук, 12 лет.

Мурсал — главный инженер нефтепромысла.

Асриев — инженер.

Чернышёв — буровой мастер.

Действие происходит в одном из новых нефтяных районов в Азербайджане.

Часть большого виноградника, уходящего к холмам на горизонте. Между рядами виноградных кустов — дорожки, посыпанные песком. На холмах справа видны буровые вышки, слева — утопающие в зелени белые домики совхоза. Яркое солнце, голубое безоблачное небо.

Под большим раскидистым деревом — скамья, на ней сидит Нури. Напевая, он мастерит авиамодель. На дорожке виноградника появляются Мурсал и Гюльтекин.

Увидев Нури, они остановились.

Мурсал. На нашей скамье, кажется, твой племянник.

Гюльтекин. Да, это он. (Подходит к Нури.) Нури, дорогой, я вижу там (указывает вдаль) почтальона. Пойди и возьми у него газеты и письма на имя дедушки.

Нури неохотно уходит. Гюльтекин и Мурсал садятся на скамью.

Мурсал (глядя вслед Нури). Поскакал, как молодой козлёнок. При такой резвости он вернётся сюда ровно через минуту.

Гюльтекин. Ничего. С сегодняшнего дня, я надеюсь, нам уже не нужно будет прятаться ни от кого. Да? Ты рад?

Мурсал. Конечно, рад!

Гюльтекин. Но, должно быть, не очень: ты какой-то грустный.

Мурсал. Что ты, Гюльтекин! Может ли быть грустным человек, который только что признался, что любит самую красивую, самую умную, самую лучшую девушку на свете.

Гюльтекин (нежно прильнув к нему). И узнал, что он любим...

Мурсал. Да, да, это счастье.

Гюльтекин. У тебя какой-то встревоженный вид... (Смотрит ему в глаза.) Нет, нет, ты что-то скрываешь от меня, Мурсал. Сознайся.

Мурсал (нерешительно). Понимаешь, Гюльтекин... Мне поручили одно — как бы тебе сказать? — довольно трудное дело...

Гюльтекин (перебивает). Никаких дел! Слушать не хочу.

Мурсал. Нет, погоди, я должен тебе сказать...

Гюльтекин (зажимает ему рот ладонью). Ты чересчур часто говоришь мне о делах. Я тебя всегда внимательно слушаю, но сегодня не надо. Сегодня я счастлива, Мурсал! Понимаешь? Лучше будем говорить о другом: ты когда пойдёшь к отцу?

Мурсал. Ты настаиваешь, чтобы я пошёл к нему именно сегодня?

Гюльтекин. Да. И скажешь ему обо всём. Хорошо?

Мурсал. Ты не знаешь, Гюльтекин, как мне трудно сделать это. Может быть, лучше... в другой раз?

Гюльтекин. Нет, нет, не надо откладывать. Прошу тебя. Всё равно, рано или поздно, нам придётся сказать ему.

Мурсал (вздохнув). Ну, что ж... Ты не видела, где он сейчас?

Гюльтекин. Он на охоте, но скоро должен вернуться. Ты приходи прямо сюда. Застанешь его в любое время.

По дорожке виноградника идёт Нури. Ни Мурсал, ни Гюльтекин его не видят.

Мурсал. Не могу себе представить, как всё это произойдёт...

Гюльтекин. Всё будет хорошо, уверяю тебя. Он, правда, бывает иногда резковат, особенно когда озабочен чем-нибудь. Он может показаться тебе даже суровым, но ты не бойся, он очень добрый. Он выслушает тебя, сначала немного помолчит, но потом назовёт сыном, обнимет... поцелует... (Целует Мурсала и убегает).

Мурсал. Гюльтекин! (Бросается за ней, но, увидев Нури, останавливается.)

Нури (вдогонку Гюльтекин). Тётя! Там никакого почтальона нет. Почта вчера была.

Гюльтекин (издали, Мурсалу). А после разговора с отцом сразу же приходи к нам домой, я буду тебя ждать.

Нури, сердитый, проходит к дереву и садится на своё место на скамье.

Мурсал (в раздумье). Что же мне всё-таки делать? (Подходит к Нури, который, не обращая на него внимания, возится с моделью.) Ты не знаешь, пионер? (Кладёт ему руки на плечи и мягко поворачивает его к себе.) Может быть, ты мне скажешь?

Нури. Вы видите, я занят делом.

Мурсал (вздохнув). Эх, дела, дела!.. (Уходит.)

Проводив Мурсала насмешливым взглядом, Нури снова склоняется над своей моделью и, напевая песенку, работает.

Нури (поёт).

Входит Дуньямалы-Киши — могучий, кряжистый старик с седыми волосами. На нём патронташ, за плечом ружьё, на поясе висит убитая дрофа.

Дуньямалы. С утра уже мастеришь?

Нури. А ты опять не взял меня с собою, дедушка.

Дуньямалы. И хорошо, что не взял. Бродил, бродил, а подстрелил всего одну дрофу. Рано ещё, вот позднее, осенью, будут и турачи, и фазаны, и тетерева, тогда уж мы с тобой походим.

Нури. Ты только всё обещаешь. (Рассматривает убитую птицу.) Крупная...

Дуньямалы. Гюльтекин не видел?

Нури. Видел.

Дуньямалы. Была здесь?

Нури. Была. И опять с тем самым. С высоким худым... инженером.

Дуньямалы. С Мурсалом? (Садится.) Что-то слишком часто они стали бывать вместе.

Нури. Каждый вечер. Гуляют по винограднику или сидят здесь на скамейке и молчат... И сегодня с утра уже тут как тут. Работы у них нет, что ли?

Дуньямалы. Работы у них хоть отбавляй, у обоих. У него на промысле, у неё здесь, на виноградниках. Он тебе не очень нравится?

Нури. Не очень. Нерешительный какой-то и... путает всё. Услыхал вчера, что я пою, и говорит: надо тебе поступить в консерваторию, а тётя Гюльтекин говорит ему: он будет у нас агрономом, как и я... Как будто они не знают, что я буду лётчиком. Смотри, дедушка, какую я модель делаю... С мотором!

Дуньямалы. Нет, Нури, он парень, должно быть, не плохой. Мне о нём рассказывали. В войну он до самого Берлина дошёл.

Нури (недоверчиво). А ордена и медали у него есть?

Дуньямалы. Люди говорят, восемь или девять.

Нури (удивлённо). Ну? Тогда он, наверное, очень храбрый?

Дуньямалы. Может быть.

Нури. Странно...

Дуньямалы. Институт хорошо кончил, теперь на новых нефтяных промыслах работает. И, говорят, неплохо.

Нури. Дедушка, а ты его в самом деле поцелуешь?

Дуньямалы. Кого?

Нури. Ну, этого... инженера.

Дуньямалы. Я? За что мне его целовать?

Нури. Я не знаю. Это тётя Гюльтекин ему сказала: иди, говорит, к дедушке, он тебя обязательно поцелует. А он почему-то боится.

Дуньямалы (усмехнувшись). Вон оно что!.. Так... Значит, надо ждать гостя... (Встаёт.) Снеси-ка домой птицу.

Нури. Есть снести птицу!

Дуньямалы (удерживая его). Постой, постой. А если меня кто-нибудь будет спрашивать, скажешь, я на дальнем участке. Я там сделал лозам прививки, а они чего-то сохнуть начали. Надо посмотреть.

Нури. Хорошо, дедушка, я скажу. (Убегает с птицей.)

Дуньямалы-Киши ставит к дереву ружьё, снимает патронташ и кладёт на землю около ружья. Его движения спокойны, неторопливы, размеренны. Входит Гюльтекин. В руках у неё узелок с едой и аккуратно завязанная папка.

Гюльтекин. Доброе утро, отец. Я знала, что ты придёшь прямо сюда и домой даже не зайдёшь. Принёсла тебе покушать.

Дуньямалы. Ты у меня всегда была догадлива. Что ж, поедим. Признаться, я проголодался. (Садится на скамью и принимается за еду. Заметив папку.) У тебя, вижу, есть что-то?

Гюльтекин (раскрывая папку). Писем опять много. Я просмотрела их и некоторые отобрала, чтобы показать тебе. Вот: из Агдама просят прислать черенки.

Дуньямалы (удивлённо). Из Агдама? В Агдаме же прекрасный виноградник, их вина известны не только у нас, — всем!

Гюльтекин. Они слышали про наш новый сорт «Победа» для розовых столовых вин, хотят у себя попробовать.

Дуньямалы. Надо будет отобрать для них. Ты мне напомни.