Ричард Бринсли Шеридан
Дуэнья
Балладная опера в трех действиях[1]ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Дон Херòнимо.
Дон Фернандо – его сын.
Дон Антоньо.
Дон Карлос.
Исаак Мендоса.
Отец Пабло, Отец Франсиско, Отец Августин – монахи.
Лопес – слуга дона Фернандо.
Донья Луиса – дочь дона Херòнимо.
Донья Клара.
Дуэнья – воспитательница доньи Луисы.
Маски, привратник, горничная и слуги.
Место действия – Севилья.
Улица перед домом дона Херонимо.
Входит Лопес с глухим фонарем.
Лопес. Четвертый час! Нечего сказать, подходящее время для человека моих размеренных привычек, чтобы шататься по улицам Севильи, как наемный убийца! Ей же ей, нет тяжелее службы, чем служить молодому влюбленному. Не то, чтобы я был враг любви. Но моя любовь и любовь моего хозяина удивительно непохожи. Дон Фернандо слишком аристократичен для того, чтобы есть, пить или спать. А у меня любовь способствует аппетиту, и потом мне приятно, когда мне снится моя возлюбленная, и я люблю выпить за ее здоровье. А это невозможно без доброго сна и без доброго напитка. Отсюда мое пристрастие к перине и к бутылке. До чего, однако, досадно, что мне некогда предаться размышлениям! Мой хозяин тебя ждет, честный Лопес, чтобы прикрывать его отступление от окошка доньи Клары, насколько я могу судить.
Музыка за сценой.
Э, никак музыка! Так-так, кто это сюда жалует? О, дон Антоньо, приятель моего хозяина, возвращаясь из маскарада, собирается, по-видимому, спеть серенаду моей молодой хозяйке, донье Луисе. Так! Старый барин сейчас проснется. Пока он не хватился своего сына, я лучше поспешу к исполнению моих обязанностей. (Уходит.)
Входит дон Антоньо с масками и музыкантами.
Дон Антоньо (поет).
Скажи мне, лютня, можешь ты
Так нежно спеть мои мечты,
Так тихо спеть мой скорбный стон,
Чтобы любимая, во сне
С улыбкой вспомнив обо мне,
Не прервала отрадный сон
И чтоб услышала она
Все, чем душа моя полна?
Первая маска. Антоньо, ваша возлюбленная никогда не проснется, если вы будете петь так заунывно. Грустные мелодии убаюкивают любовь, как младенца в люльке.
Дон Антоньо. Я не хочу нарушать ее покой.
Первая маска. Ибо вам известно, что она не настолько вас ценит, чтобы появиться у окна, если вы ее разбудите.
Дон Антоньо. Если так, убедитесь сами. (Поет.)
В дыханье утра тает мгла.
Яви мне блеск твоих очей,
Чтобы заря любви взошла
Отрадней солнечных лучей.
Донья Луиса (отвечает из окна).
Я услыхала нежный звон,
Блеснул рассвет в моих очах.
Я знала: юный Аполлон
Меня зовет, идет в лучах.
Дон Херонимо (из окна).
Что тут за скопище бродяг?
Скрипки, дудки – лают, воют,
Хнычут, брешут, стонут, ноют!
Прочь, убирайтесь прочь!
ТРИО
Донья Луиса.
Отец, прошу, нельзя же так!
Дон Антоньо.
Дон Херонимо.
Тебе не стыдно слушать, дочь,
Когда поет дурак?
Ну-ну, прочь от окна!
Донья Луиса.
Дон Антоньо.
Донья Луиса, дон Антоньо.
Мы скоро встретимся опять.
Враждебный рок ожесточен,
Но бог любви – союзник наш.
Дон Херонимо.
Донья Луиса, Дон Антоньо.
О бог влюбленных, помоги…
Дон Херонимо.
Уходят.
Площадь.
Входят дон Фернандо и Лопес.
Лопес. Честное слово, сеньор, я полагаю, что легонький сон, этак, скажем, раз в неделю…
Дон Фернандо. Молчи, дурак! О сне со мной не рассуждай!
Лопес. Что вы, что вы, сеньор, я говорю не о нашем простонародном, обыкновенном, крепком сне. Но мне все-таки думается, что слегка вздремнуть или забыться на полчаса, хотя бы ради новизны ощущения…
Дон Фернандо. Молчи, болван, говорю тебе!.. О Клара, дорогая, жестокая похитительница моего покоя!
Лопес (в сторону). И моего тоже.
Дон Фернандо. Проклятие! Придираться ко мне при таких ужасных обстоятельствах! Разводить церемонии! И это любовь! Я уверен, она никогда меня не любила.
Лопес (в сторону). Я тоже уверен.
Дон Фернандо. Или просто особы ее пола никогда сами не знают дольше часа, чего они, собственно, хотят?
Лопес (в сторону). Знать-то они знают, да не всегда показывают.
Дон Фернандо. Есть ли на свете второе существо, такое же неустойчивое, как она?
Лопес (в сторону). Я мог бы назвать.
Дон Фернандо. Есть: тот безвольный дурак, который потворствует ее причудам!
Лопес (в сторону). Я знал, что он к этому придет.
Дон Фернандо. Можно ли быть такой капризной, вздорной, самовластной, упрямой, взбалмошной, нелепой! Это какой-то клубок нескладиц и безрассудств! Ее взоры презрительны, а ее улыбки… Проклятие! О, зачем я вспомнил ее улыбки! Они озарены такой лучезарной прелестью, таким чарующим сиянием! О, смерть и безумие! Я умру, если я лишусь ее.
Лопес (в сторону). Увы, эти проклятые улыбки все погубили!
АРИЯ
Дон Фернандо.
Забыв ее красоты
И помня злобный нрав,
Готов восстать рассудок,
Былую страсть поправ.
Но чуть вознегодую
И быть хочу свиреп,
Любовь, лишь прелесть видя,
Глядит, а разум слеп.
Лопес. Сеньор, сюда идет дон Антоньо.
Дон Фернандо. Хорошо, ступай домой, я скоро приду.
Лопес. Ох уж эти мне улыбки! (Уходит.)
Входит дон Антоньо.
Дон Фернандо. Антоньо, Лопес говорит, что он покинул тебя распевающим перед нашей дверью. Что, мой отец не спал?
Дон Антоньо. Нет-нет. У него необычайная любовь к музыке, и я оставил его бушующим за оконной решеткой, как на гравюрах изображают Баязета[2] в клетке. А ты что же на ногах в такой ранний час?
Дон Фернандо. Я, кажется, говорил тебе, что завтра наступает тот день, когда дон Гусман и бесчеловечная мачеха решили заточить Клару в монастырь, чтобы ее состояние досталось их отпрыску. В полном отчаянии я подобрал ключ к ее двери и подкупил горничную, чтобы она не задвигала засова. Сегодня в два часа ночи я вошел незамеченным, прокрался к ней в комнату и застал ее не спящей и в слезах.
Дон Антоньо. Счастливый Фернандо!
Дон Фернандо. Черта с два! Слушай дальше. На меня обрушились, как на последнего разбойника, за то, что я дерзнул приблизиться к ее комнате в такое время ночи.
Дон Антоньо. Ну да, так было в первую минуту.
Дон Фернандо. Какое там! Она ни слова не пожелала выслушать и грозилась, что разбудит мачеху, если я не удалюсь немедленно.
Дон Антоньо. И чем все это кончилось?
Дон Фернандо. Кончилось тем, что я как пришел, так и ушел.
Дон Антоньо. Ты ничего не сделал такого, что могло бы ее оскорбить?
Дон Фернандо. Ничего, клянусь спасением души! Я, может быть, похитил дюжину-другую поцелуев.
Дон Антоньо. Только и всего? Честное слово, это неслыханная дерзость!
Дон Фернандо. Клянусь, я держал себя в высшей степени почтительно.
Дон Антоньо. О господи, да я не про тебя говорю, а про нее. Но послушай, Фернандо, ты свой ключ оставил у них?
Дон Фернандо. Да. Горничная, которая меня провожала, вынула его из замка.
Дон Антоньо. В таком случае, ручаюсь головой, ее хозяйка убежит из дому по твоим следам.
Дон Фернандо. Да, чтобы осчастливить какого-нибудь моего соперника, быть может. Сегодня я готов подозревать любого. Ты когда-то был в нее влюблен, и тебе она казалась ангелом, как мне сейчас.
Дон Антоньо. Да, я был в нее влюблен, пока не убедился, что она меня не любит, и тогда я обнаружил, что в лице у нее нет ни одной привлекательной черточки.
АРИЯ
Мне кажется неярким взгляд,
Когда не на меня глядят.
Меня влечет лишь к тем устам,
Чей нектар я вкушаю сам.
И если розами ланит
Девичий лик меня манит,
Скажу, что не раскрашен он,
Когда он мной воспламенен.
Мне милой кажется рука,
Когда я жму ее слегка,
И сразу это признаю,
Когда в ответ пожмут мою.
А если вижу чью-нибудь
Вздыхающую нежно грудь,
В ответ взволнована моя,
Когда причиной вздохов – я.
Кроме того, Фернандо, ты отлично знаешь, что я люблю твою сестру. Помоги мне в этом, и я никогда не помешаю тебе и Кларе.
Дон Фернандо. Поскольку я могу, сообразуясь с честью нашей семьи, – ты знаешь, я это сделаю. Но похищения быть не должно.
Дон Антоньо. А сам ты собирался похитить Клару?
Дон Фернандо. Это другое дело. Мы не допускаем, чтобы другие поступали с нашими сестрами и женами так, как мы с чужими. И потом, ведь завтра же Клару собираются заточить в монастырь.
