Оноре де Бальзак
Вотрен
Драма в пяти действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Жак Коллен, именуемый Вотреном.
Герцог де Монсорель.
Герцогиня Луиза, урожденная де Водре, его жена.
Маркиз Альбер де Монсорель, сын герцога.
Мадемуазель де Водре, тетка герцогини.
Рауль де Фрескас.
Герцогиня де Кристоваль.
Инесса де Кристоваль, принцесса Архосская, ее дочь.
Шарль Блонде, именуемый кавалером де Сен-Шарлем.
Франсуа Каде по прозвищу Философ, кучер.
Шелковинка, повар.
Бютэ, привратник.
Филипп Буляр, именуемый Ляфураем.
Жозеф Бонне, камердинер герцогини де Монсорель.
Фелисите, ее камеристка.
Полицейский комиссар.
Слуги, жандармы.
Действие происходит в Париже в 1816 году, после вторичного возвращения Бурбонов[1].
Гостиная в особняке Монсорелей.
Герцогиня де Монсорель и мадемуазель де Водре.
Герцогиня де Монсорель. Вы дожидались меня? Как вы добры!
Де Водре. Что с вами, Луиза? Целых двадцать лет мы с вами проливаем вместе слезы, и вот впервые я вижу вас радостной. Всякий, кто вас знает, был бы потрясен не меньше меня.
Герцогиня де Монсорель. Трудно сдержать такую радость! Вы делили все мои муки, вы поймете и мой восторг: у меня блеснула искра надежды.
Де Водре. Вы напали на след вашего сына?
Герцогиня де Монсорель. Он найден!
Де Водре. Не может быть! Но подумайте только, на какую страшную пытку вы обрекаете себя, если вдруг окажется, что его уже нет в живых?
Герцогиня де Монсорель. Тетя, умерший ребенок навеки похоронен в сердце матери; но ребенок, которого у нее похитили, вечно живет в ее сердце!
Де Водре. Тише, нас могут услышать!
Герцогиня де Монсорель. Ах, мне все равно! Я начинаю новую жизнь и чувствую себя достаточно сильной, чтобы противиться тирании герцога.
Де Водре. Но почему, проплакав целых двадцать лет, вы вдруг обрели надежду?
Герцогиня де Монсорель. Это больше чем надежда. Когда кончился прием у короля, я поехала к испанскому послу; он хотел познакомить меня с госпожой де Кристоваль. Там я встретила юношу, который похож на меня как две капли воды; у него мой голос, моя осанка! Я потому так поздно и вернулась, что просто не могла подняться с места, не могла уехать, пока он не уехал.
Де Водре. И вы загорелись надеждой на основании таких слабых примет?
Герцогиня де Монсорель. Для матери первое бессознательное чувство — самое верное доказательство. Когда я увидела его, перед моими глазами прошло словно пламя, его взгляд воскресил во мне жизнь, и я почувствовала себя счастливой. Словом, если он не мой сын, значит, это безрассудная страсть.
Де Водре. А в таком случае вы погубите себя.
Герцогиня де Монсорель. Что ж поделаешь! За нами, вероятно, наблюдали; но меня влекла непреодолимая сила; я видела только его, мне хотелось, чтобы он заговорил со мною. И он со мною говорил, и я узнала, сколько ему лет: ему двадцать три года, столько же, сколько Фернану.
Де Водре. А герцог тоже там был?
Герцогиня де Монсорель. Ну, могла ли я думать о муже? Я слушала, как этот юноша разговаривал с Инессой. Мне кажется, они влюблены друг в друга.
Де Водре. Инесса, невеста маркиза, вашего младшего сына? И неужели вы думаете, что герцог не был поражен тем, как вы отнеслись к сопернику его сына?
Герцогиня де Монсорель. Вы правы, только теперь я поняла, какая опасность грозит Фернану. Но довольно, а то я проговорю о нем хоть до рассвета. Вы сами его увидите. Я пригласила его к себе и назначила время, когда герцог бывает у короля. Мы расспросим юношу о его детстве.
Де Водре. Вы так не уснете; успокойтесь, молю вас. И прежде всего отпустите Фелисите, она не привыкла ложиться так поздно. (Звонит.)
Фелисите. Его светлость и маркиз изволили прибыть.
Герцогиня де Монсорель. Сколько раз я говорила вам, Фелисите, никогда не докладывайте мне о том, что происходит на половине герцога. Можете идти.
Фелисите уходит.
Де Водре. Мне больно лишать вас надежды, ведь лишить вас ее значило бы отнять у вас радость, но вы сейчас вознеслись на такую высоту, что падение будет ужасно. Низвергаясь с вершин, душа разбивается, как и тело, и — позвольте мне быть откровенной — я просто трепещу за вас.
Герцогиня де Монсорель. Вас страшит мое отчаяние, а меня — моя радость.
Де Водре (смотрит вслед уходящей герцогине). Если окажется, что она ошиблась, она может лишиться рассудка.
Герцогиня де Монсорель (возвращаясь). Тетя, Фернана зовут Рауль де Фрескас.
Де Водре одна.
Де Водре. Она не сознает, что только чудо может вернуть ей сына. Все матери верят в чудо. Надо следить за каждым ее шагом. Один взгляд, одно неосторожное слово может ее погубить... Если она права, если бог возвратил ей сына, она идет навстречу катастрофе, еще более ужасной, нежели разочарование, а разочарование, увы, неизбежно! Хотя бы она сдерживалась при горничных!
Де Водре и Фелисите.
Де Водре. Уже?
Фелисите. Да, ее светлость уже отослали меня.
Де Водре. Герцогиня не дала вам никаких распоряжений на утро?
Фелисите. Нет, сударыня.
Де Водре. Ко мне сюда, около двенадцати, придет молодой человек, господин Рауль де Фрескас. Он, быть может, спросит герцогиню. Предупредите Жозефа: пусть он проводит господина де Фрескаса прямо ко мне. (Уходит.)
Фелисите одна.
Фелисите. Молодой человек — и к ней? Нет, уж простите. Так я и знала, что барыня уединяется не зря. Богатая, красивая, герцог ее не любит; первый раз выехала в свет, а вот уже на другой день к ней является молодой человек, и его, видите ли, желает принять мадемуазель де Водре. Ну и люди — ничего у них не вытянешь: ни признаний, ни барышей. Если таково будет положение горничных при нынешнем правительстве, уж и не знаю, право, что у нас из этого выйдет.
На мгновение отворяется боковая дверь; видны двое мужчин.
Впрочем, посмотрим, что это за молодой человек. (Уходит.)
Жозеф и Вотрен.
Входит Вотрен; на нем пальто светло-коричневого цвета, с меховым воротником, на черной подкладке. У него вид посланника, приехавшего на званый вечер.
Жозеф. Проклятая девка! Чуть не попались...
Вотрен. То есть ты чуть не попался? Вот как! Значит, ты очень боишься, как бы опять не свихнуться? Видно, наслаждаешься здесь душевным покоем?
Жозеф. Право же, при нынешних обстоятельствах выгоднее быть честным.
Вотрен. А ты понимаешь, что такое честность?
Жозеф. Ну как же! С честностью и здешним жалованьем прожить можно — вот я и доволен.
Вотрен. Я тебя, голубчик, насквозь вижу. Берешь помалу, да часто, копишь потихоньку, а она, честность-то, ведь не мешает ссужать денежки под грабительский процент. Ты не поверишь, до чего мне приятно видеть старого знакомца, который достиг столь почетного положения. Что ж, тебе это под силу, у тебя ведь только мелкие недостатки, — а это уже половина добродетели. А вот у меня были пороки... и я вспоминаю о них с грустью... Все на свете проходит! Теперь не осталось ничего. Одни только опасности и борьба. Так вот и живешь, словно индеец, затравленный врагами, и защищаешь свой скальп.
Жозеф. А мой?
Вотрен. Твой? Да, правда! Что бы здесь ни случилось — вот тебе слово Жака Коллена: ты не будешь замешан. Зато беспрекословно подчиняйся мне — во всем.
Жозеф. Во всем? Но как же...
Вотрен. Устава нашего не знаешь? Если выпадает какая неприятная работенка — у меня найдутся друзья, верные, старинные. Давно ты здесь?
Жозеф. Герцогиня наняла меня в камердинеры, когда отправлялась в Гент[2], я пользуюсь доверием ее светлости.
Вотрен. Это мне на руку. Я хочу получить кое-какие сведения о Монсорелях. Что тебе о них известно?
Жозеф. Ничего.
Вотрен. У аристократов доверие никогда дальше этого не идет. А что ты сам обнаружил?
Жозеф. Ничего.
Вотрен (в сторону). Он становится уж чересчур честным. Но, быть может, ему только кажется, что он ничего не знает? Стоит поговорить с человеком минут пять — и всегда что-нибудь да выведаешь. (Вслух.) Где мы находимся?
