Вукица. С юных лет, наверно?
Агния. Да… да… с юных лет. Я получила тогда такой же букет с визитной карточкой, на которой было написано: «Цветку – цветы».
Вукица. О, это так красиво! А что было написано с другой стороны карточки?
Агния. Ничего! Только имя: Сима Тешич, артиллерийский капитан.
Вукица. О, могу себе представить, какое это дорогое для вас воспоминание!
Агния. Еще бы, не дорогое! Стебли от букета я до сих пор храню…
Вукица. А чем же, тетушка, вы вознаградили капитана за такое внимание?
Агния (делая вид, что смущается). Чем? Ничем. Чем бы я могла вознаградить его?
Вукица. Признайтесь, признайтесь, ведь вы, безусловно, его чем-нибудь наградили?
Агния (смущенно). Ну, боже мой… Я наградила его нежной улыбкой. Чем еще может девушка вознаградить кавалера? Но оставим этот разговор о приятном прошлом, поговорим лучше о настоящем, о будущем, о тебе. Ты уже решила, какое подвенечное платье себе сделаешь?
Вукица. Нет, да и думать об этом не хочу, ведь свадьба отложена.
Агния. Ну если даже отложена, то временно, но она все-таки состоится. Не так ли, Спасое?
Спасое (погруженный в чтение какого-то письма, отрывается). Ну да, разумеется!
Агния. А о подвенечном платье нужно подумать заблаговременно. Сейчас выходит так много журналов мод, но очень трудно решить, что выбрать, какой материал. Приходи ко мне – я столько раз тебе говорила, приходи ко мне, – у меня имеется больше тридцати образцов материала для подвенечного платья. Приходи и посмотришь.
Спасое. А зачем тебе столько образцов?
Агния. Так, я собирала, мне хотелось составить себе коллекцию. Почему бы не собирать? Один собирает коллекцию почтовых марок, другой – коллекцию старинных монет, трубок, старых часов, оленьих рогов; почему бы и мне не иметь своей слабости? Я собираю коллекцию образцов материала для подвенечного платья; это моя слабость.
Вукица. Зачем ты, папа, осуждаешь тетю? Это лучше, чем коллекционировать кошек, как делает тетя Йованка.
Спасое. Я не осуждаю, только мне непонятно, как ей не противно ходить по магазинам и просить, чтобы ей отрезали кусочки этих тряпок.
Агния. Не говори так, Спасое, это тоже имеет свою прелесть. Вхожу я в магазин и иду к старшему приказчику: «Сударь, я хотела бы, чтоб вы показали мне материал для подвенечного платья!» Приказчик сразу же делает любезное лицо и с удовольствием меня обслуживает, думая, что я и есть счастливая невеста. Это длится целых полчаса. Мне достаточно и этого времени.
Спасое. Еще бы не достаточно!
Агния (Вукице). Ненаглядное мое дитя, как бы мне хотелось, чтобы ты показала свое белье и платья, которые ты приготовила.
Вукица. Да я же вам уже показывала.
Агния. Ну так что ж, мне хочется еще раз посмотреть. (Шепчет.) По правде говоря, я не согласна, чтобы ты в первую брачную ночь надела белую шелковую пижаму, я – за светло-голубую рубашку.
Вукица (в отчаянии, отцу). Видишь, я же говорила!
Спасое. В чем дело?
Вукица (смутившись). Я же говорила, что мой жених не придет. (Смотрит на ручные часы.) Столько времени, a его все нет.
Спасое. Придет! Не будь нетерпеливой.
Агния (обнимает Вукицу и уводит ее в комнату). Чудесное нетерпение! Пойдем!
Вукица (проходя мимо отца). Я же говорила!
Агния и Вукица уходят в другую комнату.
VII
Спасое, Джакович.
Джакович (здоровенный тип, небрежно одетый). Добрый день! Надеюсь, не ошибся адресом?
Спасое. А с кем имею честь?
Джакович. Я Младен Джакович…
Спасое. Ах, вы тот журналист?
Джакович. Не журналист, а публицист!
Спасое (делает рукой знак, приглашая сесть). Я думал, это одно и то же.
Джакович. Нет, сударь, журналист связан с газетой, с редактором, издателем, я же свободен, пишу когда хочу и что хочу – брошюры, листовки, памфлеты и вообще всякие такие вещи.
Спасое. Да, это как раз то, что мне в данном случае надо и ради чего я хотел с вами поговорить.
Джакович. Пожалуйста!
Спасое. Рассказывают, что вы в полемике способны доказать, что черное это белое, а белое – черное?
Джакович. Все можно опровергнуть и все можно доказать, это зависит от силы логики. Впрочем, в чем заключается философия древнегреческих философов Протагора, Сократа и Эсхила? Сущность ее в том, что каждое «да» содержит в себе свое «нет», а каждое «нет» несет в себе свое «да». Все зависит от силы логики!
Спасое. Вы, говорят, обладаете этим?
Джакович. Да, логика – моя сила! Видите ли, каждому человеку бог дарует что-нибудь одно: вам, например, он даровал деньги, мне – логику. Он не дает одному все, а другому ничего. Не может же он дать вам и логику и деньги, не так ли? Одно с другим не совмещается. Он дал мне это, а вам то и сказал: «Вот вам, а теперь обменивайтесь! Ты поставь на службу Спасое свою логику, а он тебе – свои деньги».
Спасое. Как это понять «поставь на службу свои деньги»?
Джакович. Да так! Я хорошо напишу то, что вы хотите, а вы за то, что я напишу, хорошо мне заплатите, не правда ли?
Спасое (с заминкой). Ну да!
Джакович. Так вот, раз мы в принципе договорились, перейдем теперь к деталям. Расскажите мне, в чем дело. (Вынимает бумагу и карандаш, приготовился записывать.)
Спасое. Дело вот в чем: был один человек, который умер три года назад, и мы его похоронили. Я сам лично присутствовал на похоронах.
Джакович. Ну и царство ему небесное!
Спасое. Да, но сейчас еще требуется доказать, что он умер.
Джакович. Нет ничего легче; извольте только сказать, какой стиль бы вас устраивал?
Спасое. Как, какой стиль?
Джакович. Ну, может быть, вы захотите высоким стилем, например так: «Исчезновение индивидуума из житейского общества вытекает из неизбежности процесса, которому подчиняются все явления природы», – или, может, захотите, чтобы я ему просто сказал: «Ты, брат, умер!..»
Спасое. Да, так гораздо яснее.
Джакович. Ну, тогда я ему скажу: «Ты, брат, умер, а что ты умер, вот тебе доказательство: прежде всего ты не живой»…
Спасое (прерывает его). Но он жив.
Джакович. Кто жив?
Спасое. Да тот, кто умер.
Джакович. Я вас не понимаю.
Спасое. В сущности, он умер, как я вам и сказал, и мы похоронили его три года назад, а сейчас вдруг он объявился, оказался живым.
Джакович (качает головой). Гм! Гм! Гм! Это уже несколько необычный случай! Однажды мне приходилось доказывать, что жив человек, который уже целый год лежал в могиле. Нужно было, чтобы мертвые тоже голосовали на выборах депутатов; но это дело другое! Одно дело доказывать, что покойник жив, а другое, что живой – покойник.
Спасое. Знаю, но если есть доказательства?
Джакович. Какие доказательства?
Спасое. Свидетельство о смерти, похороны, мо-1ила.
Джакович. Могила? Могила не доказательство, если человек существует. Он существует?
Спасое. Да, он говорит, что он существует.
Джакович. Вот то-то и оно! Видите ли, а ему, во всяком случае, следует верить.
Спасое. Ну хорошо, но разве ваша сила логики не может как-нибудь доказать, что он не существует?
Джакович (думает). Гм! Действительно, трудная проблема. Может быть, воспользоваться теорией Эйнштейна?
Спасое. А что это за теория?
Джакович. По теории Эйнштейна все явления в жизни относительны. Следовательно, можно было бы считать, что этот человек только относительно жив.
Спасое. А нельзя ли сделать на основании какой-нибудь другой теории?
Джакович. Хорошо, можно и по другой теории. Скажите мне откровенно вот что: этот человек вам будет мешать, если он останется жив? Он портит ваши расчеты, да?
Спасое (замявшись). Да как вам сказать!
Джакович. Вы уже сказали: для меня достаточно и этого, чтобы понять вас. Конечно, тяжело возвращать то, что человек уже получил в наследство.
Спасое (глубоко вздохнув). Тяжело!
Джакович. Ну, хорошо! Теперь все понятно, я ясно вижу всю ситуацию. И если обо всем этом серьезно подумать, выходит, что писать об этом еще рано. Пардон, это только мое мнение! Но, если вы хотите, я напишу; только, знаете, написанное вызовет и ответ. И притом, если об этом деле раззвонить во все колокола, это вскоре приведет вас на скамью подсудимых, а, мне кажется, в данном случае у вас есть все причины, чтобы избегать суда.
Спасое. Ну да, зачем мне суд?
Джакович. Ну вот, видите! Лучше это дело решить как-нибудь так, без огласки. Поверьте, не в моих расчетах давать вам такой совет, так как, если бы я написал, я взял бы с вас гораздо больше. А так, за совет, я должен удовлетвориться только тысячью динаров.
Спасое (поражен). Как, тысячу динаров за ненаписанное?
Джакович. Да в эту сумму еще не вошел гонорар за мое молчание.
Спасое. Какое молчание?
Джакович. А вот скажите, сударь, что мне теперь помешает, когда я уже проник в тайну, разбросать листовку: «Мертвые встали, а живые снова стремятся их похоронить!»
