В настоящем издании напечатан перевод первоначального варианта, но в конце примечаний к пьесе читатель найдет внесенные Гете изменения.
В статье «О немецком театре» (1815) Гете дал характеристику действующих лиц пьесы, которую мы приводим:
«За роль Фернандо охотно возьмется любой не слишком молодой человек, который играет героев и первых любовников, и будет пытаться изобразить с нарастающим напряжением то мучительное смятение, в котором он окажется.
Распределить женские роли уже затруднительнее. Их пять, и все они с тщательно выписанными оттенками характеров. Актриса, которая возьмет на себя роль Стеллы, должна представить нам не единственно лишь нерушимую привязанность, горячую любовь и пылкую восторженность, она должна передать нам свои чувства, увлечь нас за собою.
Цецилия, сначала слабая и подавленная, предстает во всем блеске как героиня свободной души и ума.
Люция должна изобразить характер, который свободно сложился в укромной жизни; она не чувствует оказываемого на нее внешнего нажима и даже отталкивает его. Притом ни следа любопытства или самомнения проявиться не должно.
Почтмейстерша отнюдь не сварливая старуха, а молодая, веселая, подвижная вдовушка, которая только и хочет, что выйти замуж, чтобы ее лучше слушались.
Анхен. Желательно, чтобы она была маленькая девочка; в устах ребенка, когда он говорит отчетливо, выступает яснее решимость того, что он должен сказать». (И.-В. Гете. Об искусстве. М., «Искусство», 1975, с. 405–406. (Перевод К. Богатырева.)
В почтовом доме. — Так назывались остановочные пункты движения конных экипажей, перевозивших пассажиров, а заодно и письма по дорогам страны.
…я бы тебя своим лейбкучером сделала — то есть своим личным кучером.
…что он проливал у меня на груди, оплакивая страждущее человечество! — Типично для литературы сентиментализма, идет от героя «Новой Элоизы» (1761) Жан-Жака Руссо, характерно и для Вертера. В дальнейшем это настроение вылилось в философию «мировой скорби» в литературе романтизма.
…облик человека сам лучше всего расскажет о нем… — Отголосок теорий друга Гете швейцарского пастора Иоганна Каспара Лафатера, автора «Физиогномики», утверждавшего, что определенным характерам соответствуют типичные внешние черты.
Ринальдо, — Герой поэмы Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим» (1575) влюбился в волшебницу Армиду, увидев ее полуобнаженной и с распущенными волосами (песнь XVI, строфа 13).
…помогал подавлять умирающую свободу благородных корсиканцев… — Имеется в виду борьба корсиканцев под руководством Паоли против французов и генуэзцев в 1768–1769 гг.
Боскет (от франц, bosquet) — рощица в искусственных садах и парках.
Жил некогда в Германии граф… — Здесь рассказывается легенда о некоем графе Глейхене, которую Гете вычитал в «Историческом и критическом словаре» (1697–1706) Пьера Бейля.
А. АникстИзменения, внесенные Гете в последующие годы.
Действие первое (от слов: «Мадам Зоммер. Моя дочь поступает к ней в услужение», — до слов: «Люция. Тем лучше!»).
Мадам Зоммер. Моя дочь будет жить у нее в камеристках.
Станционная смотрительница. Желаю вам всяческой удачи, мамзель!
Люция. А я желаю, чтобы она мне понравилась.
Станционная смотрительница. Только если у вас очень уж странный вкус, вам может не понравиться обхождение баронессы.
Действие третье (от слов: «Управляющий. Еще слава богу…» — до слов: «Входит слуга»).
Фернандо. Ну, слушай!
Управляющий. Как ваша супруга? Как дочь?
Фернандо. Я их не нашел. Сам я не решился поехать в город; но, наведя надежные справки, узнал, что она доверилась некоему купцу, прикинувшемуся верным другом, а он, пообещав более высокие проценты, выманил у нее те деньги, что я ей оставил. Под предлогом отъезда в деревню она покинула те места, исчезла бесследно и живет, по всей вероятности, на скудный заработок от продажи рукоделий своих и дочерних. Ты ведь знаешь, у нее достанет мужества и силы воли так распорядиться своей судьбой.
Управляющий. И вы вернулись сюда. Мы вам простим такую долгую отлучку.
Фернандо. Где только я не был!..
Управляющий. Не живись мне так хорошо дома с женой и двумя детьми, я бы позавидовал, что вы снова пустились странствовать по свету. Теперь-то вы останетесь у нас?
Фернандо. Дай-то бог!
Управляющий. Ведь в конце концов ничего другого, ничего лучшего найти нельзя.
Фернандо. Да, если б можно было забыть старое!
Управляющий. То старое, что приносило нам и радости и огорчения. Я отлично все помню, помню, как мы находили Цецилию такой приятной, как настойчиво ухаживали за ней и как не могли вовремя расстаться с юношеским свободолюбием.
Фернандо. И все же, какое это было чудное, счастливое время!
Управляющий. Помню, как она подарила нам веселую, живую дочурку, но сама в то же время утратила какую-то долю веселости и очарования.
Фернандо. Пощади меня, не вспоминай эти страницы моей жизни!
Управляющий. Помню, как мы присматривались и здесь, и там, и там, и тут, как встретили наконец этого ангела, как уже и речи не было, куда еще метнуться, куда сунуться, надо было решать, которую из двух сделать несчастной; помню, как мы в конце концов соблаговолили продать имения, когда представился к тому случай, как отделались от них с некоторым убытком, похитили нашего ангела и привезли сюда, в изгнание, юную красавицу, не знавшую ни себя самой, ни жизни.
Фернандо. Как видно, ты все еще любишь поучать и болтать лишнее.
Управляющий. А разве у меня не было случая кое-чему научиться? Разве я не был вашим наперсником? Ведь когда вас и здесь стало обуревать желание уехать, уж не знаю, только ли из-за стремления отыскать жену и дочь или вас по-прежнему снедало какое-то тайное беспокойство, ведь и тогда я должен был во многом вам споспешествовать…
Фернандо. И на этот раз я уехал так далеко!
Управляющий. Не уезжайте теперь, и все уладится. (Уходит.)
Действие пятое (от слов: «Фернандо. Боже праведный…» — до конца пьесы).
Фернандо. Боже мой! Какой луч надежды!
Цецилия. Она здесь! Она наша! (Подходя к двери будуара.) Стелла!
Фернандо. Оставь ее! Оставь меня! (Хочет уйти.)
Цецилия. Не уходи! Выслушай меня!
Фернандо. Слов сказано достаточно. Чему должно быть, то и будет. Оставь меня! В эту минуту я не готов предстать пред вами обеими. (Уходит.)
Цецилия. Несчастный! Скажет несколько отрывистых слов, а дружеским уговорам противится, и она такая же! И все же я добьюсь желаемого. (Подходит к двери.) Стелла! Послушай, Стелла!
Входит Люция.
Люция. Не зови ее! Она легла, она легла на минуту, чтобы успокоилась боль. Маменька, она очень страдает, я боюсь, что по собственной воле; я боюсь, что она умирает.
Цецилия. Что ты говоришь?
Люция. Я боюсь, что она приняла не лекарство.
Цецилия. И все мои надежды напрасны? Ах, если бы ты ошибалась… Какой ужас, какой ужас…
Стелла (в дверях). Кто меня зовет? Зачем вы разбудили меня? Который час? Зачем разбудили в такую рань?
Люция. Сейчас не раннее утро. Уже вечер.
Стелла. Вот и правильно, вот и хорошо, для меня уже вечер.
Цецилия. Так ты обманула нас!
Стелла. Кто тебя обманул? Ты сама.
Цецилия. Я вернула тебя домой; я надеялась…
Стелла. Нет, мне уже не жить.
Цецилия. Ах, почему я удержала тебя, не дала тебе уехать, поспешить в дальний путь, на край света!
Стелла. Я уже на краю.
Цецилия (обращаясь к Люции, которая в страхе мечется по комнате). Чего ты медлишь? Скорей зови на помощь!
Стелла (удерживая Люцию). Нет, подожди! (С их помощью она делает несколько шагов.) Я думала, вы будете мне опорой в жизни. Так проводите же меня в могилу.
Они медленно ведут ее на авансцену и опускают в кресло с правой стороны.
Цецилия. Беги, Люция, беги! Зови на помощь, на помощь!
Люция уходит.
Стелла. Помощь мне уже оказана!
Цецилия. Не того я ждала, не на то надеялась!
Стелла. Ты добрая, терпеливая, надеющаяся страдалица!