Фердинанд. Сударыня!
Гертруда. Да, да, вы обманули меня. Живя здесь, возле меня, вы заставили меня носить личину, отнюдь не свойственную мне. Я резка, вам это известно. И резкость всегда откровенна, а я вступила на путь низкого обмана. Вы, верно, не знаете, чего стоит каждый день снова и снова лгать, лгать, не подготовившись, чувствуя у самого сердца острие ножа! О ложь! Да ведь для нас, женщин, это расплата за счастье. Удачная ложь ведет к позору, неудачная — к гибели. А вы? Мужчины завидуют чужим успехам у женщин. И вас ждет похвала там, где я найду одно презрение. А вы еще хотите, чтобы я не защищалась! И для женщины, которая скрывала от вас все: угрызения совести, слезы, — у вас нашлись только жестокие слова! Я готовилась одна принять на себя гнев божий, я одна заглядывала в бездны моей души, подточенной страданиями, и пусть раскаяние снедало мне сердце, я неизменно обращала к вам нежные взгляды, веселое лицо. О Фердинанд, не пренебрегайте столь покорной рабой!
Фердинанд (в сторону). Пора покончить с этим! (Вслух.) Послушайте, Гертруда. Когда мы с вами встретились, наш союз оправдывала молодость — и только она. Я поддался, как вам известно, порыву эгоизма, который таится в глубине души каждого мужчины, но скрыт под яркими цветами первых желаний. В двадцать два года чувства так мятежны! Мы опьянены, мы не задумываемся ни над жизнью со всею ее сложностью, ни над суровыми ее требованиями.
Гертруда (в сторону). Как спокойно он рассуждает! Ах, негодяй!
Фердинанд. И я любил вас простодушно, самозабвенно, а потом... потом жизнь для нас обоих совершенно изменила свой облик. Если я продолжал жить под этим кровом, где мне вообще не следовало бы находиться, так лишь потому, что в Полине я нашел ту единственную женщину, с которой мне суждено прожить до конца моих дней. Гертруда, не противьтесь же решению судьбы. Не мучьте двух людей, которые молят вас о счастье и будут любить вас всем сердцем.
Гертруда. Ах, так вы — мученик? А я... я — палач! Но ведь я была бы теперь вашей женою, если бы сама двенадцать лет тому назад не пожертвовала своей любовью ради вашего счастья!
Фердинанд. Так принесите же вновь эту жертву и предоставьте мне свободу.
Гертруда. Свободу любить другую! Не то вы говорили раньше! Знайте же: я умру.
Фердинанд. От любви умирают только в романах, а в обыденной жизни человек находит себе утешение.
Гертруда. А разве вы, мужчины, не умираете из-за оскорбленной чести, из-за одного слова или жеста? Так вот, и женщины умирают из-за любви, когда эта любовь — единственное их сокровище, куда они вложили все, когда в этой любви вся их жизнь. И я принадлежу к числу таких женщин. С тех пор, как вы живете здесь, Фердинанд, я с минуты на минуту ждала катастрофы. И поэтому в моих руках всегда было верное средство, чтобы немедленно расстаться с жизнью. Смотрите, как я живу. (Показывает пузырек.)
Фердинанд. Ну, вот и слезы!
Гертруда. Я не хотела слез, они душат меня. Вы говорите с тою холодной вежливостью, к какой обычно прибегает мужчина, когда наносит отвергнутой любви последнее оскорбление. У вас нет ко мне ни малейшего сожаления. Вы радовались бы моей смерти, ведь тогда вы были бы свободны. Но ты еще не знаешь меня, Фердинанд. Я напишу письмо генералу, да, я его больше не хочу обманывать, я признаюсь во всем. Я устала от лжи. Я возьму с собою ребенка, приду к тебе, мы уедем вместе. И ты забудешь Полину.
Фердинанд. Если вы это сделаете, я покончу с собой.
Гертруда. И я тоже. Мы соединимся в смерти, но принадлежать ей ты не будешь.
Фердинанд (в сторону). Что за адский характер!
Гертруда. К тому же стена, разделяющая вас с Полиной, быть может, и не рухнет никогда. Как же вы тогда поступите?
Фердинанд. Полина сумеет отстоять свою свободу.
Гертруда. А если отец выдаст ее замуж?
Фердинанд. Тогда я умру.
Гертруда. От любви умирают только в романах, а в обыденной жизни человек находит себе утешение и... исполняет свой долг, не бросая ту, которая отдала ему всю жизнь.
Генерал (за стеной). Гертруда! Гертруда!
Гертруда. Граф!
Генерал входит.
Итак, господин Фердинанд, поскорее кончайте дела и возвращайтесь; я вас жду.
Генерал и Гертруда, потом Полина.
Генерал. Сколь раннее совещание с Фердинандом! О чем же идет речь? О фабрике?
Гертруда. О чем речь? Сейчас я вам все скажу... Вы ведь... совершенно как ваш сын: когда начинаете задавать вопросы, вам обоим приходится давать исчерпывающие ответы. Я подумала, не играет ли Фердинанд известной роли в отказе Полины выйти за Годара.
Генерал. Быть может, ты и права.
Гертруда. Я нарочно вызвала Фердинанда, чтобы выяснить этот вопрос, а вы помешали нашему разговору и как раз в тот момент, когда мне, возможно, удалось бы кое-что узнать.
Полина приоткрывает свою дверь.
Генерал. Но если моя дочь влюблена в Фердинанда...
Полина. Послушаем.
Генерал. То я не понимаю, почему вчера, когда я по-отечески, ласково, расспрашивал ее, — почему она, которой предоставлена полная свобода, скрыла от меня столь естественное чувство?
Гертруда. Очевидно, вы не так взялись за дело или же расспрашивали ее в такой момент, когда она сама еще колебалась. Ведь сердце девушки полно противоречий.
Генерал. Все может быть! Молодой человек, трудолюбивый, вполне порядочный и, по-видимому, из хорошей семьи.
Полина. О! Понимаю! (Прячется.)
Генерал. Он расскажет нам о себе. На сей счет он скрытен, но ты, вероятно, знаешь его семью, — ведь именно ты отыскала это сокровище.
Гертруда. Я предложила его по рекомендации госпожи Морэн.
Генерал. Старушка умерла.
Гертруда (в сторону). Поэтому-то я и назвала именно ее. (Вслух.) Она говорила мне, что у Фердинанда есть мать, к которой он питает самые благоговейные чувства. Она живет в Бретани и происходит из старинного тамошнего рода Шарни.
Генерал. Шарни! Словом, если Полина его любит и если он любит Полину, я, несмотря на все богатства Годара, предпочел бы в зятья его. Фердинанд знаком с делом; на приданое Полины он может купить у меня фабрику, все и устроится к общему удовольствию. Пусть только расскажет нам, откуда он родом, кто он такой, кем был его отец... Да, впрочем, мы повидаемся с его матерью.
Гертруда. С госпожой Шарни?
Генерал. Да, с госпожой Шарни. Ведь она живет, кажется, где-то близ Сен-Мало. Это не бог весть какая даль.
Гертруда. Пустите в ход немного ловкости, немного военной хитрости, будьте поласковее, и вы узнаете, правда ли, что девочка....
Генерал. А что мне сердиться? Да вот, верно, и сама Полина.
Те же и Маргарита; потом Полина.
Генерал. Ах, это вы, Маргарита. Нынешней ночью вы по нерадению чуть было не погубили мою дочь; вы забыли...
Маргарита. Это я-то, барин, погубила мою девочку!
Генерал. Вы забыли вынести жардиньерку с цветами, которые так сильно пахнут. Она чуть не задохнулась...
Маргарита. Да что вы! Я жардиньерку вынесла еще до приезда господина Годара, и графиня, верно, заметила, что, когда мы одевали барышню, в комнате никакой жардиньерки не было.
Гертруда. Вы ошибаетесь, жардиньерка там была.
Маргарита (в сторону). Ишь противная какая! (Вслух.) Да как же: графиня хотела вколоть в волосы барышни живые цветы и спохватилась: «Ах, жардиньерки-то уж нет!..»
Гертруда. Не выдумывайте! Скажите тогда, куда вы ее вынесли?
Маргарита. В сад, вот сюда возле веранды.
Гертруда (генералу). Вы ее видели там ночью?
Генерал. Нет.
Гертруда. Я ночью сама вынесла ее и поставила вот сюда. (Показывает на веранду.)
Маргарита (генералу). Барин, клянусь вам душою...
Гертруда. Не клянитесь. (Зовет.) Полина!
Генерал. Полина!
Полина входит.
Гертруда. Стояла в твоей комнате сегодня ночью жардиньерка?
Полина. Да... Маргарита, милая моя старушка, ты ее, верно, забыла...
Маргарита. Уж лучше скажите, барышня, что ее нарочно кто-то опять внес к вам, чтобы вы заболели.
Гертруда. Что значит «кто-то»?
Генерал. Если ты от старости потеряла память, так по крайней мере не обвиняй других.
Полина (Маргарите). Молчи! (Вслух.) Маргарита, жардиньерка у меня стояла... Ты просто забыла...
