ГАСТОН (растерянно бормочет). У всех у вас доказательства, фотографии, подтверждающие сходство, воспоминания, бесспорные, как преступление… Я выслушиваю вас всех и чувствую, как за моей спиной возникает некий гибрид, содержащий в себе понемножку от каждого из ваших сыновей и ничего, ровно ничего от меня, потому что ваши сыновья ничем на меня не похожи. (Повторяет.) На меня… На меня… Вопреки всем вашим россказням, я существую… Вы только что говорили о том, что моя жизнь — эта блаженная безмятежность, даруемая потерей памяти… Вы просто шутите. Попробуйте-ка сами собрать воедино все добродетели, все пороки и взвалить их себе на спину…
ВАЛЕНТИНА вошла, едва только герцогиня скрылась.
ВАЛЕНТИНА. Твоя судьба будет куда легче, если ты выслушаешь меня. Только одну минуту, Жак. Я предлагаю тебе наследство, правда, несколько обременительное, зато ты с его помощью освободишься от всех прочих, и оно тебе покажется бесконечно легким. Ну что, будешь слушать?
ГАСТОН. Слушаю.
ВАЛЕНТИНА. Я тебя никогда не видела обнаженным, ведь верно? Так вот, я уверена, что у тебя на два сантиметра ниже лопатки есть небольшой шрам, который не обнаружили обследовавшие тебя врачи. Это след от укола шляпной булавки-вспомни дамскую моду пятнадцатого года! — это я сама, своими руками поцарапала тебя булавкой, когда решила, что ты мне изменяешь. (Уходит.)
ГАСТОН с минуту стоит в растерянности, потом начинает медленно снимать пиджак.
Занавес
Сцена представляет собой узкий коридорчик; ШОФЕР и ЛАКЕЙ, подставив стул к окошечку в двери, заглядывают в комнату Гастона.
ЛАКЕЙ. Господи! Штаны скидывает…
ШОФЕР (отталкивая его). Врешь? Видно, малый окончательно рехнулся! Что он делает-то? Блох, что ли, ловит? Постой-постой… На стул влез, глядится в каминное зеркало…
ЛАКЕЙ. Шутишь? Неужто на стул влез?
ШОФЕР. Я же говорю.
ЛАКЕЙ (отталкивает его). Дай посмотреть. Ах ты, черт! Спину разглядывает. Я же говорю, спятил. Так-так. Слезает. Видать, увидел то, что искал… Рубашку надевает. Сел… Ах ты, черт! Ну и ну!
ШОФЕР. А теперь что он делает?
ЛАКЕЙ (оборачивается, он потрясен). Ревет…
Занавес
Комната Жака. Ставни закрыты, золотистый полумрак прорезают полосы света. Утро. ГАСТОН лежит на кровати, он спит. МЕТРДОТЕЛЬ и ЛАКЕЙ вносят в комнату чучела зверушек и наставляют их вокруг постели. ГЕРЦОГИНЯ и г-жа Рено руководят операцией из коридора. Сцена идет на шепоте, все передвигаются на цыпочках.
МЕТРДОТЕЛЬ. Их тоже ставить вокруг постели, ваша светлость?
ГЕРЦОГИНЯ. Да-да, вокруг постели… Чтобы, открыв глаза, он мог увидеть их всех разом.
Г-ЖА РЕНО. Ах, если бы вид этих зверьков вернул ему память!
ГЕРЦОГИНЯ. Это может его потрясти.
Г-ЖА РЕНО. Он так обожал их ловить! Карабкался по деревьям, забирался на головокружительную высоту и мазал клеем ветки.
ГЕРЦОГИНЯ (метрдотелю). Поставьте одного на подушку, ближе, ближе к лицу. На подушку, слышите, на подушку!
МЕТРДОТЕЛЬ. А ваша светлость не боится, что мсье испугается, откроет глаза, а под самым носом у него зверь сидит…
ГЕРЦОГИНЯ. Страх в данном случае целителен, друг мой… Именно целителен. (Г-же Рено.) О, не скрою, я вся горю от нетерпения, мадам! Хорошо, что мне удалось успокоить этих людей вчера вечером, я им сказала, что Юспар и наш малыш Альбер прибудут сегодня рано утром… Но как знать, удастся ли нам избавиться от них благополучно?..
ЛАКЕЙ (входя). Ваша светлость, семейства претендентов прибыли.
ГЕРЦОГИНЯ. Вот видите! Я же им велела в девять часов, а они явились без пяти девять. Этих людей ничем не проймешь.
Г-ЖА РЕНО. Куда вы их провели, Виктор?
ЛАКЕЙ. В большую гостиную, мадам.
ГЕРЦОГИНЯ. Их столько, сколько вчера? Чисто мужицкая затея являться всем миром, чтобы защищать свои права!
ЛАКЕЙ. Их стало больше, ваша светлость.
ГЕРЦОГИНЯ. Больше? То есть?
ЛАКЕЙ. Еще трое прибавилось, но они вместе, ваша светлость. Приличный с виду господин, мальчик и гувернантка.
ГЕРЦОГИНЯ. Гувернантка? Какая гувернантка?
ЛАКЕЙ. Англичанка, ваша светлость.
ГЕРЦОГИНЯ. Ах, это же Мэденсэли!.. Очаровательные, по-моему, люди. Английская линия, которая тоже требует Гастона… Как трогательно явиться из такой дали, чтобы найти своего близкого! Как по-вашему? Попросите, милый, этих людей подождать немного.
Г-ЖА РЕНО. Но эти люди, надеюсь, не отберут у нас Жака, выслушают его хотя бы?
ГЕРЦОГИНЯ. Не тревожьтесь. Эксперимент начался с вас, придется им, хотят они того или нет, подождать, пока мы не проведем его по всем правилам. Наш малыш Альбер обещал мне не уступать в этом вопросе. Но, с другой стороны, приходится вести себя дипломатично, чтобы избежать скандала, Г-жа Рено. По-моему, вы слегка преувеличиваете опасности этого скандала, мадам.
ГЕРЦОГИНЯ. Ошибаетесь, мадам! Я-то знаю, что левая пресса травит нашего малыша Альбера: у меня там есть свои соглядатаи. Они набросятся на клевету, как псы на падаль. Вы знаете, при всем своем желании, чтобы Гастон оказался членом вашей чудесной семьи, я все-таки не могу допустить скандала. Вы мать, а я прежде всего тетка. (Пожимает г-же Рено руку.) Но поверьте, и у меня тоже разрывается сердце от всего этого мучительного и прискорбного эксперимента.
Мимо проходит лакей, неся чучела белок.
(Провожает, его взглядом.) Какая прелесть эти беличьи шкурки! Как это вы не надумали сделать из них себе манто?
Г-ЖА РЕНО (растерянно). Не знаю…
ЛАКЕЙ. Слишком они маленькие.
МЕТРДОТЕЛЬ (подглядывает в двери спальни). Тише, мсье Гастон просыпается.
ГЕРЦОГИНЯ. Главное, не надо, чтобы он нас видел. (Метрдотелю.) Откройте ставни.
Обе скрываются. Комнату заливает яркий свет.
ГАСТОН (открывает глаза и видит что-то странное прямо у себя перед носом. Отшатывается, садится в постели). Что это такое? (Тут только замечает, что окружен чучелами ласок, хорьков, белок. Кричит, широко открыв от страха глаза.) Но что означают все эти зверьки? Чего им нужно от меня?
МЕТРДОТЕЛЬ (выступает вперед). Это чучела, мсье. Это зверьки, которых мсье любил убивать. Мсье не узнает их?
ГАСТОН (хрипло кричит). Я никогда не убивал зверей! (Встает.)
ЛАКЕЙ подает ему халат, и оба направляются в ванную.
(Тут же возвращается и подходит к зверькам.) А как он их ловил?
МЕТРДОТЕЛЬ. Может, мсье вспомнит, как долго он выбирал стальные капканы в каталоге «Оружейная и мотоциклетная промышленность Сент-Этъена»?.. Но чаще мсье предпочитал пользоваться клеем.
ГАСТОН. Значит, поутру, когда он их находил, они не были еще мертвые?
МЕТРДОТЕЛЬ. Вообще-то нет, мсье. Мсье приканчивал их своим охотничьим ножом. Мсье действовал им очень ловко.
ГАСТОН (помолчав). Что можно сделать для мертвых зверьков? (Робко протягивает к ним руку, но не осмеливается их погладить; задумывается.) Ну хорошо, я поглажу эти высохшие, хрупкие шкурки, разве им будет легче? Каждый день я буду бросать орехи и хлеб живым белкам… Где бы мне ни принадлежал клочок земли, я строго-настрого запрещу причинять хоть малейший вред ласкам… Но разве это искупит целые ночи мучений и страха, когда они не понимали, что с ними стряслось, почему их лапку намертво обхватили стальные челюсти?
МЕТРДОТЕЛЬ. Пусть мсье не расстраивается по этому поводу. Подумаешь, велика важность — зверье!.. И потом, ведь это прошло.
ГАСТОН (повторяет). Да, прошло. И даже если сейчас я был бы наделен властью и мог раз и навсегда сделать счастливыми всех лесных зверушек… Вы правильно сказали: это прошло. (Идет к ванной комнате.) А почему у меня другой халат, а не тот, что вчера вечером?
МЕТРДОТЕЛЬ. Этот халат тоже принадлежит мсье. Мадам велела все время их менять, может, мсье признает хоть один.
ГАСТОН. А что тут такое в кармане? Тоже из области воспоминаний, как и вчера?..
МЕТРДОТЕЛЬ. Нет, мсье, на сей раз это нафталин в шариках.
