ГАСТОН. Чудесно. А какой он, дядя Джоб?
МАЛЬЧИК (глаза его просветлели). Скорее, пожалуй, кругленький, а волосы седые…
ГАСТОН. Нет, я не то имел в виду. Впрочем, боюсь, что этих сведений вы мне дать не можете. Где он сейчас?
МАЛЬЧИК. Курит трубку в саду. Он не захотел сидеть с другими в гостиной.
ГАСТОН. Хорошо. Можете свести меня к нему?
МАЛЬЧИК. Конечно.
ГАСТОН звонит. Входит лакей.
ГАСТОН. Передайте, пожалуйста, герцогине Дюпон-Дюфор, что я хочу сделать ей одно важнейшее сообщение, вы поняли? Сделать важнейшее сообщение. Пусть она соблаговолит прийти сюда.
ЛАКЕЙ. Важнейшее сообщение. Мсье может положиться на меня. (Уходит, повторяя взволнованно про себя.) Важнейшее.
ГАСТОН (ведет мальчика к противоположной двери). Пройдем здесь. (На пороге останавливается.) Скажите, а вы уверены, что все ваши родные умерли?
МАЛЬЧИК. Все. Даже ближайшие друзья, потому что всех-всех пригласили поехать.
ГАСТОН. Превосходно! (Пропускает его вперед и уходит.)
Снова слышна насмешливая мелодия. Сцена некоторое время остается пустой, затем входит герцогиня в сопровождении лакея.
ГЕРЦОГИНЯ. Как, он хочет меня видеть? Но ведь он же знает, что я сама его жду вот уже четверть часа. Он вам сказал: сообщение?..
ЛАКЕЙ. Важнейшее…
ГЕРЦОГИНЯ (видя, что комната пуста). А где же он?
В комнату торжественно входит ГАСТОН вместе с дядей Джобом и мальчиком.
В оркестре тремоло или что-то в этом роде.
ГАСТОН. Разрешите, герцогиня, представить вам мэтра Пиквика, поверенного семьи Мэденсэлей, а вот и единственный представитель этой семьи. Мэтр Пиквик только что сообщил мне потрясающую вещь: он уверяет, что у племянника его клиента на два сантиметра ниже левой лопатки был легкий шрам, никем до сих пор не обнаруженный. Узнал же он о существовании этого шрама из письма, случайно попавшегося в книге.
ПИКВИК. Письмо это, мадам, я предоставлю в распоряжение администрации приюта сразу же после своего возвращения в Англию.
ГЕРЦОГИНЯ. Но вы сами-то, Гастон, раньше не видели этого шрама? Никто никогда не видел?
ГАСТОН. Никто.
ПИКВИК. Но он такой крошечный, мадам, и не удивительно, что его никто не заметил.
ГАСТОН (снимая пиджак). Проведем эксперимент — нет ничего проще. Желаете посмотреть? (Снимает рубашку.)
ГЕРЦОГИНЯ подносит к глазам лорнетку, мистер Пиквик надевает огромные очки. Повернувшись к ним спиной, ГАСТОН слегка наклоняется к мальчику.
МАЛЬЧИК. А шрам-то хоть у вас есть? Я буду ужасно, ужасно огорчен, если это будете не вы…
ГАСТОН. Не бойтесь… Это я… Значит, верно, что вы совсем не помните никого из своих родных?.. Даже лица? Даже какой-нибудь самой пустяковой истории?
МАЛЬЧИК. Нет, не помню. Но если вам это неприятно, я постараюсь что-нибудь вспомнить.
ГАСТОН. Да нет, не надо, не старайтесь.
ГЕРЦОГИНЯ (разглядывая спину, вдруг вскрикивает). Вот он! Вот он! О господи, вот он!
ПИКВИК (тоже ищет). Верно, вот он!
ГЕРЦОГИНЯ. Поцелуйте меня, Гастон… Вы обязательно должны меня поцеловать — это же такое необыкновенное приключение!..
ПИКВИК (серьезно). И такое неожиданное…
ГЕРЦОГИНЯ (падает на стул). Это просто страшно, ох, сейчас я лишусь сознания!
ГАСТОН (подымая ее со стула, улыбается). Не верю.
ГЕРЦОГИНЯ. Да я и сама не верю! Пойду позвоню в Пон-о-Брон. Но скажите вот что, мсье Мэденсэл, мне это очень хотелось бы знать: когда наш малыш Альбер делал вам последний укол, у вас в бреду вырвалось слово: «Сопляк». Связываете ли вы теперь это слово с вашей прежней жизнью?
ГАСТОН. Тсс! Не говорите никому об этом слове. Ведь это я его так называл.
ГЕРЦОГИНЯ (в ужасе). О боже, нашего малыша Альбера! (После мгновенного колебания, спохватывается.) Ну, ничего, ничего, я вас прощаю… (Поворачивается к ПИКВИКУ, жеманно.) Теперь я понимаю — это чисто английский юмор.
ПИКВИК. Он самый!
ГЕРЦОГИНЯ (вдруг спохватывается). Но какой это ужасный удар для Рено! Как им объявить эту весть?
ГАСТОН (беспечно). Поручаю это вам! Через пять минут я ухожу из дому, не повидавшись с ними.
ГЕРЦОГИНЯ. И вы даже не хотите им ничего передать?
ГАСТОН. Нет. Не хочу. Впрочем… (Колеблется.) Скажите Жоржу Рено, что легкая тень его брата, наверное, спит где-нибудь в солдатской могиле в Германии. Что он всегда был лишь ребенком, которого, пожурив, тотчас прощают, которого отныне можно безбоязненно любить, не опасаясь прочесть на лице взрослого человека ничего дурного. Вот и все. А теперь… (Широко распахивает двери, любезно указывая всем дорогу. МАЛЬЧИКА привлекает к себе.) А теперь оставьте меня одного с моей семьей. Нам надо еще сличить наши воспоминания…
Торжественно звучит музыка. ГЕРЦОГИНЯ уходит вместе с Пиквиком.
3анавес
Герой одноименной басни Лафонтена; воплощение внешней грубости и резкой прямоты.
