Иван. Напрасно, сударь, хотите меня уверить в том. Ваш расстроенный вид, бродящие глаза, дрожащий голос показывают совсем противное.
Владимир (вынимает кошелек. Про себя). Я слышал, что деньги делают из людей – всё! (Громко) Возьми – и ступай отсюда: здесь тридцать червонцев.
Иван. За тридцать серебреников продал Иуда нашего спасителя; а это еще золото. Нет, барин, я не такой человек; хотя я раб, а не решусь от вас взять денег за такую услугу.
Владимир (бросает кошелек в окно, которое разбивается. Стекла звенят, и кошелек упадает на улицу). Так пусть кто-нибудь подымет.
Иван. Что это, сударь, с вами делается! Утешьтесь – не всё горе…
Владимир. Однако ж…
Иван. Бог пошлет вам счастье, хотя б за то только, что меня облагодетельствовали. Никогда я, видит бог, от вас сердитого слова не слыхал.
Владимир. Точно?
Иван. Я всегда велю жене и детям за вас богу молиться.
Владимир (рассеянно). Так у тебя есть жена и дети?
Иван. Да еще какие. Будто с неба… добрая жена… а малютки! сердце радуется, глядя на них.
Владимир. Если я тебе сделал добро, исполни мою единственную просьбу.
Иван. И телом, и душой готов, батюшка, на вашу службу…
Владимир (берет его за руку.) У тебя есть дети… не проклинай их никогда! (Отходит в сторону к окну; Иван глядит на него с сожаленьем.) А он, он, мой отец, меня проклял, и в такой миг, когда я бы мог умереть от слов его! Но я сделал должное: она меня оправдает перед лицом всевышнего! Теперь испытаю последнее на земле: женскую любовь! Боже, как мало ты мне оставил! Последняя нить, привязывающая меня к жизни, оборвется, и я буду с тобой; ты сотворил мое сердце для себя, проклятие человека не имеет влияния на гнев твой. Ты милосерд – иначе я бы не мог родиться! (Смотрит в окно.) Как эта луна, эти звезды стараются меня уверить, что жизнь ничего не значит! Где мои исполинские замыслы? К чему служила эта жажда к великому? всё прошло! я это вижу. Так точно вечернее облако, покуда солнце не коснулось до небосклона, принимает вид небесного города, блестит золотыми краями и обещает чудеса воображению, но солнце закатилось, дунул ветер – и облако растянулось, померкло, – и, наконец, упадает росою на землю!
Февраля… Вечер.
(Комната у Загорскиных. Дверь отворена в другую, где много гостей. Анна Николавна и к<няжна> Софья входят.)
Кн<яжна> Софья. Тетушка! мы с Наташей сейчас приехали из рядов и купили всё, что надобно: не знаю, понравится ли вам; по мне хорошо! только блонды дорого.
Анна Ник<олавна>. Теперь некогда, Сонюшка: после посмотрю! (Входит гость.) Ах! здравствуйте, Сергей Сергеич! как ваше здоровье! я вас совсем не ожидала: вы такие стали спесивые и знать нас не хотите…
Гость 1. Помилуйте! Я узнал, что Наталья Федоровна ваша помолвлена, и приехал поздравить и пожелать ей всякого счастья!
Анна Ник<олавна>. Покорно вас благодарю! дай-то бог! человек, кажется, хороший!
Гость 1. И, я слышал, с прекрасным состоянием.
Анна Ник<олавна>. Как же-с! Да вы, я думаю, знаете г-на Белинского?
Гость 1. Видал-с. Прелестнейший молодой человек!
Анна Ник<олавна>. Милости просим в гостиную, Сергей Сергеич!
(Уходят оба в гостиную.)
Кн<яжна> Софья. Всё идет по-моему. Отчего же я беспокоюсь? Разве у меня два сердца, что одна и та же вещь меня радует и огорчает? Как согласить внутреннее самодовольствие с исполнением желаний? Нет, главная моя цель еще далеко. Я желала бы знать, как всё это подействует на Владимира. Боже! как мне душно в этой толпе людей, которые с таким жаром рассуждают о пустяках и не замечают, что каждая минута отнимает у меня по надежде и приносит мне какое-нибудь новое мученье! Где несчастливцы? на всех лицах я встречаю только улыбки! одна я страдаю, одна я плачу, одна утираю слезы… если б он их увидал, то стал бы меня любить. Он бы не устоял! невозможно, невозможно ему быть совершенно равнодушну!..
Наташа (вбегает; весело). Ха! ха! ха! ха! ха! ma cousine,[8] послушай: если б ты была там, то насмеялась бы досыта. Ха! ха! ха! Боже мой! ах! я удерживалась до тех пор, что чуть-чуть не захохотала ему в глаза.
Кн<яжна> Софья. Кому?
Наташа. Насилу я вырвалась. Сергей Сергеич подошел меня поздравлять, смешался, заикнулся, забормотал… я ничего не поняла, он сам, я думаю, не знал, что говорил, умора! Так мы остались друг против друга… ха! ха! ха!
К<няжна> Софья. Как ты весела! Где Белинской?
Белинской (входит). Слава богу! я опять с вами! Меня осадил весь очаковский век. Добрые люди, только нестерпимо скучны. Они всё толкуют о прошедшем, а я в настоящем так счастлив!
К<няжна> Софья. Это видно по вашему лицу.
Наташа. Mon cher ami![9] оставим ее: она не в духе. Сядем, поговорим.
(Садятся.)
Белинской (целует у нее руку). Теперь я имею право вызывать завистников.
К<няжна> Софья (про себя). Этот человек думает, говорит о счастье, отняв последнее у своего друга… отчего же я, хотя менее виновна, должна чувствовать раскаянье? О как бы я заменила Владимиру эту потерю, если б… если б только…
(Гость, молодой человек, выходит из гостиной, кланяется Софье и приближается к ней.)
Гость. Здорова ли княгиня, ваша матушка?
К<няжна> Софья. Нет. Она очень больна.
Гость. Вы, верно, знаете Владимира Арбенина.
К<няжна> Софья. Он к нам ездит.
Гость. Вы не приметили: сумасшедший он?
К<няжна> Софья. Я всегда замечала, что он очень умен. Не могу догадаться, к чему такие вопросы?
Гость. Нет, я в самом деле не шучу. Несколько дней тому назад я был у его отца; вдруг дверь с шумом отворяется, и вбегает Владимир. Я испугался. Лицо его было бледно, глаза мутны, волосы в беспорядке; я не знаю, на кого он был похож. Отец его остолбенел, но ни слова не мог выговорить. «Убийца!», воскликнул Владимир, «ты мне не верил, поди же, поцелуй ее мертвую руку!» – и с вынужденным хохотом упал без чувств на землю. Слуги вбежали, его подняли. Отец не говорил ни слова, но дрожал, хотя показывал или старался показывать, что не был встревожен… я поскорее взял шляпу и ушел; потом я узнал, что Павел Григорич его ужасно бранил и даже проклял, говорят, но я не верю…
К<няжна> Софья (в сильном волнении). Проклял, говорите вы… он упал… но ему ничего не сделалось? Вы не знаете, что значили слова его? Нет! это не сумасшествие… что-нибудь ужасное с ним случилось…
Гость (с улыбкой). Я не ожидал, чтобы вы приняли такое большое участие…
К<няжна> Софья. В самом деле? (С досадой в сторону) Боже! нельзя показать сожаленья!
Гость. Наконец я узнал, что в этот самый день умерла у Владимира мать, которая с отцом была в разводе, но такое бешенство, такие угрозы показывают совершенное сумасшествие!.. Это в самом деле очень жалко: он имел способности, ум, познания…
К<няжна> Софья. По словам, которые вы мне повторили, отец его был виноват в чем-нибудь… он не заметил вас, и если только в этом состоит сумасшествие…
Гость. О нет, совсем нет! я не хотел этого сказать. Но вы сами судите… мне стало жалко его; вот для чего я спросил…
К<няжна> Софья. Вы видите, что я не могу вам дать положительного ответа.
Гость (помолчав). Вы поедете завтра в концерт, княжна? Славная музыканьша будет на арфе играть… вы не слыхали еще? Она из Парижа… это очень любопытно! Если угодно, я билет…
К<няжна> Софья. Я не любопытна, я не имею этого порока.
Гость. Извините. Я желал вам услужить…
К<няжна> Софья. Вы очень милостивы!
Гость (раскланиваясь). Прошу вас поверить, что если я что-нибудь неприятное сказал вам, то мое намерение было совсем не таково… (Уходит.)
К<няжна> Софья (одна). Чуть-чуть он не сказал, что хотел меня обрадовать этими новостями! Прийти нарочно, простоять четверть часа здесь для того только, чтобы сказать зло про одного человека и опечалить другого! (Молчание.) Что ждет меня? Ужасно темнеет предо мной будущность, как бездна, которая хочет поглотить всё, что во мне радуется жизнию! Владимир потерял мать, любовь отца и должен лишиться Наташи… Но первые два несчастья помогут ему перенести последнее с твердостию; несколько печалей не так опасны, как одна глубокая, к которой прикованы все думы, которая отравляет все чувства одинаковым ядом. Да, он мужчина, он крепок духом! а там… там… я могу еще надеяться; я примечала несколько раз, что глаза его пылали, когда он со мной говорил: может быть…
