Секулич. Да, да, давай передвинем! Хорошо, что вспомнил. А ну, давай!
Все трое берутся за шкаф и передвигают его к другой стене.
Видишь это? (Показывает на замочную скважину.) Теперь можно и послушать и посмотреть.
M ладен уходит.
Ну, пожалуй, и мне пора по делам. А это… и тебе, Еврем, не мешало бы прогуляться. Походи по кофейням, поболтай с одним, с другим, пообещай одному одно, другому другое; здоровайся со всеми, и с теми, с кем знаком, и с теми, с кем не знаком. Знаешь, как бывает накануне выборов – все люди братья. Одному кофе закажи, другому ракии;[7] одному пообещай устроить на государственную службу, другому – выговор снять, третьему – ссуду получить из окружной страховой кассы, четвертому – родственника из тюрьмы вызволить. Обещай! Ведь обещания ничего не стоят.
Еврем. Да, да, я и сам так подумал.
Секулич. Вот и хорошо, с богом, да и за дело! (Идет к двери.) Да, господи, чуть было не забыл. (Возвращается.) А то ведь я опять забуду. (Достает из кармана пятъ-шестъ незаполненных бланков векселей, перелистывает, читая обозначенные на них суммы.) Сто, двести, триста, четыреста… Давай вот этот на пятьсот. На-ка, господин Прокич, подпиши!
Еврем (удивленно). Чего подписать?
Секулич. Да вот, вексель, на пятьсот динаров. Не скажешь, что это тысяча, всего пятьсот… Видишь, и буквами написано: «Пятьсот».
Еврем. Э… нет… это я подписывать не буду!
Секулич. То есть как не будешь?
Еврем. Так. Не буду и все! Почему это я должен подписывать?
Секулич. Как почему? Хочешь ты быть депутатом или нет?
Еврем. Хочу-то хочу, но зачем же мне подписывать?
Секулич. А как ты думал? Что ж, по-твоему, так – плюнул и прилепил? А бумага? А клей? И потом – как ты думаешь? – хочет народ что-нибудь выпить или нет? А? Так-то, брат; а если б все было бесплатно, я сам давно уже был бы депутатом, и уж ни за что не пустил бы тебя. Пиши, пиши… вот здесь! (Кладет вексель на стол и показывает Еврему, где нужно подписать.)
Еврем (нерешительно). Не понимаю, какое это имеет отношение к мандату?…
Секулич. Э, брат, мандат не головой добывают, а кошельком и ногами. У тебя деньги, у меня бумага, а у народа мандат…
Еврем (понял, но все еще не соглашается). Я понимаю, но… (Вскинулся.) А все-таки я не подпишу!
Секулич (берет вексель). Можешь не подписывав. (Кладет вексель в карман.) Мне мандат не нужен. А раз он и тебе не нужен, ты так бы и сказал. Вон Йовица с утра до вечера пристает, проходу не дает, все уверяет, что будет хорошим депутатом.
Еврем (испуганно). Это он сам тебе говорил, да?
Секулич. Говорил, а как же, еще неделю назад говорил.
Еврем. Вот и верь людям! Значит, как от меня ушел, так сразу к тебе направился.
Секулич. Не знаю, откуда он пришел, только человек умоляет и клянется. Ну, я пошел. Будь здоров, Еврем!
Еврем. Постой, куда же ты?
Секулич. Пойду по своим делам! (Направляется к двери.)
Еврем. Постой… постой, давай поговорим по-человечески!
Секулич. Да о чем же нам говорить?
Еврем. Ну хорошо, скажи, разве может бумага и ведро клея стоить пятьсот динаров? Ведь дешевле же…
Секулич. Вот давно бы так! Порядочные люди всегда сумеют договориться. Раз уж ты так настаиваешь, пусть будет дешевле. Для меня главное – договориться; сумма – дело второстепенное… Ну, скажем, вот тебе всего на четыреста динаров.
Еврем (чешет за ухом). Много, брат!
Секулич. Ну ладно, ладно, вот на триста. А если потом еще потребуется, ты, слава богу, здесь!
Еврем (все еще колеблется). Знаешь, я думаю…
Секулич (сует ему ручку в руку). Нечего тебе думать. Пусть там в Белграде, те, кому ты нужен, думают. Они заплатят, если ты не будешь. Давай, давай!..
Еврем (с неохотой подписывает). О, брат ты мой!..
Секулич (прячет вексель в карман). Э, так, видишь, теперь можно и по делам пойти! Будь здоров! (Уходит.)
VI
Еврем, Спира, Спириница, Павка.
Еврем растерянно смотрит по сторонам, все еще держа в руке ручку; поднимает брови, думает, выражая неудовольствие.
Спириница выходит из другой комнаты, за ней Спира и Павка, провожающая их.
Спириница. Смотрите, и Еврем здесь! Вот и хорошо, заодно и с ним поговорим…
Спира. Сейчас не время. В другой раз как-нибудь.
Спириница. Да дашь ли ты мне когда-нибудь хоть слово сказать!
Спира. Ну говори, говори, только во время надо говорить!
Спириница. А тебе всегда не во-время.
Спира. Конечно, не во-время!
Спириница. И что ты за человек! Сегодня тебе не во-время, завтра – не во-время. Да если б ты был другим человеком, все было бы иначе. Да где тебе! Ты вот во всем такой.
Еврем. Хватит вам. Что вы мне хотите сказать?
Спириница. Видишь ли, зятюшка, мы со Спи-рой решили…
Спира. Вот опять! «Мы решили…»
Спириница. Не перебивай ты меня, ради бога!
Павка. Да оставь ты в покое жену, пусть скажет, что хочет!
Спира. Ну давай, говори, говори!..
Спириница. Решили мы co Спирой так: ты будешь депутатом, а Спира – председателем общины…
Еврем. Да… это можно…
Спира. Вот именно, можно… но только когда время придет.
Спириница. Да не мешай ты ему, дай человеку сказать.
Спира. Да он это и хотел сказать.
Еврем. Да, да, когда придет время. А сейчас об этом еще рано разговаривать.
Спириница. Это так. Но мы говорим, чтоб ты знал, что мы решили! (Подходит к Павке и начинает с ней шептаться.)
Спира (Еврему). Ну, как твои дела?
Еврем. Да как тебе сказать… идут… Только вот стоят дорого!
Спира. Ничего, окупятся.
Спириница. Так пойдем, что ли?
Спира. Идем, идем! До свидания!
Павка. Заходите к нам! (Провожает их и возвращается.)
VII
Павка, Еврем.
Павка. Не хотела я при них говорить, но эти твои выборы вот здесь у меня сидят.
Еврем. Да почему, Павка?
Павка. Как почему? Да разве ты не видишь, что все вверх дном перевернулось? Не хватает еще только того, чтоб наш дом превратился в кофейню и чтоб в нем ни о чем другом, кроме выборов, не говорили… Да еще эта оппозиция в доме.
Еврем. Какая оппозиция? Ивкович?
Павка. Да что он, ты послушай ее!
Еврем. Кого это ее?
Павка. Да свою дочь. Послушал бы ты, как она со мной разговаривает, совсем от рук отбилась. Нос задрала, будто уж совсем в его партии.
Еврем. Видишь ли, Павка, это ты записала ее в его партию, а не я. А теперь вот сама терпи. Но я не это хотел сказать. Понимаешь, в чем дело… Во всяком конституционном государстве существует такой порядок, чтоб кандидаты накануне выборов ругались. Так вот, может, например, появиться плакат, в котором обо мне будет сказано бог весть что, или, скажем, может выйти плакат, в котором будет сказано что-нибудь плохое про зятя. Такой уж порядок, иначе как же агитировать, если не говорить ничего плохого о противнике. В общем… я хотел тебе сказать, чтоб ты это не принимала близко к сердцу, да и Данице объясни… такое уж дело… избирательная кампания.
Павка. Вот видишь… а скажи на милость, что же они про тебя могут придумать?
Еврем. Да ведь придумать можно про кого угодно, было бы желание. Ну, скажут, например, что я… что я… (Думает.) Скажут, например, что я соблазнил чужую жену.
Павка (вздрогнула). Еврем, креста на тебе нет! Что это тебе вдруг взбрело в голову? Да разве ты можешь, в твои-то годы соблазнить чужую жену?
Еврем. Знаю, что не могу, но ведь можно придумать!
Павка. Уж если им непременно нужно что-то про тебя придумать, пусть придумают другое. А этого я и слушать не хочу! Вы посмотрите на него! Мало того, что он лавку забросил, дом забросил, он теперь еще и жену хочет забросить!
Еврем. Да нет же, нет! Это я только к примеру.
Павка. Не хочу даже и к примеру! Такие вещи не могут с тобой случаться даже и к примеру. Понимаешь?
Еврем. Ну, допустим, это про меня. Ладно. А что, если выйдут плакаты, в которых написано, будто Ивкович соблазнял чужую жену?
Павка. Этого еще недоставало! И так у меня это сватовство вот где сидит.
Еврем. Да не нужно все это принимать близко к сердцу. Это же политика.
Павка. Да какая же это политика, если человек соблазняет чужую жену?
Еврем. Не понимаешь ты! Иди-ка лучше к дочери и вдолби ей в голову, что, пока она не обвенчана, она должна быть в моей партии. А потом пусть как знает…
Павка (уходя). Нет уж, ты ей об этом сам скажи, меня она и слушать не хочет! (Уходит.)
VIII
Еврем, Ивкович.
Еврем достает из кармана газеты, разворачивает их и садится читать.
Ивкович. Добрый день!
Еврем. Ах, это ты…
Ивкович. Обещал зайти перед обедом, но собрание отложили, так я поспешил.
Еврем. Пока молодой, можно и поспешить. А в агитации ты тоже так точен?
