Герострат. Это большая честь.
Тиссаферн. Конечно! Я и придворным своим не часто оказываю такую милость…
Герострат. Ценю, повелитель, ценю твою доброту.
Тиссаферн. Ну хорошо. Перейдем к делу. Весь город болтает о том, что ты влюблен в Клементину…
Герострат (поспешно). Не верь, повелитель!
Тиссаферн. Я не тороплю тебя с ответом. Речь идет о моей жене, но это вовсе не значит, что ты должен бояться сказать правду…
Герострат. Я говорю тебе правду, Тиссаферн! Я никогда не испытывал к Клементине ничего похожего на любовь.
Тиссаферн (чуть обиженно). Как же так? Все говорят…
Герострат. Мало ли чего болтают, повелитель! Людям скучно без сплетен…
Тиссаферн. В этом нет ничего удивительного… Клементина молода, умна, первая красавица в городе… В кого же влюбляться, как не в нее?
Герострат. Согласен с тобой, повелитель, но меня ее чары обошли стороной. Сам не знаю почему. Должно быть, я слишком груб для подлинного чувства…
Тиссаферн (начинает нервничать). Странно, странно… Я был уверен, что ты сжег храм из-за безответной любви, так сказать, в благородном помешательстве…
Герострат. Нет, Тиссаферн, ничего подобного! Я лишь собирался обессмертить свое имя. Глупое тщеславие, не больше…
Тиссаферн (задумавшись). Жаль…
Герострат. Увы…
Тиссаферн. Печально…
Герострат. К сожалению…
Тиссаферн (со вздохом). Нет так нет! Значит, это действительно только сплетня?
Герострат. Конечно, повелитель. И я даже знаю, из-за чего она появилась… Дело в том, что Клементина влюблена в меня…
Возникла пауза. Человек театра от изумления раскрыл рот и пробормотал что-то вроде: «Ну, знаете ли, это уже черт-те что!»
Тиссаферн (Герострату). Как ты сказал? Повтори!
Герострат. Я сказал, что Клементина влюбилась в меня.
Тиссаферн. Ложь.
Герострат. Смею ли я лгать повелителю? Это так, Тиссаферн.
Тиссаферн. Какие у тебя доказательства?
Герострат. Какие доказательства могут быть у любви, кроме того, что она была?
Тиссаферн. Ты хочешь сказать, что Клементина приходила к тебе сюда?
Герострат. Ну не я же ходил к ней во дворец…
Тиссаферн (в бешенстве). Замолчи!.. Отвечай прямо на вопрос.
Герострат. Я отвечаю, повелитель… Пришла Клементина, сказала о своих чувствах, бросилась мне на шею…
Тиссаферн. Замолчи!
Герострат. Я не могу отвечать на вопросы молча, Тиссаферн… Если тебе неприятно это слушать, зачем ты спрашиваешь меня?.. Странно! Я был уверен, что ты все знаешь.
Тиссаферн. Откуда я мог это знать, идиот?!
Герострат. Но тогда зачем ты убил тюремщика?
Снова возникает пауза, и снова Человек театра изумленно бормочет что-то…
Тиссаферн (тихо). Откуда тебе известно?
Герострат. Я догадался. Когда мне сказали, что тюремщик убит, я прикинул, кому он мог мешать.
Тиссаферн. У тебя неплохо скроены мозги, Герострат. Да, это я приказал убить его… Я не хотел иметь свидетелей семейного позора. Но я не думал, что дело зашло так далеко…
Герострат. Ты правильно сделал, что убрал его.
Тиссаферн. Остался ты.
Герострат. Я не свидетель, я – соучастник.
Тиссаферн. Все равно тебе придется исчезнуть. Ты умрешь сегодня же!
Герострат. Погоди, Тиссаферн! Не спеши. Меня убить легче, чем тюремщика, но после смерти он молчит, а я заговорю… Любовное свидание с твоей женой уже описано в новом папирусе, и свиток спрятан в надежном месте, у друзей. Если я погибну, эфесцы завтра же прочтут о том, как Клементина ласкала Герострата…
Тиссаферн. Кто поверит твоим запискам? Мало ли что мог выдумать сумасшедший!
Герострат. Там есть такие пикантные подробности, которые не оставляют сомнений в правдивости автора… Родинка на левой груди, маленький шрам на правом бедре… Это нельзя придумать – это можно только увидеть…
Тиссаферн (подавлен). Да, ты не лжешь…
Герострат. Я порядочный человек, Тиссаферн. Не в моем характере хвастаться победами над женщинами. Что было, то было.
Тиссаферн. Ну что ж, значит, и ей придется умереть!
Герострат. Не слишком ли много смертей, повелитель? И чего ты добьешься? Сочувствия? Никогда! Обманутым мужьям не сочувствуют – над ними смеются. Рогоносец – повелитель Эфеса! Это не понравится ни эфесцам, ни самому персидскому царю. Подумай о своем авторитете, Тиссаферн!
Тиссаферн задумывается, подходит к ложу, садится, начинает молча есть похлебку.
Тиссаферн (продолжая думать о чем-то). Какой бурдой тебя здесь кормят!
Герострат. Это проделки Клеона. Раньше кормили лучше.
Тиссаферн. Когда я волнуюсь, я должен что-то съесть.
Герострат (гостеприимно). О чем разговор? Не стесняйся, ешь на здоровье.
Тиссаферн (отодвигает миску). Ну, что же ты мне советуешь делать?
Герострат. Ты нуждаешься в моем совете, повелитель?
Тиссаферн. Конечно. Раз ты так хорошо придумал всю эту аферу, значит, уже придумал и ее развязку. Слушаю тебя, Герострат.
Герострат. Я слишком маленький человек.
Тиссаферн (недовольно). Хватит ломаться! Будь ты Тиссаферном, что бы ты сделал?
Герострат. О, будь я Тиссаферном, я поступил бы хитро: я не стал бы казнить Герострата, но я бы его и не помиловал, я бы дал ему свободу, но такую, чтобы он зависел от меня!
Тиссаферн. Туманно. Слишком туманно. И потом, не я собирался казнить тебя, а твои сограждане. Сегодня-завтра вернется посланник из Дельф и сообщит волю богов. Уверен, что боги хотят твоей смерти.
Герострат (встал, прошелся по камере). Послушай, Тиссаферн, хочешь, я расскажу тебе о том, как перестал верить в силу богов?.. Не пугайся, ничего кощунственного в моем рассказе не будет. Так вот, случилось это два года назад. Дела мои тогда шли плохо, я был разорен, но не терял надежды. Я мечтал о том, что добуду много денег – и сразу! Так мечтают только азартные игроки, а я всегда был им… Решил сорвать крупный куш на петушиных боях. Занял у ростовщика пятьсот драхм и купил родосского бойцового петуха. Это был чудо-петух! Рыжий, с орлиным клювом и шпорами, которым мог позавидовать любой твой всадник. Целый месяц я готовил своего петуха к победным боям, тренировал и кормил чесноком. Наконец, когда увидел, что мой петух стал злым и могучим, как какой-нибудь скиф, я пошел на рынок к богачу Феодору, который держит в Эфесе лучших петухов, и ударился с ним об заклад, что мой рыжий победит любого его питомца. Он согласился и выставил против моего бойца черного петуха. А заклад мы поставили тысячу драхм, я их тоже занял у ростовщика, потому что твердо верил в победу своего рыжего… На этот бой собрался весь рынок. Мой рыжий был вдвое больше, чем его черный противник, и, когда Феодор это увидел, он побледнел и сказал: «Твой петух, Герострат, на вид значительно сильнее моего. Но позволь мне просить богов покровительствовать моему черному малышу?» Я засмеялся и сказал: «Проси. Это ему не поможет!..» Начался бой! Рыжий наскочил на черного так, что полетели перья… Они дрались минут пять, и черный стал сдавать, и я видел, что моему рыжему осталось немного – и он раздерет своего противника на части. Но тут Феодор оттащил своего петуха и сказал: «Позволь, Герострат, мне еще раз просить богов о покровительстве моему черненькому?» – «Валяй!» – сказал я. Мы вытерли нашим бойцам раны. Феодор пошептал что-то над своим черным и снова бросил его в бой. И что ты думаешь, Тиссаферн? Этот черный начал драться так, будто в него влили свежие силы, словно мой рыжий и не молотил его до этого своим клювом. Но рыжий мой не собирался сдаваться. Я же говорю, что это был чудо-петух, Геракл среди петухов! Он опять налетел на черного и, хотя сам потерял в бою глаз, все равно так наподдал черному, что тот закудахтал словно курица и стал валиться набок. И снова Феодор прервал бой и стал просить разрешения обратиться к богам за помощью. Я видел, что черному осталось до смертного часа немного, и потому великодушно согласился. Феодор снова помолился над своим петухом, и бой возобновился! О чудо! Черный петух опять словно воскрес! Откуда у него появилась сила? Он набросился на моего уставшего рыжего, повалил его, разорвал шпорами его грудь и клюнул в самое сердце… Мой рыжий испустил дух! Я швырнул Феодору тысячу драхм, выбежал на улицу, поднял руки к небу и закричал: «Простите, боги, что я не верил в вашу силу! Вы совершили чудо, я наказан!» Но тут подошел ко мне старый раб и, смеясь, сказал: «Глупец! При чем здесь боги? Ты слеп. Каждый раз, когда бой прерывался для молитвы, слуги Феодора незаметно подменяли одного черного петуха другим, свеженьким…» Я заплакал от обиды, а потом засмеялся. Потому что я открыл для себя великую истину: сильнее богов – наглость человеческая! Эта истина стоила мне тысячи драхм, Тиссаферн, а тебе я отдаю ее даром…
