class="p">
Лирическая комедия
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Т а т ь я н а А н д р е е в н а
О л я — ее дочь
К и р и л л — муж Оли
В а д и м П е т р о в и ч
С е р а ф и м а П а в л о в н а
В е р а
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Загородная дача. Справа — времянка, в глубине угадываются контуры гаража. На фоне обычных для дачи вещей — гамака, рукомойника — выделяется стоящее в кадке дерево явно экзотического происхождения. На переднем плане — часть забора, на котором укреплен почтовый ящик с надписью: «Сосновая, 14». Видно, что дача давно не ремонтировалась: кое-где облезла краска, покосился забор.
У калитки появляется п о ж и л о й м у ж ч и н а в кедах и соломенной шляпе. За плечами большой рюкзак, в одной руке ведро, в другой — удочки.
М у ж ч и н а. Есть здесь кто-нибудь?
На крыльцо выходит Т а т ь я н а А н д р е е в н а, женщина более чем средних лет, в фартуке и в очках.
Здравствуйте. Простите за беспокойство, но жара невыносимая. Пока со станции шел, всю фляжку осушил.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Вон там ведро и кружка.
М у ж ч и н а. Благодарю, кружка есть. (Достает из рюкзака кружку, зачерпывает воду, пьет.) Скорей бы до озера добраться, там и в жару прохлада… А что это за дерево? Странное какое-то.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Австралийский плющ. Извините, у меня пирог подгорит. (Скрывается в доме.)
М у ж ч и н а. Спасибо за водицу! (Уходит.)
В калитке появляется С е р а ф и м а П а в л о в н а, женщина неопределенного возраста.
С е р а ф и м а П а в л о в н а (зовет). Татьяна Андреевна! Татьяна Андреевна!
Т а т ь я н а А н д р е е в н а (выходя на крыльцо). Добрый день, Серафима Павловна! Заходите.
С е р а ф и м а П а в л о в н а. Я на минутку. Вот вам лекарство от мигрени. Хотела вчера занести, но приехала поздно. Такой сумасшедший был день — пятиминутка у главврача часа на полтора, потом прием…
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Вы так любезны!
С е р а ф и м а П а в л о в н а. Да, вы слышали приятную новость?
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Откуда? Я дальше калитки не выхожу. Утром моих в город проводить, потом обед сготовить, когда вернутся — накормить. Глядишь, и день прошел…
С е р а ф и м а П а в л о в н а. Так вот — на озеро закрыли дорогу в связи с пожарами. Запретили разбивать палатки и вообще заходить в лес. Так им и надо! Вчера только прилегла, вдруг под самым окном: «А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму…»
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Очень приятная песня, ее часто по радио передают.
С е р а ф и м а П а в л о в н а. Дорогая моя Татьяна Андреевна, когда семь часов отстоишь у бормашины, хочется тишины, покоя. Нет, с этим надо что-то делать! Начали же у нас охранять природу, пусть охраняют и людей… Между прочим, вчера у Стрижовых пропал велосипед… А что это вы в саду накрываете? Ждете гостей?
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Да нет, только Олечку и Киру. Небольшое семейное торжество: двенадцать лет назад в этот день Николай Юрьевич вернулся из Австралии почетным доктором Сиднейской академии и мы всей семьей ужинали в саду…
С е р а ф и м а П а в л о в н а. Восхищаюсь вами! Как вы чтите его память! Да, редкостный был человек! В шестьдесят лет — ни одной пломбы. С такими зубами он мог бы еще жить и жить!
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Давайте подвинем столик поближе к плющу… Вот так… Спасибо. Николай Юрьевич привез его тогда в маленьком горшочке, а теперь и в кадке не помещается.
Шум подъезжающей машины.
Вот, кажется, и они.
С е р а ф и м а П а в л о в н а. Не буду мешать вашему семейному торжеству. (Уходит.)
Татьяна Андреевна расставляет посуду. Входит О л я, женщина лет тридцати, в элегантном костюме.
О л я. Как давление, мама? (Целует ее.)
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Как всегда.
О л я. Мне обещали достать сульфодихлорбутан.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Не верю я в эти лекарства!
О л я. Но это же шведское. (Кричит.) Кира, ну что ты там возишься?
Г о л о с К и р и л л а. Гараж закрываю.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Мойте руки, сейчас ужинать будем.
О л я. Здесь? Почему не на веранде?
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Сегодня же второе августа.
О л я. Ну и что?
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Я думала, ты помнишь. В этот день папа вернулся из Австралии. (Забирает пакеты, идет в дом.)
О л я. Ну, мама, ну, извини…
Входит К и р и л л.
К и р и л л. Ох, благодать-то какая! (Снимает пиджак, вешает его на плющ.)
О л я. Ты куда повесил пиджак?
К и р и л л. Все время забываю, что это — священное дерево. А что сегодня за парад?
О л я. Второе августа.
К и р и л л. Ну и что?
О л я. Мог бы вспомнить — все-таки ученик профессора Щукина. В этот день папа вернулся почетным доктором Сиднейской Академии наук.
К и р и л л. Опять мемориальный ужин?
О л я. Ради бога, не иронизируй! Ты знаешь, для мамы это — святое. Она живет только этим.
К и р и л л. А чем еще жить в ее годы?
О л я. Между прочим, когда умер папа, она была на десяток лет моложе. Еще вполне могла устроить свою жизнь.
К и р и л л. Правильно! И была бы сейчас не одна, и нам не надо было бы каждый день мотаться сюда из города. И в Кисловодск могли бы спокойно уехать, а не ломать голову, как ей сейчас об этом сказать.
О л я. О путевках скажу я. Ты, ради бога, молчи.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а выносит бутылку шампанского и бокалы.
К и р и л л. Добрый вечер, Татьяна Андреевна. Разрешите, я помогу? А этот бокал кому?
О л я. Кирилл!
К и р и л л. А!.. Пардон!
Все садятся за стол.
О л я. Скажи что-нибудь…
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Не надо ничего говорить. Твой отец, Оленька, не любил громких фраз. Давайте выпьем и помолчим.
Все чокаются с бокалом профессора.
Ешьте, а то пирог остынет.
К и р и л л. Вкусно! Удивительно вы все же готовите!
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Заморили червячка? Ну а теперь рассказывайте, что в городе.
О л я. Все то же, мама. Кира вступительные экзамены принимал, у меня заседание кафедры было, а потом по магазинам носилась как угорелая. Ты же знаешь, как куда-нибудь ехать, выясняется, что нечего надеть…
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Куда это ехать?
О л я. Мама, понимаешь, такой редкий случай — сразу две горящие путевки в Кисловодск.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Превосходно. И когда?
О л я. В понедельник. В следующий понедельник. Но мы не оставим тебя одну, что-нибудь придумаем. Правда, Кира?
К и р и л л. Конечно.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Не надо ничего придумывать, я отлично проживу без вас.
О л я. А без телефона, без врачей — с твоим-то давлением?
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Перееду в город — там и телефон, и поликлиника рядом.
О л я. Чтоб потом в поселке говорили — дети на курорте, а бедная мать парится в городе!
К и р и л л. А что, если сдать кому-нибудь нашу комнату? И по хозяйству будет помощь, и вечерами не скучно. Повесить на станции объявление…
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Вдове профессора Щукина, Кирилл, неприлично сдавать дачу. Езжайте и не думайте ни о чем.
О л я. Подожди, подожди, мама! Кирилл иногда говорит дельные вещи. Вешать объявление, конечно, глупо, но если найти какую-нибудь одинокую женщину и всем сказать, что это не дачница, а
