ЭРИКА. Я не лгу.
ГЕРМАН. Ложь пристала к тебе, как зараза. Сама ты этого не замечаешь, думаешь, твоя ложь равносильна правде. И потому, в сущности, ты невинна.
* * *
ГЕРМАН. Возьмем дело с наркотиками. Ты утверждаешь, что наркотиков не принимаешь.
ЭРИКА. Так оно и есть, не принимаю.
ГЕРМАН. Я тебя видел. Из автобусного парка просматривается вся привокзальная площадь. И там я видел тебя частенько. Верно.
ЭРИКА. Возможно.
ГЕРМАН. Да или нет.
ЭРИКА. Иногда я заговариваю там с людьми.
ГЕРМАН. За деньги, не так ли. Или гуляешь с кем ни попадя.
ЭРИКА. Я хочу приобщать несчастных к Евангелию. Чтоб они снова могли улыбаться.
ГЕРМАН. Значит, наркотиков не принимаешь.
ЭРИКА. Нет.
ГЕРМАН. И никогда не принимала.
ЭРИКА. Послушайте.
ГЕРМАН. И никогда не принимала.
ЭРИКА. Вас это не касается.
ГЕРМАН. Вот теперь все ясно. Ложь на лжи сидит и ложью погоняет. А правда тебе глаза колет.
* * *
КРАМЕР (кричит из автобуса). ГЕРМАН. ГЕРМАН. РАСКАЛЕННЫЙ ПРОВОД РЕЖЕТ МОЙ МОЗГ ТОЛСТЫМИ ЛОМТЯМИ. МОИ НОГИ В ВЕДРЕ С КИСЛОТОЙ, Я ЧУВСТВУЮ КАЖДУЮ КОСТОЧКУ, это НЕХОРОШО. ЭТО НЕ ХОРОШО. КТО-ТО ПРОТАСКИВАЕТ МНЕ ПЕЧЕНЬ СКВОЗЬ ЗУБЫ. ВОДИТЕЛЬ МОЙ, КАК ТЫ МНЕ МИЛ, МОЙ ВОДИТЕЛЬ. Я ЦЕЛИКОМ ПОЛАГАЮСЬ НА ТЕБЯ. С КАЖДЫМ СВОИМ УДАРОМ МОЕ СЕРДЦЕ ЖАЖДЕТ ТВОЕЙ БЛИЗОСТИ. Я ИЗВОЖУ СЕБЯ ТОСКОЙ ПО ТЕБЕ. КОГДА ЖЕ, ВОДИТЕЛЬ МОЙ, МЫ СНОВА ТРОНЕМСЯ В ПУТЬ.
ГЕРМАН. СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ, ГОСПОДИН КРАМЕР, СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ.
КРАМЕР. ЭТО ПРЕКРАСНО, ПРЕКРАСНО.
ГЕРМАН. Господин Крамер был владельцем магазина мужского готового платья в центре города, выглядел всегда элегантно, накрахмаленная сорочка, туфли из кожи барашка, брюки из тонкой шерсти, гладко выбрит. В юности был чемпионом страны по плаванию. В общем, был ладно скроен и крепко сшит. А теперь. Теперь потеет собственной мочой, потому как все органы разъедены. Никакой надежды, Эрика, никакой.
ЭРИКА. Надежда есть всегда.
ГЕРМАН. Ты так считаешь. И как же ее обрести.
ЭРИКА. Слушая весть любви.
ГЕРМАН. Весть любви. Я о ней что-нибудь знаю.
ЭРИКА. Нам надо завидовать господину Крамеру. Господь испытывает его, подвергает проверке. Если он впустит Христа в свое сердце, то обязательно возликует.
ГЕРМАН. Возликует.
ЭРИКА. Тысячи мощных потоков крови пройдут сквозь его голову и смоют все клоаки мерзости. И он возликует, как жаворонок в весеннем небе.
ГЕРМАН. И это сработает.
ЭРИКА. Человек подобен губке.
ГЕРМАН. Да или нет.
ЭРИКА. Сработает.
ГЕРМАН. А если я тоже захочу.
ЭРИКА. Чего.
ГЕРМАН. Если я тоже захочу ликовать, как жаворонок весной.
ЭРИКА. Открой свое сердце Богу, и тогда для тебя не будет ничего невозможного.
ГЕРМАН. И земной юдоли придет конец.
ЭРИКА. Ну конечно, придет.
ГЕРМАН (кричит). Жасмин. Жасмин. Выйди-ка ненадолго. (Эрике.) Даю тебе десять минут. Если сделаешь так, что господин Крамер возликует, то я повезу тебя в Ченстохову. Тут же заведу мотор. Если не сделаешь, я тебя урою.
ЭРИКА. Господин Крамер должен встать на колени, склонить голову на грудь и покаяться в своих грехах. Сердце его станет еще одним приютом Господа, и он возликует.
Жасмин выходит из автобуса.
ГЕРМАН. Девушка знает трюк, которым она заставит господина Крамера ликовать. И нас всех тоже.
ЖАСМИН. Я не хочу ликовать.
ГЕРМАН. Жасмин, давай начистоту. Мы же страдаем. Мы — горемыки, это ж очевидно. Взгляни на нас. Как мы тут стоим. Ты. И я. Живется нам плохо, Жасмин, ты должна это признать. Когда ты последний раз улыбалась.
ЖАСМИН. Вот только что улыбалась.
ГЕРМАН. Да, когда я укладывал чемоданы в багажник и защемил палец. Ты улыбнулась из злорадства. Я видел, как трудно было твоему лицу улыбнуться. Твои мышцы, Жасмин, разучились улыбаться, а у глаз тусклый взгляд. Меня не проведешь.
ЖАСМИН. Герман.
ГЕРМАН. Не обманывай меня, Жасмин. (Эрике.) Говори, начинай свой трюк.
ЭРИКА. Никакого трюка нет.
ГЕРМАН. Ты меня бесишь.
ЭРИКА. Это не трюк. Вы должны впустить Иисуса Христа в ваши сердца.
ГЕРМАН. Сказать такое нетрудно. Или я.
ЖАСМИН. Герман. Это же чушь. Такое не сработает.
ГЕРМАН. Почему же она утверждает обратное. Ей же от этого никакого прибытка. А потому пусть сейчас же докажет, что трюк сработает. Не сработает, я из нее самой дух вышибу.
ЖАСМИН. Они промыли ей мозги. Сектанты вынимают у тебя мозги и вкладывают другие.
ГЕРМАН. Как. Медицина способна и на такое. Не знал.
ЖАСМИН. Им и резать не надо. Достаточно слов. Она не в себе.
ЭРИКА. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь.
ГЕРМАН. О чем она. Скажи-ка еще раз.
ЖАСМИН. Фразы, заученные фразы.
ГЕРМАН. Помолчи. Хочу услышать это еще раз.
ЖАСМИН. Это ничего не даст.
ГЕРМАН. Тихо.
ЖАСМИН. Герман. Давайте, наконец, поедем дальше.
ГЕРМАН. Если ты тут же не закроешь свое хлебало, то я заткну его вот этой елкой, Жасмин. Закрыла. Вот и хорошо. Теперь ты. Повтори, что сказала с минуту назад.
ЭРИКА. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь.
ГЕРМАН. Это что. Анекдот. Звучит почти как современный анекдот.
ЭРИКА. Это не анекдот. Скорее образ. И правда.
ГЕРМАН. Мне нравится. Люблю анекдоты наших дней. Без изюминки. Еще такие же знаешь.
ЭРИКА. Сколько угодно.
ГЕРМАН. Я сам люблю пошутить, но вот поймет ли господин Крамер твои анекдоты, в этом я не уверен. Что с тобой.
ЭРИКА. Рука болит.
ГЕРМАН. Бог испытывает тебя.
* * *
ГЕРМАН. Расскажи еще один.
ЭРИКА. В доме Отца Моего обителей много.
ГЕРМАН. Ну а дальше.
ЭРИКА. Ничего дальше.
ГЕРМАН. В доме отца моего.
ЭРИКА. Обителей много.
ГЕРМАН. Вообще не смешно. Давай следующий.
ЭРИКА. Нет, не могу. Из-за руки. Вот теперь. Боль уже поднялась до локтя.
ГЕРМАН. Пустяки. Потерпишь. Давай еще один.
ЭРИКА. Не могу. Ну да ладно, потерплю. Бог явился Аврааму и сказал: Возьми сына твоего единственного Исаака, которого ты любишь, и принеси его в жертву на одной из гор, о которой Я скажу тебе. Авраам встал рано утром… (Потеряв сознание, Эрика падает на землю и лежит без движения.)
ГЕРМАН. Это что. Тоже из анекдота.
Из автобуса выходят Карл и Толстуха. Они приближаются к Эрике, но не наклоняются к ней.
Темнеет.
Той же ночью. В том же лесу. В тех же горах. Около автозаправочной станции, не принадлежащей какой-либо крупной нефтяной компании. На одной вывеске написано: «Заправка только рапсовым дизелем». На другой: «К сожалению, закрыто». На наружной стене спутниковая антенна. Кругом беспорядок, на единственной огражденной стоянке автобус Германа. Антон, владелец АЗС, стоит в синем комбинезоне, пьяный, держится за колонку и покачивается из стороны в сторону. Рядом с ним Герман и Карл.
АНТОН. Что это за женщина.
КАРЛ. Она села не в тот автобус.
АНТОН. А мне теперь это расхлебывать, так, что ли.
КАРЛ. Ей нужна лишь постель.
АНТОН. У меня нет постели. Кроме собственной. Лечь в нее, полагаю, она не захочет.
ГЕРМАН. А ты спроси ее.
АНТОН. Узкий матрас, очень тесно, даже если женщину знаешь. Вашу же я не знаю.
КАРЛ. И дивана, наверно, нет.
АНТОН. Есть. Только на нем не прибрано.
КАРЛ. Она смотрит на вещи шире.
АНТОН. Для меня это не мелочи. Может, нынче это не в моде, но во мне еще живо чувство стыда.
ГЕРМАН. А нет ли кровати в гараже.
АНТОН. Там сложены зимние шины.
КАРЛ. Их можно убрать на чердак.
АНТОН. Никак не можно. На чердаке они быстро загнутся.
КАРЛ. Ведь только на одну ночь.
