Аниш. Она в доме внутри дома. Моголы принесли искусство миниатюры из Персии, но исламское и индуистское искусство различаются. Мусульманские художники – реалисты. Но для нас, хинди, все должно говориться языком
символов.
Миссис Свон. А открытая книга на кровати – это Флора.
Аниш. Да, это она. Посмотрите, как лоза с цветами теряет листья и лепестки. Они падают на землю. Я думаю, мой отец знал, что ваша сестра умирает.
Миссис Свон. Ох…
Аниш. Она не позирует, видите? Она отдыхает. Лоза обвивает темный ствол дерева.
Миссис Свон. Право слово, мистер Дас, иногда лоза это просто лоза. Может, она ему позировала, а может, это продукт воображения… Аниш. Но символизм…
Миссис Свон. Чушь собачья! Всякому видно, что ваш «дом внутри дома» – это москитная сетка. А книга – это Эмили Эден, она была в саквояже Флоры. Зеленая с коричневым корешком. Читайте сноски!
Входит Пайк.
Пайк. Книга называлась «На Север» (1886). Мисс Эден сопровождала брата, генерал-губернатора лорда Оклэнда, в официальной поездке на север Индии. Их тур, который обеспечивался караваном из десяти тысяч человек, включая французского шеф-повара, продлился тридцать месяцев. Эмили написала сотни писем сестрам и друзьям в счастливом неведении, что дипломатической и стратегической задачей миссии была подготовка к величайшему поражению, которые приходилось терпеть британцам в войнах: разгром армии в Афганистане.
Входит Дилип и приближается к Пайку. Он в саду или во дворе отеля «Дворец Джуммапура», который раньше служил резиденцией джуммапурскому Радже. Им приносят напитки – обнадеживающе американскую кока-колу. Напитки подает официант, одетый в настоящую ливрею прошедшей эпохи. Таким образом, слуги свободно фигурируют в обоих периодах.
Пайк. Я начал разбрасывать рупии… через окно… Но это невозможно. Так нельзя… их больше, чем… Здесь нельзя оставаться посредине, ты должен стать либо святым Франциском [51], либо богатым ублюдком, который на них плюет. Кроме этого, никаких выходов нет. Вот в чем проблема. Не святым Франциском, конечно, это неуважительно, они же не птицы… но Матерью Терезой [52] или каким-нибудь святым. Теперь я защелкиваю двери. Чистая правда. Первое, что я делаю, когда такси стоит на красном: я проверяю двери и поднимаю стекло. Но эта… у нее был ребенок на груди, а на вид ей было шестьдесят… и еще… у нее была культя, понимаете, руки не было, только эта культя, прямо на стекле, и культя была… ободранная… Когда светофор сменился, культя оставила такой… вязкий след…
Дилип. Вы должны понять, что здесь нищенство – это профессия. Как стоматология. Как чистка ботинок. Это услуга. Время от времени вам требуется пломба на зубе, или чистые ботинки, или… подать милостыню. Поэтому, когда нищий предстает перед вами, вы должны спросить себя: нужен ли мне сегодня нищий? Если да, то подайте ему. Если нет – нет. У вас же есть нищие в Америке.
Пайк. У нас есть бездельники, алкаши, просто невезучие люди… но, черт возьми, это не услуга.
Дилип. Ах, в таком случае мы стоим на более высокой стадии развития.
Пайк. Это индуизм, Дилип?
Дилип (мягко). Это шутка, Элдон.
Пайк. О… конечно. Вы на самом деле кто?
Дилип. Я – литературный критик, Элдон, но мне предстоит выловить еще много рыбки в мутной воде, прежде чем я покину эту юдоль слез.
Пайк неуверенно смеется.
О, я всерьез.
Пайк. Извините. Когда ты в Индии, многое звучит… по-индийски, понимаете?
Дилип. Теперь вы понимаете, почему Теософское общество выкорчевало себя из Америки. (Поднимает бокал.) За мадам Блаватскую [53]!
Пайк. Это кто такая?
Дилип. Как, вы не знаете «Музыку для волынки» [54]?
Пайк. О…
Дилип. «Ни к чему нам йог-мудрец и мадам Блаватская».
Пайк. Макнис, да?
Дилип. Имя мадам Блаватской было в Индии знаменитым. Она и была Теософским обществом. Конечно, к тысяча девятьсот тридцатому году ее давно уже не было в живых, а сейчас о ней не найти ни слова, кроме как в моем любимом стихотворении из «Оксфордской антологии английской поэзии» [55].
Пайк. Почему вы так помешаны на всем английском, Дилип?
Дилип. Я не помешан!
Пайк. Вы любите все английское!
Дилип. Да, так и есть. Люблю.
Пайк. Да. Любите.
Дилип (радостно). Да, это наша беда! Пятьдесят лет независимости, а мы все еще под гипнозом! Пиджаки и галстуки! Частные школы на английский манер для детей элиты, а по стране звучат голоса из дома Буша [56]. Сегодня Ганди опять взялся бы голодать, я думаю. Только на этот раз он бы умер. Мне кажется, что не ради Индии ваш Нирад Дас и его друзья поднимали самодельный флаг на празднике Дня Империи. Не ради этого он бросал манго в автомобиль Резидента. Какая жалость, что весь его революционный дух ушел в его жизнь, а в искусство – ничего.
Пайк. Вы думаете, у него были отношения с Флорой Крю?
Дилип. Конечно, писать портрет и есть отношения.
Пайк. Нет, отношения.
Дилип. Я не понимаю вас.
Пайк. Он писал ее нагой.
Дилип. Не думаю.
Пайк. Кто-то писал.
Дилип. В тысяча девятьсот тридцатом году… англичанка… индийский художник исключено.
Пайк. Не исключено, если у них были отношения.
Дилип. А… отношения! Вот вы о чем? (Пораженно.) Отношения!
Пайк. Я серьезно.
Дилип (смеясь). О, это крайне серьезно. Как бы вы их определили в этих… «отношениях»?
Пайк. Приятели.
Дилип чуть не падает со стула от смеха.
Дилип, пожалуйста…
Дилип (приходит в себя). Что ж, нам этого не узнать. Вы выстроили целое умозрительное здание на пятне краски на бумаге, которая уже не существует.
Пайк. Она должна существовать. Смотрите, как далеко я забрался, чтобы ее найти.
Дилип. О, это звучит очень по-индийски. Если так, у нас есть два способа продолжить поиск. Первый: вы можете ходить по Джуммапуру и рассматривать каждый клочок бумаги, какой только найдете. Второй: вы можете оставаться на месте и смотреть на каждый клочок бумаги, который найдет вас.
Официант приносит записку Пайку и уходит.
Пайк (читает записку). Он спускается. Я думал, он пригласит нас наверх.
Дилип. Не обижайтесь.
Пайк. Я не обижаюсь.
Дилип. Он больше не Раджа. Он обыкновенный политик. У него ваше письмо. Я надеюсь, он поможет вам. В любом случае будет лучше, если я вас оставлю. Тогда ему не нужно будет играть две роли.
Пайк. Как мне к нему обращаться?
Дилип. Ваше Высочество. Он вас поправит.
Дилип уходит.
Входит Флора, одетая для завтрака, с Его Высочеством Раджой Джуммапура.
Флора. «Меня прервал… „роллс-ройс", милая Нэлл, так что сейчас уже, так сказать, завтра, а вчера я узнала столько Индии, что хватит на несколько дней, от рассвета до заката: день начался верхом в сопровождении моего ухажера, продолжился, скромно выражаясь, обедом с Раджой, а потом… ох, милая, ты сама догадаешься. Ты бы меня не одобрила. И правильно. Мне кажется, пора в путь. Любовь приходит и уходит».
Пайк. Упомянутый мужчина, по-видимому, младший политический агент в Резиденции, капитан Дэвид Артур Дюранс, который развлекал Ф. К. танцами и верховой ездой. Он был убит при Кохиме в марте тысяча девятьсот сорок четвертого года, когда британские и индийские войска останавливали продвижение японской армии.
Флора. «Я чувствую себя намного лучше. Соки опять стали бродить во мне, см. приложение».
Пайк. «Жемчужина», включено в «Индийскую тушь» (1932).
Флора. «Я буду посылать тебе перебеленные копии всего, что закончу, на случай, если меня утащат муссоны или тигры. А если ты выручишь за них фунт-другой, положи его в Фонд Саши».
Пайк. Аллюзия неясна.
Флора. «Меня не позвали на молебен, как подозреваемую большевичку, и я дописывала стихотворение на веранде после моих утренних скачек, как вдруг появилось не что иное, как „роллс-ройс" тысяча девятьсот двенадцатого года, но совершенно новехонький… а также записка от Его Высочества Раджи Джуммапура со словами о моей духовной красоте и с приглашением на завтрак».
Раджа (входит). Духовная красота Джуммапура умножилась тысячекратно с вашим прибытием, мисс Крю! Я слышал, что вы ценитель автомобилей.
Флора. «Что делать бедной девушке? Запрыгивать на заднее сиденье „роллса", вот что!»
Раджа одет не слишком формально, в основном в белое.
Длинный облегающий халат и штаны. Он обменивается рукопожатием со стоящей Флорой.
Раджа. Как восхитительно, что вы смогли рийти!
Флора. О, как мило с вашей стороны пригласить меня, Ваше Высочество.
Раджа. К сожалению, я не смогу показать вам все автомобили сразу. У меня гораздо больше автомобилей, чем механиков, разумеется. Но мы можем сидеть и разговаривать в перерывах.
Флора. Я была бы счастлива пройти к ним, Ваше Высочество.
Раджа. О, но это противоречит их важнейшему назначению. Они не были бы автомобилями, если бы мы двигались, а они стояли на месте.
