Кэтрин (вскакивая, громко). Я ничего не могу поделать с правдой, я не Господь Бог! Но и он, наверное, не смог бы! Не думаю, чтобы Бог стал из правды творить ложь. Так как же можно лгать о том, что случилось с ее сыном в Кабеса-де-Лобо?
(Следующие восемь реплик наскакивают друг на друга.)
Миссис Винэбл. Она влюбилась в моего сына!
Кэтрин. Верните меня в Сент-Мэрис, сестра Фелисити, поедемте в Сент…
Миссис Винэбл. О нет, туда ты не вернешься!
Кэтрин. Хорошо, пусть Лайонс-Вькью только не просите меня…
Миссис Винэбл. Ты знаешь, что была…
Кэтрин. Кем я была, тетя Ви?
Миссис Винэбл. Не называй меня «тетей»! Ты племянница моего покойного мужа, а не моя!
Миссис Холли. Кэти, не огорчай же доктора! Ну, Кэти! Правда, доктор?
(Но доктор бесстрастно наблюдает эту сцену. А из сада доносятся громкие голоса пернатых и чешуйчатых.)
Кэтрин. Но я и не собиралась его огорчать. Я же не хотела сюда приезжать! Знаю, она думает, что это я его убила, что я виновна в его смерти.
Миссис Винэбл. Вот это правда. Я сказала ему минувшим летом: «Едешь не со мной, а с ней? Что ж, тогда мы уже больше никогда не увидимся!» — все так и вышло. И только ты знаешь, почему.
Кэтрин. Бог мой, я же…
(Бросается в сад, — сестра бежит за ней.)
Сестра. Мисс Кэтрин, мисс Кэтрин…
(Следующиереплики наскакивают одна на другую.)
Доктор. Миссис Винэбл!
Сестра. Мисс Кэтрин!
Доктор. Миссис Винэбл!
Миссис Винэбл. Что такое?
Д о к т о р. Я хотел бы побыть несколько минут наедине с мисс Кэтрин.
Миссис Холли. Джордж, поговори с ней, Джордж.
(Джордж, подобострастно согнувшись, подходит к креслу старой женщины, кладет ей руку на колени и заглядывает в глаза.)
Джордж. Тетя Ви! Кэти нельзя в Лайонс-Вью. Тогда в Зеленом районе все узнают, что вы отправили племянницу в сумасшедший дом.
Миссис Винэбл. Фоксхилл!
Джордж. Тетя Ви, что вы хотите?
Миссис Винэбл. Пусть отойдет от кресла! Фоксхилл, увезите меня от этих людей!
Джордж. Послушайте, тетя Ви, подумайте о разговорах, ведь им же..
Миссис Винэбл. Я не могу встать! Увезите, увезите меня отсюда!
Джордж ((выпрямляясь, но продолжая держаться за кресло). Я ее отвезу, мисс Фоксхилл.
Миссис Винэбл. Пусть отойдет от моего кресла или…
Мисс Фоксхилл. Мистер Холли, я…
Д ж о р д ж. Я должен с ней поговорить. (Увозит кресло.)
Миссис Винэбл. Фоксхилл!
Мисс Фоксхилл. Мистер Холли, она не желает, чтобы вы ее везли.
Д ж о р д ж. Я знаю, что делаю. Оставьте нас с тетей Ви!
Миссис Винэбл. Отпусти или я тебя ударю!
Джордж. Тетя Ви!
Миссис Винэбл. Фоксхилл!
Миссис Холли. Джордж…
Джордж. Тетя Ви!
(Миссис Винэбл бьет его тростью. Джордж отпускает кресло, и мисс Фоксхилл увозит миссис Винэбл. Джордж спешит за ними, делает несколько шагов, но затем возвращается к миссис Холли, которая рыдает в платок, вздыхает, садится рядом и берет ее за руку. Сцена погружается в темноту, а прожектор направлен в сад — на Кэтрин и сестру, которая держит ее за руку. К ним подходит доктор. Миссис Холли, рыдая, протягивает Джорджу руки, и он склоняется перед ней, кладет голову ей на колени. Она ее поглаживает.)
Кэтрин (сестре). Не надо меня держать, я не убегу.
Доктор. Мисс Кэтрин!
Кэтрин. Что?
Доктор. Ваша тетя серьезно больна. У нее ведь был паралич прошлой весной, не так ли?
Кэтрин. Был, но она в этом не признается.
Доктор. Надеюсь, понимаете почему?
Кэтрин. Да, понимаю. Я ведь не хотела сюда приезжать.
Доктор. Мисс Кэтрин, вы ее ненавидите?
К э т р и н. Не понимаю, как можно ненавидеть. Ненавидеть и при этом считаться нормальным? Вот видите, а я считаю себя нормальной!
Доктор. Так все-таки, по-вашему, был у нее паралич?
Кэтрин. Был, легкий, в апреле. Левой стороны лица. Ну, конечно, она стала страшной, и после этого Себастьян уже не мог ею пользоваться.
Доктор. Пользоваться? Вы сказали «пользоваться»?
(Из сада доносятся негромкие, но зловещие голоса.)
Кэтрин. Да, ведь мы все пользуемся друг другом, только называем это любовью. А когда не можем пользоваться, — это ненависть.
Д о к т о р. Так вы все-таки ее ненавидите, мисс Кэтрин?
Кэтрин. Вы меня уже спрашивали, а я ответила: не понимаю, как можно ненавидеть… Корабль натолкнулся на айсберг — все тонут…
Доктор. Продолжайте.
Кэтрин. Ну пусть даже все идут ко дну, все равно: как можно ненавидеть ближнего, ведь он тоже тонет! Правда, доктор?
Доктор. Ответьте: какие чувства вы питали к кузену Себастьяну?
К э т р и н. Он любил меня, а потому и я любила его.
Доктор. Ив чем выражалась ваша любовь к нему?
К э т р и н. Я относилась к нему как к сыну — по-другому он бы не согласился. Материнская любовь — я пыталась его спасти.
Д о к т о р. От чего? Спасти от чего?
Кэтрин. Пыталась помешать ему… завершить… ну, что ли, образ… Он сотворил из себя что-то вроде… жертвы… ужасной жертвы…
Доктор. Богу?
Кэтрин. Да, жестокому Богу!
Д о к т о р. И что вы при этом чувствовали?
Кэтрин. Что все это какой-то сон.
Доктор. Как и ваша жизнь — тоже сон?
Кэтрин. Как-то, минувшей зимой, я стала вести дневник от третьего лица…
(Он берет ее за локоть и ведет на авансцену. В это время мисс Фоксхилл увозит миссис Винэбл; миссис Холли плачет в платочек, а Джордж, пожимая плечами, встает и поворачивается к публике спиной.)
Доктор. Что-то, наверное, произошло?
К э т р и н. На карнавале «Марди-Гра» один парень — он меня туда и привез — напился и не мог встать. (Короткий невеселый смешок.) Я хотела уехать домой. Пальто было в раздевалке, а номерок у него в кармане. Я сказала: «А черт с ним, поеду так!» И пошла искать такси. В это время кто-то схватил меня за руку и сказал: «Я вас отвезу». Когда мы выходили, этот человек снял с себя пиджак и накинул мне на плечи. И тогда я посмотрела на него, — по-моему, никогда его раньше не видела, правда! Он повез меня домой на своей машине, но сначала завернул в другое место. Мы остановились в конце Эспланейд-стрит, около Дубов-Дуэлянтов. Я спросила: «В чем дело?» Он не ответил, а только зажег спичку и прикурил; я посмотрела на него и все поняла. Кажется, я выскочила из машины раньше него, и мы побежали по мокрой траве к этим высоченным дубам в дымке тумана, будто там кто-то звал нас на помощь!
(Пауза. Приглушенные невыразительные крики хищников в саду переходят в сонное пение птицы.)
Д о к т о р. А потом?
К э т р и н. А потом все кончилось. Он отвез меня домой и сказал жуткую фразу: «Давай-ка все забудем, моя жена ждет ребенка и…» Я пришла домой, села, подумала, а потом вдруг взяла такси и поехала назад, в отель «Рузвельт». Бал продолжался. Я думала, что вернулась за пальто, но оказалось — не за ним, а чтобы устроить сцену прямо в зале, да, даже не зашла в гардероб за этой старой норковой накидкой тети Ви, нет, бросилась прямо в зал и нашла его — он танцевал, подбежала и начала бить кулаками — по лицу, в грудь, — пока Себастьян меня от него не оттащил. После, на следующее утро, я стала вести дневник от третьего лица единственного числа. Писала, например, такое: «Утром она все еще была жива, — имея в виду себя… — Что с ней будет дальше? Один Бог знает!» И больше не выходила. Но однажды утром Себастьян пришел ко мне в спальню и сказал: «Вставай!» Ну… если ты умирал и все-таки выжил, тогда, доктор, становишься таким послушным. И я встала. Он повез меня к фотографу сниматься на паспорт. Сказал: «Этим летом мама со мной ехать не может, вместо нее поедешь ты!» Не верите — посмотрите мой парижский дневник: «В это утро она встала чуть свет, выпила кофе, оделась и совершила небольшую прогулку.»
Доктор. Кто совершил?
Кэтрин. Она. То есть я — от отеля «Пласа Атене» до площади Звезды, будто за мной гналась пара сибирских волков. (Смеется усталым, безнадежным смехом.) Шла несмотря на светофоры — не ожидая зеленого. «Куда, вы думаете, она направлялась? Снова к Дубам-Дуэлянтам?» Было темно и холодно, и только его горячий, жадный рот…
Доктор. Мисс Кэтрин, позвольте, я вам помогу.
(Другие выходят, и на сцене остаются только Кэтрин и Доктор.)
Кэтрин. Опять укол? И что вы мне вколете сейчас? Да все равно. Там меня так закололи, что превратили в поливочную машину: еще только шланг — и буду поливать.
Доктор (готовя шприц). Пожалуйста, снимите жакет. (Кэтрин снимает жакет. Доктор делает ей укол.)
Кэтрин. Ничего и не почувствовала.
Доктор. Вот и хорошо. А теперь сядьте. (Она садится.)
Кэтрин. Считать от ста — и обратно?
