что я только в крайнем, в самом крайнем случае мог обратиться… С кем же мне послать?.. Это очень важно… Ужасно для меня важно…
Мышкин. Пожалуй, я передам.
Ганя. Но только так, чтобы никто не заметил, (через паузу) и вот что, князь, я надеюсь ведь на ваше честное слово, а?
Мышкин. Я никому не покажу.
Ганя. Записка не запечатана, но… .
Мышкин. О, я не прочту.
Князь взял портрет и пошел из кабинета.
Ганя, оставшись один, схватил себя за голову.
Ганя. Одно ее слово, и я… и я, право, может быть, порву!..
Он уже не мог снова сесть за бумаги от волнения и ожидания и стал бродить по кабинету, из угла в угол.
Послышался звонок колокольчика. Генеральша позвонила.
Голос Лизаветы Прокофьевны (из-за кулис). Позвать сюда Гаврилу Ардалионовича. Он в кабинете?
Слуга. Гаврила Ардалионович, Лизавета Прокофьевна видеть вас у себя желает.
Ганя встает и идет в залу, где расположилась Лизавета Прокофьевна.
Голос Лизаветы Прокофьевны (из-за кулис). Во-первых, от ученых дочек, а так как этого и одного довольно, то об остальном нечего и распространяться. Довольно многословия было. Посмотрим, как-то вы обе, я Аглаю не считаю, с вашим умом и многословием вывернетесь, и будете ли вы, многоуважаемая Александра Ивановна, счастливы с вашим почтенным господином?
Картина вторая.
В зале овальный стол, вокруг стола расставлены пять стульев. На одном стуле, справа, сидит Лизавета Прокофьевна. С другой стороны стола сидит Аглая. Аделаида и Александра стоят за столом.
Слева на сцену выходит Ганя. Аглая встаёт, обходит стол и встаёт позади сестер.
Лизавета Прокофьевна (вскрикнула). А!.. (обращается к дочерям, показывая рукой на Ганю) вот еще идет один брачный союз. (обращается к Гане) Здравствуйте! Вы вступаете в брак?
Ганя (ошеломленно). В брак?.. Как?.. В какой брак?..
Он ужасно смутился.
Лизавета Прокофьевна. Вы женитесь? Спрашиваю я, если вы только лучше любите такое выражение?
Ганя (смущенно). Н-нет… я… н-нет.
Ганя бегло взглянул на сидевшую в стороне Аглаю и быстро отвел глаза. Аглая холодно, пристально, спокойно глядела на него, не отрывая глаз, и наблюдала его смущение.
Лизавета Прокофьевна. Нет? Вы сказали: нет? Довольно, я буду помнить, что вы сегодня, в среду утром, на мой вопрос сказали мне «нет». Что у нас сегодня, среда?
Аделаида. Кажется, среда, maman.
Лизавета Прокофьевна. Никогда дней не знают. Которое число?
Ганя. Двадцать седьмое.
Лизавета Прокофьевна. Двадцать седьмое? Это хорошо по некоторому расчету. Прощайте, у вас, кажется, много занятий, а мне пора одеваться и ехать; возьмите ваш портрет. Передайте мой поклон несчастной Нине Александровне. (обращается к князю) До свидания, князь, голубчик! Заходи почаще, а я к старухе Белоконской нарочно заеду о тебе сказать. И послушайте, милый: я верую, что вас именно для меня бог привел в Петербург из Швейцарии. Может быть, будут у вас и другие дела, но главное, для меня. Бог именно так рассчитал. ( обращается ко всем) До свидания, милые. (к Александре) Александра, зайди ко мне, друг мой.
Генеральша вышла.
Ганя, опрокинутый, потерявшийся, злобный, взял со стола портрет.
Ганя (с искривленной улыбкой). Князь, я сейчас домой. Если вы не переменили намерения жить у нас, то я вас доведу, а то вы и адреса не знаете.
Аглая. Постойте, князь, вы мне еще в альбом напишете. Папа сказал, что вы каллиграф. Я вам сейчас принесу…
И она вышла.
Аделаида (уходя). До свидания, князь, и я ухожу.
Она крепко пожала руку князю, приветливо и ласково улыбнулась ему и вышла. На Ганю она не посмотрела.
Ганя (взорвался). Это вы, это вы разболтали им, что я женюсь! Бесстыдный вы болтунишка!
Мышкин (в испуге также громко). Уверяю вас, что вы ошибаетесь, (далее чуть тише) я и не знал, что вы женитесь.
Ганя. Вы слышали давеча, как Иван Федорович говорил, что сегодня вечером все решится у Настасьи Филипповны, вы это и передали! Лжете вы! Откуда они могли узнать? Кто же, черт возьми, мог им передать, кроме вас? Разве старуха не намекала мне?
Мышкин. Вам лучше знать, кто передал, если вам только кажется, что вам намекали, я ни слова про это не говорил…
Ганя (перебив). Передали записку? Ответ?
На сцену возвращается Аглая. Князь не успел ответить.
Аглая. Вот, князь, выберите страницу и напишите мне что-нибудь. Вот перо, и еще новое. Ничего что стальное? Каллиграфы, я слышала, стальными не пишут.
Разговаривая с князем, она как бы и не замечала, что Ганя тут же. Но покамест князь поправлял перо, отыскивал страницу и изготовлялся, Ганя подошел к камину, где стояла Аглая, сейчас справа подле князя.
Ганя. Одно слово, одно только слово от вас, – и я спасен.
Князь быстро повернулся и посмотрел на обоих. В лице Гани было настоящее отчаяние; казалось, он выговорил эти слова как-то не думая, сломя голову. Аглая смотрела на него несколько секунд совершенно с тем же самым спокойным удивлением, как давеча на князя, и, казалось, это спокойное удивление ее, это недоумение, как бы от полного непонимания того, что ей говорят, было в эту минуту для Гани ужаснее самого сильнейшего презрения.
Мышкин. Что же мне написать?
Аглая. А я вам сейчас продиктую. Готовы? Пишите же: «Я в торги не вступаю». Теперь подпишите число и месяц. Покажите.
Князь подал ей альбом.
Аглая. Превосходно! Вы удивительно написали; у вас чудесный почерк! Благодарю вас. До свидания, князь… Постойте, пойдемте, я хочу вам подарить кой-что на память.
Князь и Аглая удалились в другую комнату. Спустя пару минут князь вернулся один.
Мышкин. Я сейчас, только мой узелок возьму, и мы выйдем.
Князь снова на минуту удалился. Ганя топнул ногой от нетерпения. Лицо его даже почернело от бешенства. Наконец, оба вышли на улицу, князь со своим узелком в руках. Свет над сценой гаснет.
Картина третья.
Свет над сценой зажёгся. Уличная скамейка. Князь Мышкин и Ганя стоят у скамейки и оживлённо беседуют.
Ганя. Ответ? Ответ? Что она вам сказала? Вы передали письмо?
Князь молча подал ему его записку. Ганя остолбенел.
Ганя. Как? Моя записка! Он и не передавал ее! О, я должен был догадаться! О, пр-р-ро-клят… Понятно, что она ничего не поняла давеча! Да как же, как же, как же вы не передали, о, пр-р-ро-клят…
Мышкин. Извините меня, напротив, мне тотчас же удалось передать вашу записку, в ту же минуту как вы дали, и точно так, как вы просили. Она очутилась у меня опять, потому что Аглая Ивановна сейчас передала мне ее обратно.
Ганя. Когда? Когда?
Мышкин. Только что я кончил писать в альбом, и когда она пригласила меня с собой. Вы слышали? Мы вошли в столовую, она подала мне записку, велела прочесть и велела передать вам обратно.
Ганя. Про-че-е-сть! Прочесть! Вы читали?
И он снова стал в оцепенении среди тротуара, но до того изумленный, что даже разинул рот.
Мышкин. Да, читал, сейчас.
Ганя. И она сама, сама вам дала прочесть? Сама?
Мышкин. Сама, и поверьте, что я бы не стал читать без ее приглашения.
Ганя с минуту молчал и с мучительными усилиями что-то соображал.
Ганя (взорвался). Быть не может! Она не могла вам велеть прочесть. Вы лжете! Вы сами прочли!
Мышкин (невозмутимо). Я говорю правду, и поверьте: мне очень жаль, что это производит на вас такое неприятное впечатление.
Ганя. Но, несчастный,